Город изменился в лице

От редакции. Питер изменился в лице. Всем известна история с газпромовсковским небоскребом, строительство которого перенесено из центра по требованию общественности города. Но это лишь частный случай. Одна победа не компенсирует сотен поражений. За последние годы Питера не узнать. О том, как было и как стало, рассказывает питерский житель, автор «Русского журнала» писатель Алексей Смирнов.

* * *

Он съежился, его руки втянуты в рукава блокадного пальто. Торгово-развлекательная мысль заключает старый город в кольцо, которое сжимается с каждым днем.

От небесной линии Петербурга, прочерченной покойным академиком Лихачевым, определяющей конфигурацию и сам дух города, новые хозяева отступились - скрипя зубами и сжав кулаки. Выше небесной линии строить нельзя. Но что это? Улица Марата. Выходишь, поднимаешь глаза и замечаешь в невской перспективе другого стеклобетонного урода, хоть и пониже ростом. Он мог бы украсить казахскую степь, но не центр Питера. Еще вчера его не было, вчера он сидел на корточках. А нынче привстал. И это происходит повсюду, напоминая рост не то галлюциногенных грибов, не то чертополоха. За последние десять лет Петербург обогатился рекордным количеством монстров – образчиков нового зодчества. Крохотный дом Дельвига, что на Владимирской площади, скукожился в тени многопрофильного чудовища – тоже чьего-то дома. Вероятно, это дом Большого Совокупного Поэта Современности.

В Питере, в отличие от Москвы, девелоперы предпочитают ползучую инфильтрацию. Здесь тесно, и офисная нежить метастазирует по мелким сосудам, отвоевывая дом за домом. Экспансия маскируется переименованием нового в старое под флагом сохранения и приумножения. Известно, что смена вывески дается легче всего. Приятно, что восстановлена в названии улица Миллионная, при коммунистах – Халтурина. Террорист Халтурин, пожалуй, не достоин быть улицей. В конце концов, он взорвал бомбу в Зимнем дворце, который, как-никак, всемирно известный Эрмитаж. Только Миллионная – не первое название улицы, но четвертое; она успела побыть Большой Немецкой, Большой и Немецкой. В первой половине 18 века здесь селились богатые иностранцы. Но об этом не вспоминают, ибо незачем. Из всех вариантов выбрано слово «миллион» как самое актуальное.

Улица Красного Электрика вновь переименована в Атаманскую. Причины понятны: когда-то здесь располагался Казачий полк, именовавшийся также Атаманским. Зато улица Красного Текстильщика осталась как была, хотя называлась прежде Малой Болотной. Чем текстильщик настолько лучше электрика? Когда-то на этой улочке было тихо и спокойно, стояло два стадиона. Ныне во владениях Красного Текстильщика – оголтелое строительство в соседстве с единым центром оформления документов. Фактически – среднеазиатский анклав. Очень удобно. Приезжий рабочий класс, едва успев оформить документы, тут же оказывается на стройке. Правда, текстильное производство тут совсем не причем.

В этой волне переименований налицо недостаток логики – или денег, но вот в последнее позвольте не поверить. Понятно, что важно явить преемственность, открестившись от советского сатаны, однако получается, что преемственность налаживается одной рукой, а вторая рука занята совершенно другим делом. Неподалеку от Нарвской заставы открылась забегаловка под наглой вывеской «Рим». Раньше в этом строении располагался туалет. В масштабах города стараниями власти все происходит наоборот, потому что деньги не пахнут. Если коммунисты ломали город в первоначальном азарте, а после, состарившись и притомившись, просто утратили к нему интерес, то новая власть целенаправленно отвоевывает себе метр за метр. Денег никогда не бывает вдоволь.

К советским постройкам она почти не притрагивается. В них нет ничего заманчивого, не наколотишь понтов. Существует, к примеру, спальный район, новостройное советское место, которое в народе называют «Четыре Дурака». Там протянулись проспекты Передовиков, Энтузиастов, Ударников и Наставников. Унылые пустоши, застроенные брежневскими «кораблями», неотличимые одна от другой. И вот туда-то неожиданно вонзили Площадь Карла Фаберже.

Это пышно, но центр Стокманна – очередное коммерческое чудо в историческом сердце города, на Невском - приносит намного больше дивидендов. По центру и надо бить, периодически обновляя надпись об опасности артобстрела и возлагая к ней цветы. Эта надпись на стене одного из домов в начале Невского проспекта давно приложилась к сонму городских символов. Город снова прицельно обстреливают; сегодня точнее, завтра кучнее. При артобстреле под угрозой оказывается правая сторона улицы. Или левая. Или обе.

Люди сопротивляются. Райсовет, например, останется райсоветом, даже если станет Администрацией

- Мне в райсовет…

- Это вторая остановка от 6-го мазазина!

Шестого магазина давно не существует, он сменил десять вывесок. Упрямое население цепляется за привычное – уже не петербургское, но советское.

Одной из потерь, которой сопровождалось крушение империи, стала утрата смысла. Не частного и не общего, а смысла как системного элемента мышления. Похоже, что при этом пострадала материнская плата коллективного разума, потому что с падением строя абсурд не исчез. Изъято звено, и сегодня никто ничего не знает ни о немцах с улицы Миллионной, ни об атаманах, которых выставили в шею красные электрики. Нервные клетки не восстанавливаются. Сознание расщепляется, как это бывает при шизофрении, и неизбежно деформируется.

В ленинградской и нынешней петербургской топонимике это обстоятельство отражается подобно океану, явленному в капле.

       
Print version Распечатать


© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67