Статусные диссиденты Боннэр и Сахаров всегда воспринимались нами и их противниками тоже как неприкасаемые парламентарии будущего и адвокаты иного, которое – черт его знает – глядишь, и возьмет верх.
Не сделай Люмет "Виз", он так и остался бы в истории кинематографа "жанровиком", нечаянно снявшим несколько удачных картин, замеченных высоколобыми интеллектуалами. "Виз" и "Телесеть" были признаны не критиками и не академиками, а зрителями.
Людмила Гурченко спешила жить, обожала Земфиру, знала, что такое Twitter. Она была актуальной, современной, ровесницей, а не нафталиновой звездой, застрявшей в советской эпохе.
Для некоторых быть – значит быть недосягаемыми. По-другому они не могут. Этого не прощают, и того количества врагов и врагинь, которые были у Гурченко, не знает ни одна актриса.
Эпоха вселенской скорби по отдельным личностям отступает под натиском холодной статистики миротворческих операций и техногенных катастроф, жертвами которых становятся рядовые люди, не способные оценить очарование небесных тел.
"Я верю в жизнь и буду за нее бороться", - говорила Тейлор. И боролась. Если бы существовала номинация на Оскар "За волю к жизни", Тейлор бы получила не одну статуэтку.
Лиз совершенно по-королевски несла статус персоны, чья индивидуальность равносильна помазанничеству. Элизабет Тэйлор останется в памяти, потому что в ней узнало себя наше время.
Если бы "Империя Зла" обладала таким саундом, Запад проглотил бы и Афганистан, и Олимпиаду. Но – не хватало энтузиазма и аппаратуры. Тянуло в акустику собачьих площадок.
Его книга стала известна как манифест здравого смысла и подвергалась насмешкам за предсказание гибели идеологии накануне самого мятежного десятилетия века.
Он никогда не считал, что законы политики можно представить и изложить так же наглядно, как законы физики. Политическая воля всегда имеет цель, и эту цель Белл считал благой: например, граждане, чтобы избежать раздирающих общество противоречий, устраивают референдум.
Это фактография драмы размером в человеческую жизнь, четко вписанную в советское диссидентство, перебитого сустава советской истории, оранжерейного, выросшего в советской душной теплице 50-70-х и не прижившегося на иной политической почве.
При всей насыщенности статьи Юрия Пущаева о Мамардашвили цитатами основное критическое беспокойство автора мне видится напрасным и не достигающим цели.
Парадокс в том, что Мамардашвили тогдашним грузинским националистам казался чуть ли не русофилом, хотя его позиция по отношению к исторической России и особенностям российского менталитета была, скажем так, не слишком дружественной.
Cкоропостижно умер на взлете своих трудов и замыслов Андрей Полетаев. Он настаивал на том, что историческое "настоящее" почти ничего не может сказать о прошлом: в нем все решения могут быть приняты заново.
Если Карла Поппера, процитированного президентом, худо-бедно в России знают, то про Липсета, также процитированного, мало кто слышал. Однако познакомиться с Липсетом сегодня было бы очень кстати.
Время уносит в прошлое надуманные легенды, сочиненные мифы стираются до заезженности анекдота, остается лишь труд - воплощенный труд мыслителя - в нашем случае Мамардашвили - и кропотливый труд читателя, то есть наш собственный.
На днях пришло известие о том, что знаменитый ученый-гуманитарий, профессор множества академий Шмуэль Эйзенштадт скончался. Впрочем, выдающийся ученый, а Эйзенштадт был ученым выдающимся, остается в истории своими делами и идеями.
Вознесенский преодолел грань между модернизмом и постмодернизмом в поэзии. Вознесенский – Кандинский от поэзии. Вознесенский – это оппонент Хрущёва. Вознесенский – Маяковский негероического времени.
Вознесенский был такой вот круглый, рыжий, замкнутый, яркий. Шар. Замкнутая, целостная сфера. Самодостаточная и, повторюсь, совершенно круглая. Даже не возьмусь подробно растолковать.
Человеком Горчев был совершенно отдельным, ни на кого не похожим. Весь, как и его проза, из сочетаний несочетаемого – человеколюбивый мизантроп, пофигист-философ, социоаутист-тысячник.
Валентина Толкунова всегда была второй. Но, если бы речь шла о битве за первенство в многоборье (по очкам), то титул абсолютной чемпионки ей был бы обеспечен.
Егор Летов отдавал себе отчет в том, что борьба против Системы обречена на неудачу. Но ведь победить, сражаясь с ней, не значит ее уничтожить – она неуничтожима; победить – значит остаться самим собой
Анатолий Иванович Уткин был одним из первых, кто познакомил отечественного читателя с политической Америкой как таковой и теми идейными течениями, которые ее формируют.
Вайль живой, не экранный, не книжный… Другой. Завораживающий. Аппетитный. Аппетит возбуждающий. Словом, фразой, интонацией.
Советские столоначальники жаждали признания, но так его и не получили. Единственный, кто был признан – Путин. Именно его народ признал разведчиком, Штирлицем. История "несчастного сознания" советского начальства на Путине и завершилась.
Свершение его состояло в том, что он гениально (в Штирлице) выразил эту главную русскую драму ХХ века - необходимость постоянно врастать в среду, притворяться, подстраиваться, играть, быть своим среди чужих, постоянно думать о том, чтобы не потерять лицо.
Он жил очень правильно. И его последние годы вызывают уважение: без суетливых тусовок и фуршетов, без унизительных "сериальных" ролей за бабло, без пошлых шоу на "Первом", без звездной болезни. Тихонов являлся примером того, каким должен быть Человек.
Однажды аудитории в сто человек показали фотографии частей мужского лица и попросили выбрать самые мужественные и привлекательные фотографии. В итоге сложились черты лица Штирлица.
Был у Тихонова и образ безвольного интеллигента, и образ просвещенного КГБшника. Его поздние роли были отличны от образа Штирлица. Видно, что постоянная тяга Тихонова к маске Штирлица – не более чем маска.
Милорад Павич быстро и прочно врастал в русский контекст, хорошо усваивался, заняв для любителей место в отечественном Пантеоне.
Елена Высочина нечасто писала свое, хотя внимательно следила за тем, что у нас происходило. Последняя публикация за год до смерти – статья "Ювенильная бесконечность" про книжку стихов для детей.
Без Бахчаняна неудобно совсем. Он во многом делал нашу работу, расчищал замусоренное пространство для нас и о себе сам все за нас сказал.
Ценность подхода, который предложил Леви-Стросс, заключается не только в том, что он многое рассказывает о времени первобытном, времени мифологическом, но и в том, что он рассказывает о современности.
Артур Медведев находился в центре разлома традиционалистов. Он понимал возрастающий диссонанс со временем, но стать менеджером по поставке "эзотерических учений" в глянце не мог.
Артур Медведев стал своеобразной точкой сборки, сделавшей возможным развитие российского традиционализма.
Что бы Сергей Михалков ни успел сделать на своем долгом пути, одно достижение в его жизни превзошло все другие – это его сын, гениальный русский режиссер Никита Михалков, искупивший своим творчеством заблуждения отца.
Сталинист, брежневец, монархист, православный, лауреат трех сталинских премий, друг Александра Введенского, – Сергей Михалков был всем этим одновременно и органично, без всяких внутренних противоречий и уж тем более терзаний.
За 5 до дней смерти Эдвард Кеннеди обратился с просьбой к властям штата Массачусетс обеспечить механизм моментального назначения нового сенатора в случае его кончины. "Либеральный лев" не забывал о нуждах родной партии.
Год назад Роберт Новак ушел из активной политической жизни США. Теперь – из жизни вообще. Прозванный за свое предельно циничное отношение к виду homo sapiens "Князем Тьмы" журналист, входивший в число тех, кто созидал всемогущество американской медиакратии в 1960-70-е, более не будет пером громить врага.
Его смерть – это не просто большая потеря для современной мировой социологии, это еще один шаг, с которым нас покидает эпоха тех, кто, во-первых, делал социологию, а во-вторых, создавал ту политическую реальность, которая впоследствии и становилась объектом внимания этой самой социологии.
В последние годы жизни Роберт Макнамара никогда не говорил о той социальной системе, которая привела его к вершинам власти, его - вежливого военного преступника с хорошо подвешенным языком.
Макнамара вряд ли оценивал перестройку Горбачева и развал Советского Союза как победу в Холодной войне. Как человек с острым аналитическим умом он понимал, что никакой выгоды для США от этого не будет.
Он был из той породы людей, которые полагают, что они могут использовать технократичные по свой природе, исходящие сверху вниз решения для регулирования огромных и непредсказуемых систем.