Алексей Турчин Война и еще 25 сценариев конца света, - М.: "Европа", 2008
Завтра же можно предполагать дальнейшее усиление гибких неформальных организаций самого разного толка, антропологических организованностей, основой которых становятся особо одаренные личности (люди-предприятия - manterprizers).
Осенью 2007 года страна сделала важный, перспективный и крайне опасный выбор, шансы на пересмотр которого минимальны - и вовсе не из-за давления со стороны властей. Просто этот выбор, в отличие от спровоцированной им грязной предвыборной игры, устраивает абсолютное большинство россиян.
Давайте представим себе, что к власти пришли коммунисты. Кто-то случайно сел на ресет в ГАС "Выборы", ну и... Понятно, что тут же в стройных рядах "Единой России" обнаружится невообразимое множество тайных адептов учения Ленина-Сталина, замелькают выкопанные в огородах капээсэсовские партбилеты...
Султыгов прописал некое видение политического будущего России, и возникает вопрос: свое видение или видение некоего сообщества? На этот вопрос надо найти ответ, так как предложенная Султыговым антиутопия реалистична в том смысле, что могут найтись силы, готовые предпринять попытку ее реализовать.
Соединения символа с земными делами жаждут люди, требующие третьего срока Путина. Есть шанс, что тогда уж он заговорит, как командир.
Разница между общественными системами нивелируется вплоть до полного однообразия. Смыслы уступают место функциям. Свершения - технологиям. Истины - "дискурсам". В общем-то, это и называется эпохой постмодерна.
"Власть имен", то есть способность давать образные названия имеющимся представлениям и картинам мира, - один из наиболее эффективных способов форматирования социокультурного пространства и управления им.
В качестве противовеса местничеству сохраняется отличный от нуля шанс, что правящий класс все же породит своего Ришелье, способного в целях развития страны и, главное, собственной карьеры построить феодальную вольницу.
Нам, возможно, слишком привыкшим издеваться над словосочетанием "светлое будущее", теперь будет более понятен его перевод на английский, столь удачно сделанный Мартином Лютером Кингом: I have a dream.
Многих деятелей, скопивших состояние в 90-е, преследует в ночных кошмарах вовсе не образ неотвратимого карающего советского правосудия, а заданный тихим и спокойным голосом вопрос: "Отец, почему вы продали страну, которая принадлежит нам?"
Общество без рефлексии не имеет будущего. Первым шагом к общему кризису у нас стало отключение памяти и порча инструментов рефлексии.