Удручает непрофессионализм и тупость обиженной стороны. Телевизионные нотации эстонским гробовщикам напоминают пьяные слезы престарелой куртизанки: "Да, я блядь, но блядь честная", что в переводе на язык теленовостей значит - "Россия заняла сдержанную позицию". После того как девка получила в глаз, ее моральные апелляции к коллегам по цеху, может быть, и компенсируют привычное состояние унижения, но не означают, что она в праве хамить клиенту. А как иначе объяснить нежелание России потреблять чухонские шпроты? И нам говорят: "С памятником, конечно, не очень хорошо получилось. Но ведь не катком же по святыням прошлись, как это делается у вас, в Химках, а цивилизованно - демонтаж называется. А вы на принцип пошли, стулья ломаете, шпроты...".
Консолидированной позиции Европы по эстонскому вопросу не будет. "Демонтаж" памятника советским воинам-освободителям - свидетельство кризиса европейской политики в целом. Только чрезвычайные обстоятельства могли вынудить топ-менеджмент эстонских территорий пойти на столь нарочитое поругание артефактов, обладающих качеством святости.
Чужая земля страшит своими святынями. И как быть, если кости мертвецов создают угрозу отторжения? Земля-то русская, а на чухонцев надежды мало. Осознанная эстонскими братьями несправедливость беловежской миросистемы, их раскаяние за многолетние издевательства над своими кровными негражданами - опасный прецедент для серьезных людей из серьезных евроинститутов. Слишком поспешно они стали топтать эту землю сапогами совершенных солдат всемогущего альянса. Я не политолог, а философ - поэтому в точности не знаю, что творится в голове у эстонского премьера с бабочкой конферансье. Но убежден - "демонтаж" русской святыни инспирирован "единой Европой". Ей надо упредить бунт, сделать его управляемым.
Эскалация конфликта через вторжение в символическое измерение культуры говорит о недостаточности рутинных инструментов политики. А это значит, что на месте, где происходило согласование интересов, произошло столкновение принципов. Политике здесь уже не место, а точнее - включаются механизмы культуры, которые не считаются с нашими сиюминутными, актуальными интересами. Политическая партия "Единая Европа" переживает трагедию субъектности. Ведь, если уж говорить по гамбургскому счету, произошел "демонтаж" именно европейской святыни. В который раз, не по своей воле, Россия становится единственной защитницей и хранительницей "европейского". Но никто не может быть уверенным, хватит ли ее на очередную отечественную...
Контрагенты слишком хорошо знают, как в прибалтийских землях окормляется "серьезный" русский бизнес. Радуются и веселятся, когда единственной жертвой поругания святынь становятся шпроты. И то верно - Русь, подсаженная на эстонский хавчик, сосредоточивается: прилавки грамсторов опустели. Друзья народа компостируют мозги - не вкушайте! Рыжий патриотичный клеврет отнимает у эстонского супостата право на государственность: недостоин ЕСИ! "Не послать ли нам пышногрудую заокеанскую нимфетку вознаградить этих русских за их трепетную любовь к своим великим предкам?" И "Сволочи" поучают леденец. А если кто и рыпается, то объяснение находится быстро: "Ты, русский свинья, оч-чень пльохо понимать наш европейский менталитет".
По законам символической реальности все русские, включая прошлые и будущие поколения, подверглись унижению через технологию взлома вневременных параметров культуры, наделяющих сознание качественной определенностью по признакам сакральное-профанное. Именно сакральный подтекст нового конфликта с Европой делает невозможным ответ в логике оппозиции "русские святыни - эстонские шпроты". Не обыденное оскорбление, но унижение абсолютно ценного до предела обостряет причастность настоящего "священной истории". Впервые календарный ритуал празднования Дня Победы будет связан для русских с невольным восстанием из земли умерших предков, победителей, взывающих к отмщению.
Не Эстония, а Европа является здесь стороной-ответчицей. Поспешное, даже суетливое включение молодых, без государственных традиций народов в западноевропейские военно-политические институты обернулось против нее самой. Ведь основой для создания "большой" Европы стало не осознанное, а потому справедливое, стремление к единству исторической судьбы, а возбуждаемое национальное чувство "освободившихся и гордых", которое в течение долгового времени будоражили и доводили до предела самомнения и самодовольства.
Взяв на себя обязательства включить прибалтийские народы в общеевропейский, а шире - общемировой цивилизационный контекст, Европа смогла лишь наделить их тупым презрением и враждой к общечеловеческому. Ревизия холокоста идет по принципу добивания жертвы. Поэтому нелепо требовать от "суверенной" Эстонии "терпеть" наши святыни, если не считать шпроты плодами общечеловеческой культуры.
Сегодняшняя проблема заключается не в том, что Россия должна научиться принимать "адекватные меры". Необходимо давать культурные ответы на вызовы, выходящие за пределы политической компетенции. Поэтому самый опасный из возможных путей - попытка солидаризировать униженную нацию "обиженных и оскорбленных". За такой солидарностью не признают достоинства. Статус обиженных не предполагает неприкосновенности святынь, а достоинство победителей вряд ли можно измерить шпротами.