Оговорим сразу, что какие бы замечания ни высказывались в отношении этой книги, в России ее все равно будут читать. Дело в том, что Петер Воге совершил настоящий подвиг. Словосочетание «невозможная книга», которым он характеризует свой монументальный труд, пожалуй, самое точное. Работа посвящена истории западных представлений об индивиде.
В книге обобщен огромный материал. Здесь множество исторических экскурсов, в том числе и в повседневность. Автор характеризует социальные условия, которые формировали индивида в разных обществах и в разные эпохи. Пишет о том, чем было «я» в Древнем Египте, в Древней Греции и в Древнем Риме, в средневековой Европе, в Италии эпохи Ренессанса, в Германии времен Тридцатилетней войны, в Северной Америке на момент начала Войны за независимость, характеризует европейский капитализм XIX века и тоталитарные режимы XX столетия.
Книга Воге отчетливо делится на две части, каждая из которых имеет свой сюжет.
В первой автор выстраивает цепь позитивных сдвигов в истории западной цивилизации. Индивид открывает себя в бунте против традиций, обретает способность помыслить себя вне общества и какого-то конкретного этноса, открывает свой внутренний мир, получает возможность выбора социальной роли. В философии формируется понятие субъекта, которое сыграло основополагающую роль в формировании науки Нового времени, возникает представление о правах человека, которые постепенно законодательно закрепляются.
Сюжетом второй части становится растворение индивида сначала в новой научной мифологии (марксизм, дарвинизм и фрейдизм), а затем и в новых политических (тоталитаризм) или экономических реалиях (консьюмеризм).
Разумеется, наряду с историческими процессами и происшествиями в мире идей в книге рассматривается и вклад отдельных личностей - героев и антигероев. Это - философы, писатели и ученые, которые изменяли представления современников об индивиде и его месте в обществе и вселенной, или же политики и диссиденты, пытавшиеся переделать мир.
Список имен огромен. Вот только те, которые фигурируют в содержании книги: Эхнатон, Гомер, Платон, Александр Македонский, Иисус Христос, Блаженный Августин, Кретьен де Труа, Фридрих II Великий, Данте, Брунеллески, Николай Кузанский, Парацельс, Коперник, Кеплер, Галилей, Монтень, Лютер, Кальвин, Декарт, Руссо, Мэри Уолстонкрафт , Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель, Достоевский, Штайнер, Шопенгауэр, Шеллинг, Петр I, Кьеркегор, Ибсен, Дравин, Маркс, Фрейд, Андрей Белый, Джойс, Шпенглер, Витгенштейн, Ленин, Сталин, Гитлер, Замятин, Оруэлл, Хаксли, Чаплин, Сартр, Симона де Бовуар, Фуко, Виктор Франкл, Ханс и Софи Шолль, Солженицын.
Безусловно, Петер Воге верит в прогресс, который понимает как утверждение достоинства индивида и его прав, расширение его возможностей. По существу, высвобождение в человека индивида у Воге можно трактовать как его приобщение к некой глобальной цивилизации, которую исследователь мыслит по образцу европейской. Это некое идеальное сообщество, состоящее из автономных личностей, то есть таких, которые выбирают добро по своей воле, а не под давлением коллектива.
Однако путь к этому идеалу оказывается не только не легким, но и не прямым.
Многие герои книги одновременно оказываются и антигероями. Эхнатон пошел против традиций, но свою реформу навязывал всей стране, пользуясь абсолютной властью фараона. Платон, с одной стороны, подарил нам образ бунтаря Сократа, с другой, написал «Законы». Блаженный Августин не только открыл внутренний мир индивида, но и поставил его в жесточайшую зависимость от церкви.
Воге объясняет эту двойственность тем, что никто не может быть полностью уникальным. Каждый из этих героев, несмотря на свои заслуги в деле освобождения индивида, все же оставался человеком своего времени.
Как уже говорилось, книга Петера Воге отчетливо делится на две части, что указывает на очень важный водораздел. С наступлением XIX столетия количество автобиографий, автопортретов, дневников и концепций индивида становится необозримым. Именно в эту эпоху мы встречаем мыслителей, которых трудно обвинить в какой-то форме коллективизма (Штирнер, Кьеркегор, Ницше). Напротив, все они крайне последовательные индивидуалисты.
Однако потом вновь появляются персонажи двойственные. К примеру, Зигмунд Фрейд считал индивида, подавляющего свои желания в угоду обществу, глупцом. Однако именно он расколол некогда считавшееся целым «я» на «я», «сверх я» и «оно». Более того, в конце концов, как показывает Воге, именно идеи Фрейда легли в основу современной политической пропаганды и рекламы, цель которой - сделать важнейшие решения индивида неосознанными.
Карл Маркс хотел победить отчуждение, положить конец опредмечиванию человека в индустриальном обществе. Однако в итоге многие тоталитарные режимы XX века получили довольно удобную для подавления личности идеологию.
В данном случае никак нельзя сказать, что ущерб, который эти мыслители нанесли делу освобождения и развития индивида, объясняется их приверженностью каким-то традициям. Остается только сожалеть о том, что такой важный вопрос не получает у Воге последовательной разработки.
И он не единственный. К примеру, Воге постоянно подчеркивает, что со времен Сократа самопознание и приготовление к смерти - смежные, взаимопереплетенные философские практики. Можно предполагать, что растворение понятия индивида в некоторых философских учениях XX века (к Витгенштейну и Фуко Воге явно относится более серьезно, чем к Марксу и Фрейду) для Воге лишь фаза в развитии этой идеи и явления, на которое она указывает. Это - не более чем временная смерть зерна, без которого невозможно продолжение жизни. Автономный индивид рассматривается как семя, из которого должно появиться новое человечество.
Но это не более чем наше попытка резюмировать сказанное Воге в виде метафоры.
Метафоры особенно хороши в текстах художественных. И от автора уже как от филолога (Воге - специалист по Достоевскому) мы ожидаем разъяснения не только того, как литература конституировала индивида в ту или иную эпоху. Хорошо бы еще узнать и о том, как литература в ту или иную эпоху содействовала снятию индивидуации, то есть снабжала лекарством от синдрома несчастного сознания, фатально противопоставившего себя обществу и мирозданию.
Увы, Воге почти ничего об этом не говорит, хотя конкретные мотивы «Одиссеи» и «Пер Гюнта», к которым он постоянно возвращается, однозначно указывают на то, что он, по меньшей мере, чувствует проблему. Однако, к сожалению, в этой книге литература для него по большей части только иллюстрация, наглядная модель развития каких-то идей. Скажем, появление мотива демонического двойника в прозе XIX века рассматривается у него как предвосхищение открытий психоанализа.
Впрочем, если в России обозначенные выше функции литературы и будут в дальнейшем изучаться, то исследования будут опираться на достижения Воге. Без него уже не обойтись.
Воге Петер Норманн. Я. Индивид в истории культуры. – СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2011. – 728 с.