В калининградском зоопарке стоит маленький памятник - такая вкопанная в землю гранитная доска, на которой написано - мол, на этом месте взвод старшего лейтенанта такого-то уничтожил столько-то немцев, обеспечив тем самым результат боя за зоопарк. Памятник стоит практически у самого входа, и я всякий раз веселился, проходя мимо этой надписи - есть что-то трогательно-нелепое в этом сочетании сурового слова "бой" (сразу в голову почему-то приходит Сталинград) и уютного и мирного "зоопарк".
Кенигсберг наши взяли 9 апреля 1945 года - ровно за месяц до Победы и за год с небольшим до того, как город стал Калининградом. Бой за зоопарк, конечно, не решил исхода всего кровавого штурма города, но к наиболее красивым эпизодам калининградско-кенигсбергской истории, безусловно, относится. Прекрасный сюжет для фильма, кстати: весна, зоопарк (все цветет, тепло, хорошо), медведи, слоны, крокодилы - и наши солдаты с автоматами форсируют ручей, стреляют в немцев из-за клеток с тиграми, гоняют испуганных оленей, кричат жирафам - "Пригнись, твою мать!"... На экране очень даже бы смотрелось.
В результате боя в зоопарке уцелели (здесь и далее пользуюсь заметкой о зоопарке из газеты "Калининградские новые колеса") только барсук, лама и бегемот. Про бегемота в перестроечные времена несколько раз писали в центральной прессе, помню даже заголовок - "Сталинская забота о бегемоте", обличители Сталина активно стебались над тем, что после взятия Кенигсберга советский вождь, по слухам, взял судьбу бегемота под особый контроль - ему, старейшему бегемоту европейских зоопарков, даже кололи дорогой импортный пенициллин, которого и для солдат не всегда хватало. Советский офицер Полонский, зоотехник по мирной специальности, которому было поручен ухаживать за раненым бегемотом. Полонский писал в "Истории лечения бегемота": "Бегемот. 18 лет. Рост большой. Кличка Ганс. Четыре раза ранен. И еще два раза саморанения. Тринадцать дней был без пищи и воды. Принял лечение к бегемоту 14 апреля 1945 года. Впервые оказал помощь водой. В последующем попытался дать ему молока. В следующий раз - молотой свеклы. Бегемот принялся кушать. Но через три дня отказался. Я поспешил дать бегемоту водки. Дал четыре литра. После чего бегемот стал сильно просить кушать <...> Прошло две недели. Бегемот кушает слабо. Я решил дать водки - четыре литра. Бегемот стал кушать хорошо <...> Удалось спасти бегемота, не отходя от него, через 21 день. Через один месяц и 19 дней я добился полного здоровья и сейчас занимаюсь дрессировкой бегемота - катание верхом на бегемоте по парку".
И это уже действительно настоящее кино. Русский офицер пьет водку с бегемотом. Русский офицер ездит верхом на бегемоте по аллеям зоопарка. Бегемот - и по имени, и по возрасту, - символ старой Германии - Германии, пережившей Гитлера, Германии, вышедшей из войны с "ранениями и саморанениями". Германии, над которой висит сталинский лозунг о приходящих и уходящих гитлерах и остающемся германском народе. Русский город Калининград, появивившийся на месте уничтоженного Кенигсберга, въехал в историю верхом на этом бегемоте.
По понятным причинам в Калининграде нет местных легенд и преданий, которые, обрастая с каждым годом новыми подробностями, из поколения в поколение передаются от прадедов к правнукам. Город без собственной мифологии - это просто населенный пункт, а не город. Когда в середине восьмидесятых повсеместно стало модно возвращаться к истокам, в "Калининградской правде" появилась рубрика "Из прошлого нашего края", в которой еженедельно публиковались старинные немецкие гравюры с видами города и сахарные статьи краеведов о благословенных золотых днях довоенного Кенигсберга.
Конечно, это было полезно и нужно, даже необходимо. Всегда интересно узнавать, что на месте того города, в котором ты родился и живешь, когда-то жил совсем другой народ, который невидимая рука истории аккуратно (или неаккуратно) переместила в другие места, освободив место для твоих предков и тебя лично. Но дефект тогдашнего возвращения к истокам состоял в том, что люди искали именно свои корни, и находили их там, где их не было и быть не могло, потому что не было уже никакого Кенигсберга, погиб Кенигсберг под огнем британской авиации, советской артиллерии и под колесами железнодорожных составов, вывозивших после войны немецкое население области в Германию.
Произошло чудовищное по своей несправедливости замещение: люди поверили в то, что чужое прошлое принадлежит им. Логическим продолжением интеллигентных краеведческих изысканий в партийной газете стало бульварное телешоу "Тайны лаборатории Кенигсберг-13", в котором ведущий (к слову, совсем не коренной калининградец - выходец из Казахстана) рассказывал уже им самим придуманные легенды о мистике несуществующего города. На волне тогдашних исторических открытий местная (к сожалению, погибшая в девяносто восьмом году) газета "Новый наблюдатель" печатала сериал о великом земляке (и главном герое большинства исторических и псевдоисторических публикаций о Кенигсберге) Иммануиле Канте - о том, как Кант изобрел лампочку, как Кант изобрел презерватив и так далее. Некоторые даже верили.
В девяностые годы родилась новокенигсбергская калининградская мифология, в которой уже не оставалось места ни русскому, ни даже немецкому прошлому (реальному прошлому!) города и области - то бургомистр родного города барона Мюнхгаузена торжественно вручит калининградскому мэру серебряную монетку, которую, согласно этой мифологии, барон задолжал хозяину кенигсбергского кабачка, то один мой московский знакомый, ездивший на выходные в Калининград, расскажет мне услышанную в Калининграде историю о пяти немцах-пивоварах, которых не депортировали из города в конце сороковых, а оставили в Калининграде, заставив делать для калининградцев пиво по старинным немецким рецептам (на самом деле, конечно, все калининградские пивзаводы имеют сугубо советское происхождение, и популярное ныне пиво "Кенигсберг" еще десять лет назад продавалось под маркой "Жигулевское", оставаясь таковым по рецептуре и до сих пор).
Мифология - вещь нужная. Но мифология тем и хороша, что она наиестественнейшим образом встроена в историю, и неважно, что камни к афинскому Акрополю на самом деле подвозят из ближайшего карьера на радость туристам - Акрополь-то от этого настоящим быть не перестает. Здесь - другое. Это такая лужковщина, когда на месте настоящего строят "такое же, только лучше", и на старинный мрамор полов "Елисеевского" кладут дешевую (или даже дорогую - неважно) импортную плитку.
Фальшивая мифология, победившая историю в одном отдельно взятом регионе - та же дешевая (или, повторю, дорогая) плитка. Плитка, под которой задыхаются и принявший во время русской оккупации в середине восемнадцатого века русское подданство Иммануил Кант, и губернаторствовавший в Кенигсберге отец будущего генералиссимуса Василий Суворов, и поколения русских, для которых эта земля давным-давно стала своей, и никто никому не давал полномочий лишать эту землю русскости. Если кенигсбержцам-самозванцам не жалко всего этого - то бегемота-то, бегемота Ганса с катающимся на нем верхом зоотехником Полонским - его-то можно пожалеть?
Почему Сталин жалел бегемота, а кенигсбержцы не жалеют?!