С романом Сэлинджера «Ловец во ржи», а именно так следует переводить с английского языка незабвенное «Catcher in the Rye», я познакомился где-то в конце 1960-х – самом начале 1970-х годов. Читал я его по-английски, и поэтому не признаю перевод названия «Над пропастью во ржи». Почему-то оно ассоциируется у меня с гораздо более поздними конструктами типа «Жить (не) по лжи».
Издание было на английском языке, но издано каким-то советским издательством, ориентированным на то, чтобы обучить советских русскоговорящих старшеклассников и студентов современному английскому языку. И потому издание было обильно снабжено комментариями.
Как понимаю, большинство этих комментариев ссылались на единственный на тот момент русский перевод романа, исполненный Ритой Райт-Ковалевой (кто-то сегодня называет ее самою и ейный перевод «великими»).
И вот, как сейчас помню: чтение романа Сэлинджера дало мне огромный импульс к изучению того, что на тот момент (1960-е годы) можно было назвать современным английским языком в его американской ипостаси.
Я читаю: «David Copperfield kind of crap» («всякое дэвидокопперфильдовое дерьмо»), в комментарии: «Всякая ерунда в стиле Давида Копперфильда».
Или: никакой комментарий не объяснял разницу понятий «for a night or for a throw» («за ночь или за палку») в общении между главным героем и сутенером, предлагающим ему услуги проститутки.
И, как апофеоз! В оригинале написано; «Кто-то написал Fuck you на стене». В комментарии: «Кто-то написал на стене похабщину».
И вот теперь этот перевод Райт-Ковалевой выдают за классический и едва ли не канонический.
Ну да, если считать, что мы во второй половине XX века должны были изъясняться на языке Пушкина, то, может, оно и так. Но ведь и Пушкин писал: «А Луиза – поцелуй! Выбрать – так обидишь. Так на всех и встанет ***, только вас увидишь». Как бы это четверостишие перевела на современный ей русский язык Райт-Ковалева!
Потом уже, в 1970-е годы, года я был студентом, наша замечательная преподавательница английского языка, ныне покойная Людмила Тимофеевна Филюшкина (Господи, прости мне все то хамство, которое я позволял себе в общении с ней!) как-то спросила:
– Ну вот, Холден Колфилд считает критерием хорошего писателя одно: если читателю хочется позвонить писателю и о чем-то его спросить. О чем бы вы хотели спросить Дэвида Сэлинджера? (А он к тому времени уже лет 10–15 как ушел в отшельники и вообще ни с кем не общался).
Мы (нас было восемь) долго молчали.
Потом мой друг Марат Елканидзе сказал: «А я бы позвонил ему и сказал: «Хэллоу, мистер Сэлинджер», – и повесил бы трубку».
Не знаю, не знаю.
Но мне, честно говоря, жаль, что за прошедшие почти сорок лет я так и не нашел повода позвонить Джерому Сэлинджеру.
Зато знаю одно: несмотря на все бабские, слащавые, прилизанные переводы Райт-Ковалевой, Сэлинджер сыграл огромную роль в формировании того, что сегодня является русским языком, когда слова «ж**а» и им подобные (отнюдь не относящиеся к пласту табуированной лексики русского языка) не надо прятать за какими-то стыдливыми эвфемизмами. А можно произносить их громко, не боясь того, что они вызовут ханжески-стыдливые ужимки современных последователей (скорее, последовательниц) Райт-Ковалевой.