Для либерального интеллектуала на Западе поддержка жестких действий власти, мотивированных национальной безопасностью, скорее, даже норма. Возьмем холодную войну между США и СССР: с 1946 года и по начало 1990-х большинство интеллектуалов, считавшихся либералами, одобряли маккартистскую «охоту на ведьм» – ту, что в 1950–1960-е годы велась в США против коммунистов и «левых», – со всеми прелестями вроде беспредела ФБР и постановочных судебных процессов с последующей гарантированной «посадкой». Точно такую же позицию заняли многие либералы после событий 11 сентября 2001 года, особенно в период вплоть до 2005 года. Поддержали почти единодушное одобрение конгрессом антиконституционного по своей сути «Патриотического акта», а также циничное нарушение международных конвенций о правах военнопленных и запрете пыток.
Если «жесткая политика государства» включает также объявление войны, – как в случае с Югославией или Ираком, – то большинство либералов особенно не взволновало злоупотребление президентом правом на ведение войны, которое, согласно Конституции, закреплено за конгрессом.
Либеральные академические круги глубоко политизированы. Университеты зависят от вкладов и пожертвований. Их высшее руководство – деканы, профессора – бдительно следят, чтобы студенты, младшие, да и старшие, преподаватели не создавали потенциальных угроз финансированию, демонстрируя «неудобные» политические взгляды. Это или война, или политика Израиля – если взять две самые «скользкие» темы. У государства есть целый ряд средств принуждения в отношении университетов, и либералы (впрочем, как и консерваторы) никаких иллюзий на этот счет не питают. С правительством происходит постоянное взаимодействие: либеральные ученые и преподаватели все время снуют между кафедрой, «мозговыми центрами» и правительством. Примером может служить либеральный юрист Дон Джонсен: раньше он преподавал в университете штата Индиана, а сегодня работает в администрации Барака Обамы, в управлении по правовым вопросам министерства юстиции США, заменив на своем посту одиозного Ю – человека, который при Буше обосновал применение пыток. Некоторые чиновники по экономическим вопросам в администрациях Билла Клинтона и Барака Обамы также вышли из академической среды. «Мозговые центры» в этой конструкции способствуют изоляции власти от мнения рядовых граждан, пользуясь своим статусом дипломированных «экспертов», озвучивающих те или иные позиции. Точно так же, как это делает официальная пресса и вообще «комментариат» из «придворных экспертов», как я их всех называю.
Крупных «левых» интеллектуалов сегодня, конечно же, гораздо меньше, чем в 1930-х, 1950-х или 1960-х, учитывая общий упадок организованного левого движения. В 1930-х в Америке была мощная коммунистическая партия, в которой хватало начитанных и воинственных активистов; были и другие заметные левые фракции и группировки – как внутри, так и за пределами рабочего движения. В послевоенный период таких людей было достаточно в Прогрессивной партии Генри Уоллеса. Много влиятельных левых интеллектуалов имелось и в 1950–1960-е годы – таких, как С. Райт Миллз, или Герберт Маркузе, или Пол Суизи. Сегодня, после почти сорока лет «чисток» в университетах, мы имеем истощение и почти полное разложение организованного левого движения. Этот упадок – дело, само собой, печальное. Заметных «левых» интеллектуалов, таких как Ноам Хомски или Говард Зинн, немного, хотя в долгосрочном плане их роль в просвещении новых поколений диссидентов ни в коем случае не стоит недооценивать. Не думаю, чтобы сейчас среди западных интеллектуалов было много критической саморефлексии. Произошел отказ от философских представлений о лучшем общественном устройстве и совершенствовании человеческой природы, мы действительно откатились на гораздо более прагматические и утилитарные позиции – и в образе мысли, и в образе действия, что в конечном итоге действительно подрывает основы либерализма в лучшем смысле этого слова. (Либерализм может, конечно, означать и ничем не ограниченную рыночную экономику – то есть нечто совершенно иное и отнюдь не «либеральное» в первом значении).