Самуэль Хантингтон был одним из наиболее талантливых обществоведов своего времени. В 1950-е годы, когда он только начал свою долгую академическую карьеру на факультете управления Гарвардского университета, мир был исполнен оптимизма относительно способности решать социальные проблемы. После Второй мировой войны казалось, что небольшого толчка и американского know-how хватит для того, чтобы обустроить весь мир. Многие умные люди – позднее мы назовем их "лучшими и ярчайшими умами" – полагали, что государства, тогда только появлявшиеся из-под руин колониализма, могут быть подняты с помощью "Нового курса" сельской электрификации.
В этой идее было много верных положений: развивающийся мир до сих пор страдает от недостатка инвестиций в базовую инфраструктуру, вы глупы, если считаете иначе. Однако Хантингтон понял то, что прочие как-то упустили. Без порядка никакой социальный прогресс невозможен.
Известный в последние годы как неоднозначный внешнеполитический мыслитель, Хантингтон утверждал, что демократизация окажется долгим и неодномерным процессом и что многие – если не все – постколониальные государства в конце концов придут к авторитаризму. Он также видел во вдохновленных Мао сельских революциях, распространявшихся по Азии, то, чем они на самом деле и являлись: чудовищную угрозу для прав человека.
Достаточно просто упомянуть, что эти идеи не пользовались популярностью в Гарварде в 1960-х годах. Хантингтон был демонизирован за то, что в свою бытность советником он способствовал усилению правительства в Южном Вьетнаме. Среди прочего Хантингтон призывал к достижению политического соглашения с вьетконговцами, которое он рекомендовал сочетать с урбанизацией. Эта урбанизация должна была неизбежно ослабить повстанцев из сельских районов.
Хотя Южный Вьетнам и пал, работа Хантингтона сильно способствовала усилению Америки в противостоянии вооруженным восстаниям. Более того, образ процветающего и стабильного Южного Вьетнама позднее был подхвачен во всей Восточной Азии.
Хантингтон был чрезвычайно скромным человеком. Просто невозможно представить его требующим себе хоть долю того признания, которое ему положено за мирный демократический транзит в Южной Корее, Тайване, Бразилии и Чили. Есть реальное ощущение, что Хантингтон написал пьесу о том, как построить лучшее общество, – пьесу, содержащую массу малоприятных истин.
Например, Хантингтона осудили за его призывы к медленному и постепенному переходу к либеральной демократии. Он боялся слишком быстрых демократических транзитов, которые могли привести или к нелиберальным государствам (в лучшем случае), или же к клептократиям (в худшем). Как это ни странно, но осторожность Хантингтона позволила некоторым критикам назвать его фанатиком. Это было еще до прихода Владимира Путина и Уго Чавеса – настоящая коалиция наполеонов! Их приход снова продемонстрировал правоту Хантингтона.
Конечно, Хантингтону не всегда удавалось быть правым. В мире он известен как автор работы "Столкновение цивилизаций", в которой утверждалось: идеологические конфликты холодной войны замещаются культурными конфликтами, коренящимися в древних религиях и этнических различиях. На этом этапе своей карьеры Хантингтон уже перешел от аккуратной работы ученого к хватанию людей за руки и предупреждению их о грядущих кошмарах.
Демократ Хантингтон на самом деле был истинным консерватором, он в высшей степени скептически относился к крестовым походам и радикальным экспериментам. Учитывая тот факт, что большую часть своей жизни Хантингтон провел, изучая хрупкие общества, это едва ли должно нас удивлять. Во внешней политике он постиг ценность стратегического сдерживания. Тезис о "столкновении" был отчасти ответом Хантингтона на усилия Америки остановить пролитие крови на Балканах и в Сомали, это общества, которые американцы не понимали и едва ли могли найти на карте. Это невежество привело политиков к недооценке масштабов противостояния и того недовольства, которое может породить вооруженное вмешательство.
Как и все прочие критики, я указывал на то, что Хантингтон уделял слишком много внимания столкновениям цивилизаций и недостаточно столкновениям внутри цивилизаций. Как безнадежный неоконсерватор я испытываю куда больше оптимизма относительно возможности распространения либеральных ценностей по всему миру. Однако я не могу не согласиться с Хантингтоном, когда он призывает США действовать аккуратней в мире, который мы не всегда понимаем.
Позднее Хантингтон, бывший моим преподавателем и всегда стимулировавший меня на дальнейшее творчество, несмотря на наши многочисленные разногласия, обратил свое внимание на будущее американской идентичности.
Между 1981 годом, когда он опубликовал работу "Американская политика: обещание дисгармонии", и 2004 годом, когда он опубликовал "Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности", взгляд Хантингтона на будущее Америки стал более мрачным. Первая книга была посвящена вере в свободу, демократию и равенство, которую он рассматривал как сущность американской идентичности. Однако во второй он уже утверждал, что американская идентичность касается не столько идеологической веры, сколько в высшей степени разнородного американского афро-англо-протестантского наследия.
Вместо утверждений о необычной вязкости и объемности этой причудливой культуры, Хантингтон начал говорить о том, что дни плавильного котла сочтены. Он боялся, что массовый приток иммигрантов из Мексики превратит Америку в билингвальное и бикультурное общество, которое будет менее стабильным и более конфликтным, чем какое бы то ни было другое общество мира.
Я же полагаю, что этническая мешанина Америки – источник ее силы. Я утверждаю это не потому, что являюсь безудержным оптимистом. Многие общества конфликтны, это показали и Хантингтон, и многие его коллеги, как, например, Роберт Патнем. Однако я исхожу из той точки зрения, что более открытый и взаимозависимый мир нуждается в обществе, которое бы выступало в качестве образца, ядра, которое было бы культурной и институциональной lingua franca, операционной системой Земли.
В своем знаменитом эссе, опубликованном в Foreign Affairs, Хантингтон предупреждал, что Америка отныне является не действующим актором, но ареной, на которой различные диаспоры и группы интересов борются за влияние. Мне кажется, это верно. Однако быть мировой ареной не так уж и плохо.
Источник: http://www.forbes.com/2008/12/28/huntinton-political-science-oped-cx_rs_1229salam_print.html
Перевод с английского Дмитрия Узланера