Скромность истинного эксперта

Умер теоретик постиндустриального общества

От редакции. В среду, 26 января в своем доме в Кембридже (штат Массачусетс) умер Дэниел Белл (Daniel Bell) — один из крупнейших интеллектуалов послевоенной Америки, социолог и публицист, основоположник теории постиндустриального общества.

* * *

Дэниел Белл (10 мая 1919 -- 25 января 2011) был, вероятно, последним публичным интеллектуалом, для которого существовала “чистая” социальная наука. Концепция чистой науки, некогда приводившая в движение все рычаги успешных исследований, оспаривалась еще в годы юности социального мыслителя: постоянно происходившая реструктуризация интересов социальных групп, каждая из которых по-своему объясняла окружающую действительность, грозила превратить социальные науки в простое собрание различных объяснений.

После второй мировой войны, как отмечал сам Белл, границы чистой науки стали размываться еще интенсивнее. Раньше “линейные” объяснения, жёсткие цепочки причин и следствий, служили лишь частными примерами общих закономерностей, вскрываемых пытливым и неординарным умом учёного. Но в американской политологии первых этапов холодной войны такие условные модели и примеры были отождествлены с самыми общими закономерностями политической жизни. Поэтому, скажем, если раньше протестное или лояльное поведение групп считалось ходом в политической игре, то теперь оно стало рассматриваться как манифестация политической позиции, на которую уходят все силы группы, претендующей в свою очередь деформировать политическую структуру. Такое натуралистическое прочтение политической жизни сказывается и в наши дни во многих попытках синтеза социальных и гуманитарных наук.

Дэниел Белл пошёл по другому пути. Он никогда не считал, что законы политики можно представить и изложить так же наглядно, как законы физики. Политическая воля всегда имеет цель, и эту цель Белл считал благой: например, граждане, чтобы избежать раздирающих общество противоречий, рано или поздно устраивают референдум. Особенно это относится, по мнению Белла, к США, где конституция возникла вместе с государством, и поэтому опосредованно происходящий референдум является постоянной ситуацией американской демократии. Всякое осуществление властных полномочий происходит в США с санкции общества и отдельных его групп, и “референдум” не утрачивает своей власти над властями всех уровней.

Отстаивая преимущества американской демократии перед идеологическим обществом, Белл выпустил в 1960 г. книгу “Конец идеологий”, сразу же ставшую одним из самых значимых произведений о современном обществе. Белл считал, что идеологии точно так же управляют массовыми движениями, как харизматические лидеры -- своими адептами: как адепты видят в лидере долгожданного спасителя, способного отвечать их чаяниям, так и массы видят в идеологии лучший способ покончить с конфликтами и угрозами. Но в послевоенном мире сами группы стали другими: они не хотят (да и не могут в условиях безысходного всемирного противостояния) уже просто сплачиваться в единый строй будущих победителей угроз. Каждая группа ищет теперь в первую очередь основания своего собственного единства, и находит его в решениях власти. Власть может вести очень жёсткую политику, вызывающую протесты, но она разрабатывает уже не идеологию, а принципы групповой идентичности – и каждая группа может найти в решениях власти что-то для своей пользы, чтобы не оказаться оторванной от больших событий.

На волне этого же оптимизма, веры в то, что современное общество стало обществом взрослых людей, Белл написал и книгу “Грядущее постиндустриальное общество” (1973). В этой книге Белл начал с того, что жёсткое противостояние политики и экономики закончилось, и наступило время сотрудничества активных людей с экономической, политической и культурной властью. Понятие власти должно быть расширено, оно должно включать в себя не только аппарат политического контроля, но и крупные предприятия и банки, масштабные образовательные проекты, традиции и обычаи – всё это разные лики одной и той же власти. Белл резко порывает с макиавеллистским пониманием власти как механизма навязывания решений, и понимает её как механизм обеспечения решений. Все силы власти уходят на то, чтобы провести решения в жизнь – и потому настоящей властью обладают масштабные структуры, располагающие большим количеством ресурсов для осуществления целей. Идеальной властью было бы, например, сообщество поклонников рок-звезды, которое осознаёт свои цели так ясно, что не может ошибиться в выборе средств для достижения этих целей.

Современное общество, утверждает Белл, давно перестало быть индустриальным, основанным на механическом контроле и постоянной унификации средств производства. В индустриальном обществе вся дисциплина, от стиля одежды до особенностей семейной жизни, была подчинена целям отлаженной работы производственного механизма. Но эта дисциплина порождалась тоже промышленностью: униформу производили те же заводы, и частная жизнь была также подчинена ритму рабочего дня. С началом гонки вооружений этот порочный круг связи дисциплины и производительности был впервые разорван: промышленность стала выполнять секретные военные заказы, и тем самым изолировалась от повседневности, а “средний класс” с его культурой потребления сам выбирал, какие товары покупать, и какие правила организации производства разрабатывать. Так стало формироваться постиндустриальное общество, которое Белл определил как общество услуг, а не товаров.

Покупка товара – это всегда взятие на себя обязательств, хотя бы обязательства компенсировать потери семейного бюджета, не говоря уже об обязательствах беречь купленный товар и использовать по назначению. Покупка услуги – это отсрочка выполнения обязательств: услуга чаще всего приобретается в кредит, в рассрочку, за счёт ответных обязательств. И главное, услуга всегда увеличивает число социальных связей, а значит, и возможностей облегчить бремя непосильных трудовых обязанностей. Кроме того, в отличие от цен на товары, которые зависят от природных, внешнеполитических, демографических и других обстоятельств – цены на услуги обычно стабильны: стороны сделки в сфере услуг пытаются достичь эффективного взаимодействия, и потому не пугают друг друга неожиданными ходами.

Конечно, впоследствии Беллу пришлось пересмотреть некоторые положения своей теории постиндустриального общества, как общества непрерывного обучения и консультаций со специалистами. Главной проблемой оказался порочный круг в доказательстве: Белл делал главный вывод, что в постиндустриальном обществе на поток поставлено производство информации, которая и обеспечивает бесперебойное оказание услуг, но этот же тезис был положен в основу его доказательств. Белл говорит, что услуги перестали обслуживать частные потребности, и стали создавать новый невиданный стиль существования общества – но это утверждение верно только для того общества, в котором действительно информация производится в промышленных масштабах и сразу же доводится до потребителя.

Таким производителем информации нельзя считать, например, телевидение (во всяком случае, в его состоянии на время написания книги), потому что оно почти не снабжает текущей информацией – за исключением мировых политических новостей и специальных репортажей – а показывает телезрителю картинку, создавая у него впечатление, что как раз этого ему не хватает на его текущем месте – на рабочем месте или в домашнем хозяйстве. Телевидение не передает никакой промышленно произведённой информации, а только поставляет недостающие телезрителям невидимые товары эмоций, и потому остаётся частью индустриального общества, не переходя в общество постиндустриальное.

Также Беллу пришлось несколько раз исправлять свой тезис о том, что только эксперты могут обеспечить правильное осуществление власти в постиндустриальном обществе, которое без них впадёт в состояние войны всех против всех, новых конфликтов частных интересов; но уже не вокруг захвата материальной собственности, а вокруг присвоения информации. Уже в книге “Культурные противоречия капитализма” он обратил внимание на противоречивость самой фигуры эксперта: он претендует на независимую оценку информации, то есть как будто смотрит на информацию извне, но при этом утверждает, что обладает самой качественной информацией. Поведение эксперта, таким образом – это поведение не капиталиста, а скорее феодала, который отбирает лучшую продукцию из произведённой на его земле. Пути капитализации экспертного знания Белл рассматривал, обращаясь к опыту разных стран; в частности, интерпретируя “китайское чудо” последних лет, он обратил внимание на то, что концепция “совета мудрецов”, при всей видимой архаичности, стоит гораздо ближе к капиталистическим принципам, к буржуазному парламенту XIX в. или совету топ-менеджеров в корпорации конца ХХ в., чем анонимная экспертиза.

В конце жизни Белл вновь и вновь возвращался к собственной судьбе, к идее чистой науки, которой он некогда обязался служить. Увидев, как многое из того, что он предсказывал, прежде всего, глобальная информационная сеть, воплощено в жизнь, он говорил, что историк складывает картину происходящего из фрагментов, сам полагая себя последним элементом мозаики в созданную им панораму социальной жизни. Это значит, что он не должен давать упрощенные объяснения фактов, сводить всё множество явлений к красивым, но плохо работающим на практике схемам, и тем более выставлять себя всезнающим. Но рассуждая об изменениях общества, он уже невольно становится публичной фигурой: и задача его тогда состоит только в том, чтобы подтвердить, что социальные закономерности, им выявленные, сбываются и в его жизни тоже, и со всей наглядностью видны в его собственных поступках.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67