Российские модернизаторы: кто следующий?

Сколько было в российской истории настоящих модернизаторов и кого по праву можно назвать таковым? Если не идти вглубь веков, ко временам Рюрика и Владимира Святого, то настоящих модернизаторов в нашей стране за последние триста лет было где-то с полдюжины.

Это, во-первых, Петр Великий. Традиционно модернизацией называется стремление изменить страну в части приближения к западно-европейским образцам. Первому российскому императору удалось приблизить к западно-европейскому быт высших сословий, а также создать современную армию и флот, опираясь на одни из лучших в Европе шведские и голландские образцы. При этом почти ничего из правовых норм Западной Европы, связанных с защитой личности и собственности, никакого магдебургского права и habeas corpus act заимствовано не было. Но тем не менее Петр объективно создал хорошие условия для привлечения в Россию специалистов из Западной Европы, а это, в свою очередь, способствовало дальнейшему распространению европейского влияния в России, которая при преемниках Петра стала рассматриваться как ценный союзник, а со времен Елизаветы - уже как необходимый элемент европейского баланса сил. При этом Петр создавал лишь полицейское, а не правовое государство, но его просвещенного абсолютизма хватило России на полтора века - вплоть до Крымской войны.

После поражения в Крымской войне Российская империя утратила гегемонию в Европе, которую она обрела после победы над Наполеоном. Срочно требовалась новая модернизация. Ее осуществил царь-освободитель Александр II, отменивший крепостное право и тем самым создавший относительно свободный рынок труда, как и в странах Западной Европы. Все остальные реформы, в том числе и наиболее значимая из них, судебная, призваны были способствовать эмансипации подданных, большинство из которых только что впервые получили хоть какие-то права. Ресурса модернизации оказалось достаточно, чтобы взять реванш у Турции в войне 1877-1878 годов, но отнюдь не для того, чтобы восстановить геополитическое положение России, что наглядно продемонстрировал Берлинский конгресс. Александр II не успел создать парламентскую надстройку для пореформенной системы, да и под большим вопросом остается, действительно ли царь-освободитель готов был отказаться от самодержавного правления.

Реформ Александра II, "подмороженных" контрреформами его сына, хватило всего на четыре с небольшим десятилетия, до революции 1905 года. Тогда в России появился новый реформатор, граф Сергей Юльевич Витте, подлинный автор Октябрьского манифеста - первой российской конституции. Он ввел империю в эпоху парламентаризма, хотя и очень умеренного, с российской спецификой, и сумел погасить революцию, но Николаю II показался слишком либеральным и был заменен Петром Аркадьевичем Столыпиным. Если Витте попытался ввести в России некоторые элементы западного гражданского общества с основными демократическими свободами, то Столыпин постарался утвердить в стране западный взгляд на частную собственность как на священную и неприкосновенную, ликвидировав общинное землевладение.

Однако столыпинская аграрная реформа была слишком уж щадящей по отношению к помещикам и ничего не дала основной массе крестьян, кроме права тем из них, кто разорялся и уходил в города, продавать за бесценок свои земельные наделы. Правда, эта реформа впервые открыла возможность для широкой и вольной колонизации азиатской России. Туда, привлеченные столыпинскими "подъемными" и обилием годных для земледелия земель, переселились более трех миллионов крестьян. Правда, примерно каждый шестой из них в новых местах не прижился и вернулся в Европейскую Россию. Главное же, Столыпину так и не удалось сокрушить крестьянскую общину, которую покинула лишь четверть ее членов. Не был создан класс "крепких хозяев", на которых думал опереться Петр Аркадьевич как в борьбе с грядущей революцией, так и в производстве "русского экономического чуда". Предпосылки для подобного "чуда" в начале XX века были.

Как раз накануне Первой мировой войны в России была создана сеть частных банков, лет на двести-триста позже, чем в наиболее передовых западно-европейских странах. И темпы экономического роста к 1914 году внушали оптимизм. Но все надежды перечеркнули Первая мировая война и последовавшая за ней новая революция. К тому времени Столыпин уже был убит. Не исключено, что, останься в 1914 году у власти Витте или Столыпин, России каким-то чудом удалось бы избежать мировой войны, которой оба премьера-реформатора были решительными противниками. Им нужно было по крайней мере двадцать лет мира. А поскольку быстрой и победоносной войны опять, как и в 1904 году, не получилось, то Россия была обречена на революцию. Ее государственный механизм был недостаточно модернизирован, чтобы выдержать напряжение мирового военного конфликта.

После 1917 года направление российской модернизации претерпело коренное изменение. Новые модернизаторы - Ленин и Сталин - мыслили категориями вселенскими и пытались реализовать всемирную миссию России как оплота мировой революции, призванного распространить влияние коммунизма на весь земной шар - либо посредством провоцирования коммунистических революций в главных промышленно развитых странах, либо посредством оккупации этих стран при помощи сверхмощной Красной армии. По мнению этих модернизаторов, Россия уже обогнала Запад с точки зрения воплощения в жизнь предсказанной Марксом социалистической революции. Теперь осталось "догнать и перегнать Америку" - наиболее мощную в мире национальную экономику, для чего, кстати сказать, по мысли Ленина, требовалось всемерно ослабить Соединенные Штаты посредством американских "братьев по классу" - так сказать, сравнять козыри.

В то же время у Америки призывали учиться. В 20-е годы прошлого века был популярен лозунг: "Соединим русский революционный размах с американской деловитостью!". Однако уже в 30-е годы американская деловитость свелась лишь к заимствованию передовых американских (равно как и германских) технологий, применимых прежде всего в военно-промышленной сфере. Модернизация свелась лишь к созданию мощнейшего Военно-Промышленного Комплекса, с помощью которого удалось расширить границы и почти полвека удерживать значительную по площади сферу влияния. Но в конце концов Советский Союз рухнул под тяжестью собственного ВПК, высасывавшего соки из других отраслей экономики, и вследствие неэффективности централизованного планирования, неспособного удовлетворить постепенно возраставшие потребности населения.

Если разобраться, Горбачева вряд ли можно назвать осознанным модернизатором, вроде Петра Первого, Столыпина или Сталина. Он не имел никакого плана реформ (наоборот, сначала собирался закручивать гайки). Он только провозгласил ограниченную свободу слова - гласность, и ее оказалось достаточно для разрушения коммунистического режима. Реальная же модернизация - попытка приспособить Россию к условиям рыночной экономики и мирового рынка, а также ввести в стране многопартийную демократию - выпала на долю Ельцина. Правда, демократия уже в 1993 году съежилась до уровня "санационной" Польши Пилсудского, а свободный рынок превратился в заповедник для монополий, тесно связанных с бюрократией. Но по сравнению с советской тоталитарной системой это было хоть каким-то прогрессом, тем более что свобода слова сохранялась до 1999 года почти на уровне Западной Европы и Северной Америки.

Путин, пришедший к власти на волне высоких цен на энергоносители, направил российскую модернизацию в том же направлении, в каком стало происходить развитие в большинстве западных государств в начале XXI века, - это укрупнение корпораций, их сращивание с государством, особенно в базовых отраслях экономики, а также ограничение некоторых демократических прав ради обеспечения безопасности. Но при этом в России развитие этого процесса происходит совсем в иных изначальных условиях, когда реальная демократия отсутствовала, равно как и баланс между ветвями власти. В результате конкурентоспособные на мировой арене энергетические и сырьевые корпорации образовались при одновременном отсутствии какой-либо конкурентной среды внутри России как в экономической, так и в политической сфере. Это привело к почти полному отсутствию обратной связи, что делает систему крайне неустойчивой к любым внешним потрясениям. Вероятно, запаса прочности путинской модернизации хватит для его преемника, но затем возможен кризис и новый виток модернизации.

Пока что российская модернизация, как и в других странах мира, была реакцией на внешний вызов, на угрозу потери веса России в системе международных отношений или стремлением элиты увеличить этот вес любой ценой (за счет народа). Модернизации давали определенный эффект, направленный вовне, увеличивая военную мощь и (или) экономическую конкурентоспособность на внешнем рынке (напомню, например, что при преемниках Петра, вплоть до начала XIX века, Англия почти треть нужного ей чугуна закупала в России). Беда, однако, в том, что каждая волна модернизации создавала (если вообще создавала) лишь очень краткосрочные предпосылки для внутреннего социально-экономического и политического развития.

Столь глубоких модернизаций, как революция Мэйдзи в Японии или, например, голландская и английская революции XVI-XVII веков, Россия еще не переживала, несмотря на то, что революцию 1917 года часто уподобляют Великой Французской революции. Боюсь, что, если очередная модернизация не создаст условий для прочного и длительного внутреннего развития, Россия рискует навсегда остаться на обочине мирового развития, участвуя в нем только своими энергоресурсами. А они все-таки не вечны.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67