Выборы губернаторов недопустимы, поскольку выборы вообще открывают путь криминалу. Каддафи должен остаться на своем месте, потому что он на своих плечах держал последнее в мире социальное государство. Тяньаньмэнь был лучшим выходом для поднимающегося с экономических колен гиганта, и теперь там все нормально, и нам бы так жить. Мы не должны были защищать Белый дом в 1991 году, потому что тем самым открыли шкатулку Пандоры и развалили Советский Союз. Лучше всего было бы нам, да и Западу тоже, сохранять тиранические режимы Востока, ведь с их падением отрывается дорога для бунтующего против «золотого миллиарда» исламизма (то же самое, что не нужно выбирать губернаторов). Вот приблизительный джентельменский набор актуальных воззрений охранителя, преодолевшего и романтизм советских коммунистов (они-то верили, что народ всегда прав, и потому экспортировали революции), и пассионарность сменивших их либералов (эти все к нам с институтами лезли, да с выборами). Классический консерватизм: пусть все замрет тогда и на той точке, когда и где нахожусь непосредственно я живой. Нахожусь при Сталине – пусть замрет при Сталине. Нахожусь при Брежневе – пусть замрет на «при Брежневе». Ну, и далее по списку – до «пусть замрет на Каддафи».
Однако проблема в том, что общество не замирает, а революции все равно происходят. Относительно Каддафи: ведь там под кожей нефтяного социального благоденствия племена, кланы, в общем, средневековье. Противоречия между востоком страны и столицей. Трюмы экономической машинки перегружены гастарбайтерами. А всем управляет чумоватый полковник – без должности, в окружении то ли гурий-наложниц, то ли телохранительниц. Он давно, как и везде на Востоке, спутал свой карман с государственным. Как это может замереть в этой точке развития, не представляю…
Оно и не замирает. В пороховую бочку падает слух: кого-то арестовали (позже его отпустили). Толпа куда-то идет, кто-то стреляет, кто-то кидает бутылку с бензином. Охранитель успокаивает: добрые власти стреляли по ногам. (А попробуйте в Москве пострелять по ногам.) И… понеслась, эффект домино на Востоке.
Элиты неспроста обучаются исключительно через катастрофы с ними происходящими, а катастрофы принимают образ народа, с которым приходится вдруг считаться. Хотя ведь, конечно, ничего хорошего в этом народе нет. Он не знает, что хочет, не думает о том, что будет потом, народ живет одним моментом. Дикий зверь, у которого сегодня плохое настроение, потому что до этого он психопатически суммировал: там ему недодали, здесь его обманули. Но так ли уж беспричинна его психопатия?
Наш собственный Емельян Пугачев был неграмотным, темным мужиком, и вроде бы вешал дворян нещадно, выдавал себя за царя. И программа его была мутна. Вернее, он и слов не знал таких, как «программа». Но уже дворянин Пушкин отчего-то старается уважительно разобраться в нем, а уж его собственный Евгений Онегин сам симпатизирует следующему поколению бунтовщиков – декабристам.
Все революции – жестоки и разрушительны. Никому не пожелаешь жить в их роковые минуты. Про террор Великой французской революции я видел целый раздел в картинной галерее Музея истории Парижа. Вот картина: ребеночек – наследник, его уморил Робеспьер. Ребеночек – симпатичный, прям маленький Ленин. А вот руины, в которые превратились прекрасные замки. А вот прямо на улице здоровенный французский мужик со зверской рожей режет ножом горло какому-то гвардейцу, на вид – совершенно приличному человеку. Кровь, как в комиксе – ну, так рисовали.
Однако… следующая комната – следующий раздел. Террор закончился, жертвы пересчитаны и оплаканы, земля впитала кровь. Осман перестраивает Париж. От революции остается Декларация прав человек и гражданина с неоспоримым копирайтом французской революции: «Представители французского народа, образовав Национальное собрание и полагая, что невежество, забвение прав человека или пренебрежение ими являются единственной причиной общественных бедствий и испорченности правительств…», печать – «Марианна». А прочертить линию в будущее, то и «французский социализм», Французская статуя Свободы, уже второе столетие символизирующая фронтир «свободного мира». На что наш Цой был юноша резкий и стрёмный, но понял все правильно: «Красная-красная кровь/ - через час уже просто земля,/ Через два на ней цветы и трава,/ Через три она снова жива./ И согрета лучами звезды/ По имени Солнце».
Революции начала ХХ века в России тоже столкнули, по выражению Чубайса, Россию со столбовой дороги истории, - он сильно страдает по этому поводу. Но я вот думаю: а ведь без них мы не прошли бы школу уличного творчества масс, Советов, самоуправления, и сегодня, возможно, мы не понимали бы даже, что такое парламент. Да и последующий после большевистского переворота сталинизм хоть и плох был и проклят, но без его прививки вряд мы, человечество, чувствовали бы такое острое отвращение к тоталитаризму, осознанному через многообразие форм – от фашизма до коммунизма. До замятинского «Мы», до лемовской фантастики «Возвращения со звезд». И вряд ли без этой прививки Россия смогла бы бескровно вырулить на развилку в августе 1991 года, а Медведев – выйти с чеканной формулой «Свобода лучше, чем несвобода». И не потому ли в России всю первую половину ХХ века наблюдался такой ужасающий «перформанс», что нам пришлось обучаться истории экстерном. Если в Англии отменили крепостное право 500 лет назад, то у нас всего лишь 150…
Конечно, все элиты – хранители культур своих наций. Прорви этот слой топором революции или реформой – покатимся в хаос. Но разве же это культура – бсконечные телесексуальные переживания «женщины, которая поет»? Разве ж это realpolitik – «пусть замрут все начальники на своих местах»? Разве ж это экономика – проедание запасов?
Все элиты – от Древнего Рима до наших дней – склонны сибаритствовать, коррумпироваться, впадать в идиотизм, хронически не способы учиться. На самом деле, Глеб Павловский гениально определил нерв международной политики арабского Востока: «Народы не хотят далее обслуживать свои геополитические функции». Но он забыл упомянуть, что они не потому перестали «хотеть ее обслуживать», что враз утеряли чувство гражданской ответственности. А потому что, находясь в трюме своих наций, они чувствуют все больше беспокойство относительно своих капитанов. «А друг они сумасшедшие? А вдруг они только номинально элиты, а практически – идиоты?». Тем более что если Мао, Сталин и Ленин были по-своему ужасны, непостижимы и недостижимы, то все правители эпохи Медведева уже почти соединены с нами через твиттер и осмыслены, описаны чрез новояз Интернета. Они буквально за стенкой, их коммунальные ссоры мешают спать. И хотя прямой демократии еще никто не хочет, а непрямая – по-прежнему спекулятивна, но она становится прямой в силу развития технических средств. Иной сунит, освоивший разве что священные тексты, уже прекрасно себя чувствует в мире западных вещей, пользуется видеокамерой, скайпом, хоть и знать не знает, как формируется видеопоток.
Мир становится единым мозгом и чреват быстрой эмоциональной реакцией. Вы думаете о ссоре элит и масс, но это новые формы общественного взаимодействия пробиваются через катастрофу их непризнания элитами.
Размышляя над этим феноменом, я все время вспоминаю такой пример. Вот Риббентроп приезжает в Москву договариваться о разделе мира. Немецкая элита Третьего рейха приезжает договариваться с элитой Третьего Рима. По итогам будет заключен секретный протокол, спустивший курок последующих ужасающих бедствий. А Хрущев вспоминает (причем не врет, не придумывает, поскольку он не литератор и так не придумаешь):
«Как-то уже в августе, в субботу, приехал я из Киева к Сталину на дачу. Он сказал мне, что сейчас прибудут все члены Политбюро и он сообщит им: завтра прилетает к нам немецкий министр иностранных дел Риббентроп. Смотрит на меня и улыбается, выжидает, какое эта новость произведет на меня впечатление? Я тоже на него смотрю, считая, что он шутит: чтобы к нам да прилетел Риббентроп? Что он, бежать из Германии собирается, что ли? Сталин говорит: "Гитлер прислал о том телеграмму, ее передал немецкий посол Шуленбург. В телеграмме стоит: "Прошу Вас, господин Сталин, принять моего министра Риббентропа, который везет конкретные предложения". Сталин добавил: "Вот завтра мы его и встретим". Завтра - это 23 августа (число я запомнил). Я собирался в тот день поехать на охоту в Завидовское охотничье хозяйство, созданное в Московском военном округе. Над этим хозяйством шефствовал Ворошилов, и охотились там военные. Я никогда прежде там не бывал и впервые туда собрался. Мы с Булганиным и Маленковым сговорились, что втроем поедем туда на охоту. Да и Сталину я сказал, что собираюсь завтра поехать на охоту. Он отвечает: "Хорошо, поезжайте. Я с Молотовым приму Риббентропа и послушаю, а потом вы приезжайте с охоты, я расскажу, каковы цели Гитлера и каков результат разговора".
Война, 20 миллионов убитых. И все из-за чего? Из-за безответственного делегирования наших прав идиотам, которые отправились на охоту. Сегодня, во всяком случае, уж кто-нибудь прислал бы СМС: приехал Риббентроп, а наши идиоты свалили! В ответ кто-нибудь стал бы пикетом, а то и начались волнение… в Бенгази. Последнее, конечно, шутка, но десакрализация элит идет полным ходом везде – это факт медицинский. И тут остается либо коммуницировать на современном уровне (проявляя честность и уважение к массам), либо столкнуться в гражданской войне и молиться, чтобы она не оказалась последней.