Три недели назад в Берлине выступил кандидат в президенты США от демократической партии Барак Обама. Выступление носило исключительно презентационный характер. Количество слушающих превысило двести пятьдесят тысяч. Европейская заграница встретила темнокожего сенатора от Иллинойса как героя. Цветами, улыбками и овациями. Его речь читали и анализировали. Его цитировали и им восхищались. Полагаю, что в какой-то степени произнесенное Обамой было "декодировано" в нечеткий сигнал потенциальной поддержки и в Тбилиси. Для лидеров стран постсоветского пространства, а, видимо, именно так снова придется определять пост-СНГ-ную политконфигурацию, позиции Обамы по спектру вопросов будущей американской внешней политики в отношении Европы являются важными и в чем-то даже критическими.
Для Обамы было важно продемонстрировать, что его, многим в самой Америке кажущийся излишне инновационным, стиль возможного ведения дел в сфере мировой политики, затрагивающий такие аспекты межгосударственного партнерства США как антитеррористическая кампания, выступает обоснованным и в определенной степени эволюционным по отношению к бушевской пост-9/11 стратегии. Хотя, необходимо признать, данный дискурс последовательно замещается на новый - определяемый в координатах демократических и авторитарных режимов. И события новенькой пятидневной войны лишь подтверждают этот тезис. Слово "терроризм" и словосочетания "международные террористические сети" и "контртеррористическая операция" никто последние дни не произносил. И, следовательно, Обаме никак не избежать навязываемого республиканцем Джоном Маккейном обсуждения грядущего противостояния глобального альянса авторитарных правительств и "Лиги демократий", одной из внешнеполитических макроидей кандидата в президенты США.
Волей или неволей Б. Обама должен высказаться по поводу союзничества с Европой (как и с Канадой, Мексикой или Бразилией). Ключевой вопрос, которым обоснованно задается кандидат от демпартии, заключается в том, должен ли дискурс обеспечения безопасности быть определяющим в этих союзнических взаимодействиях? Если нет, то что следует экспортировать - демократию или безопасность - в направлении тех политических режимов, которые Соединенными Штатами вместе с союзниками определяются как недемократические?
В этом свете Б. Обама не стремится выглядеть новатором в концептуализации внешней политики. Многие американские наблюдатели полагают, что он действует и, скорее всего, будет действовать наивно, прямолинейно, а зачастую излишне осторожно. Но в Берлине Обама добавил прилагательное "новый" к существительному "атлантизм" и... получил формулу, которая одновременно и неясна до конца, и кажется в меру проверенной и, значит, подходящей для политика, имеющего острую потребность в опытном и даже прославленном внешнеполитическом окружении.
Следует признать, что за внешней привлекательностью концепта "нового атлантизма" находится известная пустота, так как эта модель международных отношений полностью исключает возникновение ситуации, при которой интересы "третьих" игроков, а именно Китая, Индии, Пакистана и, например, пост-СНГ-ных стран, могут вступать в противоречия с интересами американо-европейского партнерства.
С идеей или, точнее, предложением идеи "нового атлантизма" Обаме довольно трудно "быть своим" и для идеалистов, и для реалистов. В нынешней ситуации он, однако, не намерен заигрывать с обоими внутрипартийными лагерями. Получается ситуация, при которой риторика о целесообразности безоговорочно достигать целей эгоистичных национальных интересов не может трансформироваться в долгосрочную стратегию привлекательную для потенциальных союзников по всему миру. При этом принципиально важно, чтобы эта стратегия политизировалась, т.е. опиралась исключительно на политические акты, а не редуцировалась до технократических решений, превращающих глобальные процессы в "банальное" наведение порядка при строительстве предсказуемых политрежимов.
Бранденбургские ворота давно стали тестом для американских президентов и тех, кто намеревается в январе каждого четвертого года принимать присягу на Капитолийском холме в качестве нового мироустроителя. Это - маркер, многофакторная проверка на то, как американские лидеры вписываются в актуальный европейский социо-политический формат.
Именно у этих ворот президент Рональд Рейган в 1987 году призвал Михаила Горбачева "снести эту стену", что привело в итоге к разрушению не только Берлинской стены, но и миропорядка, определяемого как двухполярный.
Президент США Джон Кеннеди, с которым сегодня сравнивают Барака Обаму, в 1963 году побывал у Бранденбургских ворот и произнес программную речь "на передовом рубеже противостояния двух идеологических систем". Тогда, когда Советский Союз был силен, и американские, и европейские избиратели требовали от своих политиков практически одного: не доводить дело до войны.
В июле-августе 2008 года "требования" носят совсем другой характер. Как предельно справедливо указал неделю назад Марк Пенн, бывший главный стратег кампании г-жи Х. Клинтон на протяжении почти всех праймериз, нынче американцы, какое бы внимание они ни уделяли каким-то конкретным вопросам, в том числе проблемам войны и мира, конкретным пунктам предвыборных программ, в значительной степени голосуют сердцем. Мечтают о сильном лидере, который может совершить практически невозможное. Кандидату лишь необходимо ставить и формулировать перед собой и нацией самые амбициозные задачи.
Завершение войны в Ираке, устранение скопившихся напряжений на ипотечном рынке, инвестиции в альтернативную энергетику и реформирование системы медстрахования, которая сделает здравоохранение доступным каждому американцу - этих "амбиций" вполне хватит мечтающим избирателям.
Европейцам же следует предлагать совсем-совсем другое. Безошибочное. Мечты о свободе! При этом, как отметил Der Spiegel, берлинцы "испытали на себе всеохватную харизму Обамы", который представал перед слушателями "то собранным, то обаятельным, иногда готовым устремиться в бой, а иногда взыскательным".
Вопросы безопасности были втиснуты в идеи объединения и взаимозависимости: "Уж если мы смогли создать НАТО, чтобы осадить Советский Союз, мы можем объединиться в новое глобальное партнерство, чтобы разрубить те террористические сети, что взрывали бомбы в Мадриде и Аммане, в Лондоне и на Бали, в Вашингтоне и Нью-Йорке". Обама не говорил о противоракетном щите. Не говорил о новых угрозах исламского терроризма. Не говорил о бедности и грозящих эпидемиях. Обама говорил о свободе.
"Берлин - это город, который знает, что такое мечтать о свободе... В самые темные часы жители Берлина хранили пламя надежды зажженным. Жители Берлина отказывались сдаваться". "Берлин - это город, где немцы и американцы учились работать вместе и доверять друг другу." Теперь, уверен Обама, европейцам и американцам требуется вновь вспомнить об этом. "В Европе есть такое чувство, что Америка - часть того, что идет не так в этом мире", и Вашингтон действительно больше не прислушивается к своим заокеанским союзникам, признал кандидат в президенты. Ответ же, по его мнению, довольно прост - "строить новые мосты", ведь в действительности у США нет ближе союзника, чем Европа.
Для американского внутриполитического потребления этот ответ трансформируется в известную формулу "глобальное лидерство через глобальное вовлечение". "Приручение" недругов возможно через укрепление и развитие институтов, которые были созданы Соединенными Штатами и их западноевропейскими союзниками после Второй мировой войны. Оппонентов не нужно сдерживать и не следует ограничивать. Их враждебность, конечно, глупа и опасна. Но именно поэтому имеет смысл снова и снова инвестировать в западный порядок, укрепив те его аспекты, которые стимулируют вовлечение, интеграцию и сдержанность. Глобальное вовлечение с опорой на трансатлантическую эффективность поспособствуют удержанию доминирующего положения.
Этот тезис не отличается новизной. Если западная система-конструкция предложит правила, нормы и институты, которые будут выгодны широкому спектру государств и режимов, то ее господство практически обеспечено. Останется только обсудить универсальные инструменты и международно-правовую упаковку. Иными словами, плохишам предлагается стать полноправными членами "большого" западного сообщества, а Европе - поделиться выгодами и преимуществами глобализирующейся экономики.
В перспективе глобальное положение Америки может и ослабеть, но международная система-конструкция, лидером которой она является, способна остаться доминирующей в ближайшие десятилетия. С позиций стратегического целеполагания все выглядит довольно убедительно. Но это - рецепт из второй половины 90-ых. Того самого времени, когда данная формула хорошо себя зарекомендовала в странах Центральной и Восточной Европы. Вероятно, она "покатит" для Украины и Молдовы. Однако ни тогда, ни сейчас она не была достаточно эффективной для реализации, например, на Кавказе или в центрально-азиатском регионе.
Советникам Обамы, видимо, еще предстоит искать "тонкие инструменты доводки" с учетом специфики "разных скоростей" политического и экономического развития пост-СНГ-ных стран. Ну а пока все пребывают в томительном ожидании момента объявления имени-фамилии кандидата в вице-президенты США от демократической партии. Этот выбор Обамы будет одним из самых четких индикаторов того, в какой степени он готов "отпихнуть" от себя прикладную проблематику американской внешней политики. По крайней мере, на оставшиеся до выборов двенадцать недель.