Несмотря на то, что в этом году Дума приняла целый ряд репрессивных законов, власть все же решила воздержаться от их применения к протестной акции 15-го декабря. Сложилось впечатление, что на стоянии у лубянского камня она приняла правила игры протестантов и пыталась всеми силами удержать митинг в рамках им же установленных правил. Возложение цветов и прогулка? – Хорошо, пусть так и будет.
Николай Сванидзе, как «посредник», модерировал этот сценарий, обращаясь к «прогуливающимся» с просьбой пропускать вновь прибывших к возложению цветов. Чтобы игра была «чистой», полиция изолировала источники возможной ажитации и трансгрессии: задержаны были Собчак с Яшиным, Удальцов, а потом и Навальный. Но по окончанию хоровода у обелиска их отпустили без предъявления обвинений в нарушении закона. А ведь вполне могли бы.
Очевидно, у властей появилась новая тактика. Но что она подразумевает?
Уголовное законодательство против гражданского движения признано на данном этапе контрпродуктивным. Во-первых, сделана ставка на то, что без репрессий движение рассосется и распадется. Вполне рациональный ход: встретить митинг не силовым отпором, но столкнуть его с пустотой. Во вторых, применение репрессивного законодательства приводит к репутационным, имиджевым и силовым издержкам, которые провоцируют ответную волну, протестную реакцию. А масштабы эскалации заранее оценить довольно трудно.
Будет ли новая тактика властей эффективной, зависит от того, какие уроки извлекли лидеры протеста. В данный момент, кажется, никаких. Сергей Пархоменко возложил вину на те 10 тысяч «безответственных» граждан, что проголосовали в интернете за бескомпромиссный вызов властям – идти на Лубянку, – но которые в акции участия не приняли. Если в КС и вправду строят свое поведение на вере в интернет, то плохи его дела. Удальцов возложил вину на морозы и предложил перенести митинги на теплый сезон весны и лета. Гудков-старший считает, что митинговая форма исчерпана, а потому предложил провести в январе-феврале рок-концерт. Александр Морозов верно пишет, верно, потому что оптимистично: 15-го декабря участники протеста избавились от чувства страха. Хочется верить, но вместе со страхом движение могло также избавиться от страсти и нужной дозы адреналина.
Подобные оценки строятся на завышенных ожиданиях, связанных с протестом. Отчасти эти ожидания и порождаются спонтанным и кратковременным характером протеста. На протестные движения лучше смотреть как на ограниченный во времени и пространстве ресурс. Эмоциональный всплеск недовольства уходящего года имел с самого начала довольно скромный запас «топлива» – кроме пафоса «гражданской совести», противостоящей политической коррупции, не было никакой другой энергичной и молодой идеологии. Это не к тому, что надо было «изобретать» некую идеологию. А к тому, что изначально было понятно, насколько ограничена энергия протеста. Другим очевидным ограничителем была локализация протеста – Москва, Питер, Екатеринбург и другие мегаполисы. Возможно, тактику протеста стоило продумывать, имея в виду ограниченность и конечность этих ресурсов.
Но есть две другие беды, с которыми не так просто психологически справиться. Понятно разочарование и даже обида тех, кто инвестировал в движение личное время и душевные силы, но так и не увидел удовлетворительных результатов. Здесь следует избавиться от иллюзии, которую порождает отношение к участникам протеста как к партийным кадрам. Гражданское движение в принципе не подвластно ни централизации, ни партийной дисциплине. Лучше смотреть на протест как на вдруг открывшуюся политическую возможность – не успел использовать, готовься к следующей волне. А в паузах, как сказал бы Владимир Ильич, лучше сосредоточиться на политпросвещении и оргработе.
Вторая беда связана с организационным пороком. Протест превратил Владимира Путина и руководство страны в привилегированного врага. Из этого возникла практическая концепция «направляющего» и «руководящего» ядра протеста (Координационного совета), нацеленного на перехват власти. Такая организационная концепция восстанавливает ту же самую вертикаль власти, но внутри движения. Она оправдывается именно иллюзией наличия привилегированного противника. Появившийся ложный фокус увел активистов в сторону, изолировав их от участников протеста.
Гражданское движение не может быть нацелено на политическую гегемонию или захват государственной власти. Отсюда его неприязнь к политическому лидерству. Протест лишь формирует новый климат мнения, задает правила политической конкуренции. И если не оценивать его с точки зрения чрезмерно завышенных политических ожиданий, можно сказать, что результаты прошедшего года не столь уж малы. Игра идет уже на публичной политической сцене.