"Прогрессизм" по-русски

Среди всех других тезисов доклада «Политическая гегемония большинства» одно положение вызывало, пожалуй, наибольший интерес среди наших читателей. Речь шла о создании партии национального развития, которая должна выступить системным оппонентом партии большинства, но при этом основным двигателем демократического по существу своему процесса, в ходе которого партия большинства могла бы постепенно обретать политическую гегемонию в системе российской власти.

Тактика такой партии была бы сродни программе партии социал-демократов в царской Государственной думе: оппонируя кадетам как буржуазной партии, социал-демократы, тем не менее, требовали от них продвижения и реализации собственной либеральной платформы. Нам было очевидно, что движение в сторону демократии окажется необратимо лишь в том случае, если его подхватит и возглавит «Единая Россия». Этот тезис был в определенной мере усвоен и услышан как нашими единомышленниками, так и оппонентами. Однако оставался без подробного ответа вопрос, а какова могла бы быть альтернатива «партии большинства» и ее идеологической платформе – «российскому консерватизму»? Причем альтернативой, которая только в отдаленном будущем была бы способна отвоевать политическое лидерство у правящей партии, а в самом непосредственном настоящем должна была соперничать за лидерство культурное.

Что концептуально противостоит «консерватизму»? В российском варианте ему противостоит «либерализм». «Либерализм» сегодня в России функционирует в первую очередь как идеология «рыночного фундаментализма», который в отечественном варианте проявляется отнюдь не как доктрина экономического роста и даже не как стратегия хозяйственного успеха, а в первую очередь как программа войны с отечественной бюрократией, коррупционной, неэффективной, потенциально — авторитарной. У подобного неприятия бюкрократии есть своя логика и свои основания – на основании либеральной в российском смысле, то есть фактически анти-бюрократической, идеологии значительная, даже передовая часть бизнеса пытается отстоять свою автономию от государственного вмешательства, от силового перераспределения собственности, от коррупциогенного попечительства чиновничества.

Однако все политические усилия российского бизнеса в последнее время раз за разом проваливаются, равно как и всякое партийное строительство под право-либеральными знаменами, по той простой причине, что бизнес-круги и лоббирующая их интересы часть либеральной бюрократии продолжают исходить из нелепого предположения, что можно отстаивать собственную повестку дня, не принимая во внимания приоритеты и ценностные перспективы всех других слоев населения, тех, кто принципиально не может быть заинтересован в тотальном господстве рыночных отношений.

Сторонники правого либерализма убеждены, что их программу должна по факту принять российская интеллигенция, российский интеллектуальный класс, который со времен перестройки продолжал кредитовать доверием либералов, видя в них идейно близкую силу, которая в противоборстве с консервативными, точнее авторитарными бюрократами защищает свободу мысли, свободу слова и творчества. Однако все последние выборы в законодательные органы власти показывают, что политические силы, выступающие под право-либеральными лозунгами, уже не находят поддержку не только у многомиллионной армии наемных работников и государственных служащих, но также и среди класса интеллектуалов.

Все большее число представителей этого класса отказывается понимать, по какой причине им следует кредитовать доверием те силы, которые ратуют за возвращение либерально-рыночных порядков 1990 годов, когда огромное число интеллектуалов осталось лишено всяких средств к выживанию и когда продолжение своей профессиональной деятельности для многих работников науки было связано только с получением западных грантов или же переездом за рубеж.

* * *

Пробуждению самосознания интеллектуального класса в конце «нулевых годов», безусловно, способствовала «модернизационная риторика» президентства Дмитрия Медведева. В третьем российском лидере значительная часть интеллектуального класса увидела выразителя собственных интересов, человека, стремящегося к возвращению России в русло научно-технического прогресса, к утверждению правового самосознания, к максимально возможной в российских условиях интеллектуализации политики – ко всему тому, что Россия утратила – по объективным ли причинам или в силу ошибок реформаторов — как раз в 1990-е годы.

Иными словами, интеллектуальный класс должен был увидеть в Медведеве человека какой-то новой идеологии, еще не вполне утвердившейся в России в столкновении с одинаково чуждыми интересам и ценностным приоритетам российского интеллектуала авторитарным консерватизмом и рыночным фундаментализмом.

Интеллектуальный класс не мог не разглядеть в Медведеве своего представителя: своей установкой на «прогресс» и «модернизацию» третий российский президент вернул классу интеллектуалов право надеяться на что-то лучшее и большее, чем на господство рыночных отношений, пускай даже и в цивилизованных, а не бандитских формах, чтобы при этом не быть обвиненным в стремлении «вернуться в совок». Между тем, было очевидно, что в России до сих пор не сформировался язык, на котором это новое прогрессистское самосознание российского интеллектуального класса могло бы заявить о себе. Поэтому лозунг «модернизации» был немедленно усвоен как правыми либералами для продвижения их прежней антибюрократической рыночной программы, так и напротив – сторонниками возвращения в тоталитаризм для выдвижения и популяризации очередного репрессивно-мобилизационного проекта.

* * *

Главный тезис нового доклада Цеха политической критики состоит в том, что отныне интеллектуальный класс не удастся, как прежде в «девяностые» и «нулевые», развести по двум, трем или даже четырем колоннам: правого либерализма, бюрократического консерватизма, ортодоксального сталинизма и рыхлого социал-либерализма, лишенного жесткой связки с национал-государственными приоритетами и задачами.

Национал-прогрессистская идеология была бы нацелена на автономию интеллектуального класса как от рынка, так и от бюрократии, на подчинение бюрократии политическому классу посредством «политической гегемонии большинства», но также одновременно – и на достижение автономии бизнеса от государственного вмешательства. Именно «национал-прогрессизм» может стать той интегральной идеологией, которая в состоянии собрать в новой связке все три общественные силы в России, ориентированные на развитие:

- интеллектуальный класс;

- часть бизнес-класса, стремящуюся к дебюрократизации (а не коррупционной связке с бюрократией) и защите от силового рейдерства;

- часть бюрократии, ориентированную на стимулирование процессов национального развития.

«Прогрессизм» определенно мог бы сыграть роль дублирующей партии для «идеологии большинства», одновременно предлагая некую альтернативную – не консервативную – повестку, причем, возможно, не только политическую, но и культурную. Дискуссия между «прогрессистами» и «консерваторами» по целому ряду острых вопросов повестки дня – от тарифов на ЖКХ и судьбы госкорпораций до проблемы абортов и эфтаназии – мог бы внести оживление в общественную жизнь страны. Во всяком случае, споры между политиками и между экспертами, причем не академические, но заряженные политической энергетикой, могли бы вестись вокруг реальных проблем социального развития, а не фейк-вопросов.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67