Post scriptum

Мемориальный закон, как и следовало ожидать, принят, причем в самой худшей из всех обсуждавшихся версий (условно говоря, в версии Ирины Яровой) [1].Теперь под предлогом борьбы с реабилитацией нацизма научное изучение, преподавание, а также свободное публичное обсуждение истории Второй Мировой войны стало невозможным: любую не угодную властям точку зрения можно рассмотреть как «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР», за что полагается тюремное заключение на срок до трех (при отягчающих обстоятельствах – до пяти) лет. Критиков Сталина теперь можно сажать как пособников нацизма.

Последние сцены этой законодательной драмы были, мягко говоря, не лишены пикантности. Напомню, что несколько мемориальных законов находились на рассмотрении в Думе (первый был представлен еще в мае 2009 года). Они неоднократно подвергались критике со стороны Правительства и Совета Федерации, не говоря уже о протестах международной научной общественности. В последний раз отрицательное заключение Правительства на законопроект Яровой последовало 13 марта («документ требует существенной доработки»). Однако уже 4 апреля раскритикованный Правительством текст был одобрен Думой в первом чтении, а 23 апреля принят сразу во втором и третьем чтении.

29 апреля он с боем прошел через Совет Федерации, некоторые члены которого оказали ему – по нынешним временам – прямо-таки героическое сопротивление. Дело в том, что у Совета Федерации были свои планы относительно мемориального закона. Однако проекты Бориса Шпигеля и Константина Добрынина, бывшего и нынешнего заместителей председателя комитета по законодательству СФ, также были раскритикованы Правительством. Отличие этих проектов от проекта Яровой заключалось в том, что они связывали запрет на «реабилитацию нацизма» с запретом на отрицание Холокоста и были, таким образом, несколько больше похожи на европейские мемориальные законы. Борьба между комитетами по законодательству обеих палат за то, чей проект будет принят, продолжилась и на финишной прямой.

22 и 23 апреля, накануне и в день решающего голосования по закону Яровой в Думе, Добрынин при поддержке двух десятков сенаторов внес в Думу проекты сразу двух мемориальных законов. В последующие дни к ним присоединились еще десять сенаторов. Один из проектов - с небольшими поправками, учитывающими критику Правительства, - воспроизводил инициированный в 2012 году Борисом Шпигелем модельный закон СНГ. В нем предложена стратегия государственной политики по борьбе с реабилитацией нацизма, но сам по себе он ничего не криминализирует [2]. Предполагалось, что внесение в законодательство поправок, предусматривающих уголовное наказание за реабилитацию нацизма, будет осуществлено с помощью двух других законов – об изменениях в статье 282 УК РФ и в законе «О противодействии экстремистской деятельности». Внесение изменений в статью 282 было отклонено Думой по процедурным соображениям еще в июне 2013 года. Теперь вместе с новой версией пространного закона Добрынин внес законопроект, дополняющий закон об экстремизме параграфом о запрете реабилитации нацизма [3]. Казалось бы, в позиции СФ принципиально ничего не изменилось.

Но! Как из пространной версии закона Добрынина, так и из проекта введения уголовного наказания за реабилитацию нацизма выпало упоминание о Холокосте. Надо полагать, СФ больше не считает отрицание Холокоста ни проявлением реабилитации нацизма, ни проявлением экстремизма. Следует ли полагать, что именно защита памяти о Холокосте была главным препятствием на пути законов Шпигеля-Добрынина, если именно от нее сенаторы отказались в решающий момент борьбы за свой проект? Но без упоминания о Холокосте закон Добрынина не просто теряет сходство с европейскими мемориальными законами, но и по сути дела мало чем отличается от закона Яровой. Правда, этот последний эксплицитно запрещает критиковать политику СССР, что немаловажно. Но главное в том, что запрет на реабилитацию нацизма без запрета на отрицание Холокоста не столько интегрирует российскую память о войне в общеевропейскую память, сколько противопоставляет их.

Соперничество между законом Добрынина и законом Яровой утратило характер борьбы между разными по содержанию вариантами государственной политики памяти, направленными соответственно на наведение мостов с Западом и на противостояние ему. Сопротивление СФ думскому закону с этого момента читается, скорее, как проявление ведомственной борьбы (каковая вовсе не чужда самым авторитарным системам – например, она была типична для сталинизма). Накануне обсуждения закона Яровой в СФ Добрынин давал интервью, в которых критиковал думский проект и предсказывал его неуспех. Однако СФ поддержал закон. Добрынин был единственным, кто голосовал против. 5 мая закон был подписан президентом [4].

Кремлевская пропаганда может сколько угодно утверждать, что Россия борется с фашизмом, в том числе и на Украине. Изгнание Холокоста из российского мемориального закона показывает лживость этих утверждений.


Примечания:

[1] Об этом и других проектах мемориального закона см. мои статьи «Память в законе» http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/Pamyat-v-zakone и «История и правосудие» http://polit.ru/article/2010/04/26/koposov/

[2] Текст законопроекта 504872-6 доступен на сайте Думы: http://asozd2c.duma.gov.ru/addwork/scans.nsf/ID/4C9625BFB68346A943257CC2002904F0/$FILE/504872-6.PDF?OpenElement

[3] Текст законопроекта 504840-6 доступен на сайте Думы: http://asozd2c.duma.gov.ru/addwork/scans.nsf/ID/BB1C50BC8FF7C86043257CC200371D1F/$FILE/504840-6.PDF?OpenElement

[4]http://kremlin.ru/acts/20912

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67