От редакции. В преддверии завтрашнего Послания президента РФ Дмитрия Анатольевича Медведева Федеральному собранию РФ не только встает вопрос о том, как российское общество реагирует на инициативы своего главы, но и вопрос, как зарубежные партнеры России относятся к тем нововведениям, которые связаны с именем Медведева. Как в США относятся к инициативе президента России осуществить модернизацию своей страны? Кого США считают принципиальным партнером на переговорах, и что такое современная Россия для Запада? Об этом «Русский Журнал» решил спросить представителя одного из крупнейших «мозговых трестов», поддерживающих политику президента США Барака Обамы, Центра за американский прогресс, специалиста по России Сэмюэля Чарапа.
* * *
РЖ:Уважаемый господин Чарап, Президент РФ Дмитрий Медведев в своей статье «Россия, вперед!» говорит о необходимости модернизации России. На сегодняшний день Россия – это, прежде всего, поставщик сырьевых ресурсов. Насколько оптимистично в США смотрят на перспективы модернизации России?
Сэмюэль Чарап: Я могу только предположить, что все, кто озабочен будущим мироустройством, на стороне Медведева. Модернизация России выгодна всем. И нам в том числе. Ни в чьих интересах иметь немодернизированную Россию как партнера. Но вот что касается оптимизма, мы, наверное, не менее скептичны, чем обычный российский обыватель. Но не думаю, что больше. Эксперты, которые занимаются Россией, понимают, что это огромная, почти невыполнимая миссия. И кто сможет сказать, что миссия выполнена? Когда можно будет заявить, что задача модернизации исполнена? Я лично скептически отношусь к возможности осуществления этой миссии в тех временных рамках, которые сейчас очерчиваются для этого процесса.
РЖ: Сегодняшнюю российскую политическую систему часто характеризуют как «тандемократию». В этих условиях кого Соединенные Штаты считают принципиальным партнером по переговорам?
С.Ч.: Для администрации США, как и любого другого государства, важен протокол. Глава государства разговаривает с главой государства по ключевым вопросам.
Я знаю, что на эту тему существует множество спекуляций, но я не думаю, что у администрации Обамы есть осознанная линия на то, чтобы поддерживать Медведева против Путина. Те люди в администрации, которые занимаются Россией, давно поняли, что никакой пользы от вмешательства в вашу внутреннюю политическую кухню нет.
Другой вопрос – общественное мнение или мнение экспертного сообщества. Тут ответ однозначен: большинство считает, что человек «номер один» в России – Владимир Путин.
РЖ: А есть ли в американском обществе и в экспертном сообществе понимание разницы между «разными Россиями» последних двадцати лет – «Россией (точнее, Советским Союзом) Горбачева», «Россией Ельцина», «Россией Путина», «Россией Медведева»?
С.Ч.: Сложный вопрос. Среди экспертов, которые занимаются Россией, наверное, такое понимание есть. У меня нет социологических данных, чтобы это подтвердить, но мне кажется, что американскому обывателю непонятно, что такое «Россия Медведева», чем она отличается от «России Путина».
РЖ:Стереотипный образ России в западном восприятии – это Россия Толстого, Достоевского, Чехова, Чайковского. То есть апелляция к понятиям XIX или начала XX века. А что такое Россия XX века, тем более XXI?
С.Ч.: Россия XX века – это Советский Союз, бомбы, ракеты. Россия XXI века – это, прежде всего, нефть и газ.
РЖ: Как вам кажется, то, что в США Россию XXI века не воспринимают в отрыве от понятий «Путин плюс газ», – это вина самой России или причина в отсутствии интереса к российской общественной и культурной жизни со стороны Запада?
С.Ч.: Я думаю, что формула «Путин плюс газ» – это такое упрощение, которое более применимо к Америке, чем к Европе. В Европе на Россию обращают больше внимания. Это естественно. Давайте сравним две цифры: с Китаем у США в 2007 году, т.е. до кризиса, товарооборот был 387 млрд долларов, а с Россией – 27 млрд. Нет экономического лобби или экономических игроков, которые могли бы как-то повлиять на общественное сознание и восприятие вашей страны.
РЖ:Но ведь в Соединенных Штатах проживает огромное количество бывших граждан Советского Союза. Некоторые из этих людей довольно влиятельны. Был даже нобелевский лауреат – Иосиф Бродский. Как вам кажется, они играют роль неких посредников между США и Россией или, скорее, наоборот – разъединительную роль? Или их влияние вообще не ощущается?
С.Ч.: Влияния на конкретную политику не ощущается. Можно сравнить, например, с деятельностью украинской диаспоры, которая очень активно работает на позитивный имидж Украины.
РЖ:Как вы считаете, политика «перезагрузки» российско-американских отношений увенчалась успехом?
С.Ч.: Что такое «перезагрузка»? Это была попытка изменить атмосферу, которая была отравлена при предыдущей администрации со времен событий августа 2008 года. Попытка создать атмосферу, при которой американцы могли бы обсудить с российскими партнерами вопросы, касающиеся обеих стран и где у нас есть общие интересы. И не допускать того, чтобы вопросы, по которым у нас существуют разногласия, вышли из-под контроля и препятствовали бы сотрудничеству в тех сферах, где у нас интересы совпадают. В этом плане «перезагрузка» совершилась. Атмосфера уже есть. Проблема в том, что она неустойчивая, потому что уровень доверия с обеих сторон низкий. Но в целом нам удалось создать новую атмосферу. Правда, от атмосферы до конкретных дел далеко. И пока только начинается разговор про эти конкретные дела.
РЖ:То есть речь идет об изменении атмосферы и стиля общения или все-таки об изменении содержания общения?
С.Ч.: Это именно стратегическая атмосфера – та атмосфера, без которой могут возникнуть угрозы и для Америки, и для России, и для всего мира. То есть нельзя недооценивать эти изменения. Это первый шаг. Пока что это не стратегия, а тактика.
РЖ: Вы сказали, что это была попытка изменения отношений после 2008 года. Значит ли это, что события августа 2008 года будут переосмыслены, или американская сторона о них просто забудет и отставит в сторону?
С.Ч.: Ни то ни другое. Я упомянул эти события, потому что отношения упали до самого низкого уровня именно тогда. Вопрос о том, будем ли мы признавать Южную Осетию и Абхазию, не стоит. Такого никогда не будет, если говорить о представителях нашей администрации, – эта позиция неизменна. Но это не значит, что разногласия по этому поводу будут определять все основное.
РЖ:В чем все-таки реальные результаты процесса «перезагрузки»? В вопросе Ирана?
С.Ч.: Это самый сложный вопрос. Тут есть три момента, мне кажется. Во-первых, то, что происходит на международном уровне. Здесь качество сотрудничества очень высокое. Мы вместе с вами и другими партнерами по «шестерке» работаем над дипломатическим решением проблемы. Посмотрим, какие будут результаты. Второй момент – восприятие угрозы, которую представляет иранская ядерная программа. Я считаю, что наши позиции сблизились. По словам вашего президента, они близки, как никогда. И самый болезненный вопрос, который сейчас задают в Вашингтоне: Будет ли Россия подерживать санкции или нет? И если да, то какие она подержит? И что будет, если Иран выполнит некоторые из условий женевского соглашения? То есть, как определить, провалилась дипломатия или нет? Пока на все эти вопросы дать ответ очень трудно
Беседовали Борис Волхонский и Борис Межуев