Подлинный Китай сокрыт от внешнего мира

Очевидно, что сближению России и Китая поставлены труднопреодолимые пределы. Да, у России и Китая есть общие интересы и поле для сотрудничества в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. В этом сотрудничестве больше заинтересован Китай, но последний умудряется решать свои исключительно острые проблемы с помощью других стран, в том числе России. Упомянутое сотрудничество, впрочем, не выходит за региональные рамки и не исключает соперничества, поскольку в нем нет явного лидера. Разговоры же о всестороннем союзе этих двух стран, да еще направленном против Запада, являются не более чем политической фантазией или, если они исходят от Запада, информационной провокацией, имеющей целью исключить малейшее поползновение к такому союзу. Достаточно указать на скромные размеры товарооборота между двумя соседями-гигантами, намного уступающие объему торговли каждой из этих стран с Америкой или тем же Евросоюзом. В России эта торговля касается в основном нескольких верхушечных корпораций и жителей приграничных территорий. Ни экономически, ни тем более политически Россия и Китай не зависят друг от друга.

Но дело не только и не столько в объемах торговли. Прежде чем говорить о возможности или невозможности сближения России и Китая, следовало бы хотя бы предварительно уяснить, с какого рода партнером мы имеем дело, каковы принципы его внешнеполитической стратегии, его миропонимания вообще. А здесь до сих пор есть много темного и загадочного. Да и в представлениях русских о Китае все еще есть немало наивного и иллюзорного. Русские обозреватели и даже специалисты то рвутся заключить китайцев в братские объятья, то кричат о китайской угрозе. Подобные метания – верный признак отсутствия в России не только четкой стратегии на китайском направлении, но и сколько-нибудь ясного понимания, как следует вести дела с Китаем. Это не случайно. Политика в Китае, в том числе внешняя, отличается немалым своеобразием, которое едва ли может быть опознано и тем более понято в оптике западной политической теории. Достаточно сказать, что китайской мысли чужды европейские оппозиции рационализма и эмпиризма, духа и материи, даже субъекта и объекта. Китайское понимание истины как дао (Пути) исходит из безмолвного, до-словного (игра слов здесь очень уместна) императива жизненного динамизма, ее «так-бытия», таковости вещей. Поэтому для китайцев власть всегда уже дана, за-дана мысли, и мудрость правителя состоит в том, чтобы осознать и оседлать этот момент предвосхищения всего сущего, подспудно задающий течение событий. Для китайцев власть не есть результат общественного договора или революционной чрезвычайщины, но, скорее, воплощает неотразимую силу предустановленной гармонии. Она не допускает дискуссий и дискурсов, но связывает людей безусловной, почти инстинктивной силой живой сообщительности душ. Как момент претворения бытия в его вечносущие типовые качества, она определяет общую тональность ситуации и организует мир согласно регистрам своей гармонии.

Понятно в таком случае, почему политика в Китае имеет стратегическую природу и представляет собой именно пред-упредительное или, если угодно, об-ходительное действие. Если считать дипломатию искусством говорить, не говоря, то китайцев нужно признать бесподобными и самыми преданными своему делу дипломатами. Речь как стратегия и есть именование – всегда иносказательное – порядка, который, как тональность музыкального произведения или стиль культуры, преломляется во все обстоятельства мирового движения до последнего нюанса. Отсюда обтекаемость, принципиальная неконфронтационность политической позиции Китая, которые отлично сочетаются с формальным, но по природе символическим ригоризмом мысли и действия.

Уместно напомнить, что Китай, как и Россия, в своем геополитическом бытии не имеет четких физических параметров. По-китайски его самоназвание означает, как известно, «Срединное государство», но середина, центр могут быть повсюду и притом всегда находятся внутри. Китай в действительности складывается из нескольких концентрических кругов. У него есть континентальное ядро (с большим разнообразием локальных укладов) и периферия в виде особых экономических зон на побережье, Гонконга и Макао, Тайваня, на континенте – Синьцзяна и Тибета. У Китая есть внешний пояс – китайские общины Юго-Восточной Азии и, наконец, собственный глобализированный образ в виде разбросанных по миру чайнатунов – вестников «другого» и «внутреннего», альтернативного американскому глобализму социума. Перспектива разрастания Китая в мировую империю крайне маловероятна. Подлинный Китай, как сама власть в Китае, сокрыт от внешнего мира, заботится почти исключительно о своем суеверенитете и глобализируется в виде сетевых сообществ, имеющих своей материальной основой замкнутые семейные и квазисемейные организации.

При всей ее формальной жесткости китайская стратегия на удивление равнодушна к идеологии и подлинно прагматична. Этот формализм обслуживает символическую коммуникацию и оправдывается интересами партнерства в «текущем моменте». Китай всегда открыт для сотрудничества при условии, что он будет определять тональность политической «гармонии», устанавливать единство в разнообразии и, следовательно, владеть стратегической инициативой. Китайская дипломатия обнаружила недюжинную способность к созданию широких политических коалиций, обслуживающих ее интересы. Мобилизация Китаем африканских государств для достижения своих целей в ООН – очень показательный но далеко не единичный в своем роде пример. Деятельность ШОС – из той же оперы. Еще важнее то, что Китай с его умением видеть разнообразие мира и подбирать для каждого партнера наиболее эффективную тактику, сумел создать по периметру своих границ прочную зону безопасности, что остается несбыточной мечтой для России. Это кольцо безопасности фактически замкнулось с недавней сменой власти в Непале, что позволит Китаю заметно усилить давление на Индию. Безопасность по-китайски выстраивается на прагматическом сотрудничестве (при наличии, повторю, формальной классификации отношений). Отрицание факта существования Китайской Республики на Тайване не помешало китайским властям привлечь тайваньский капитал для развития страны. Даже острейшие идеологические разногласия не стали препятствием для создания очень доверительных отношений экономического симбиоза Китая с теми же США и в меньшей степени с Евросоюзом.

Столь же успешно Китай применяет свою внешнеполитическую стратегию и в отношении России. Лозунг «стратегического партнерства» задал нужную тональность в русско-китайских отношениях, а экономические связи между двумя странами определяются практическими потребностями китайской стороны. Китай обеспечил стратегически важные для него поставки сырья и вооружения, а остальное в конце концов не его проблема. Да, товарооборот между Россией и Китаем до обидного мал, но в этом повинны в первую очередь состояние бизнеса, общий деловой и политический климат в нашей стране. Пусть отечественные чиновники поинтересуются у иностранцев, легко ли им работать в России? Со стратегией дело обстоит еще хуже, и опять-таки по вине невнятной, двусмысленной позиции российского правящего класса. Так что России остается пока только дремать в объятиях китайской стратегии. Объятьях ласковых, даже по-своему искренних, но уж слишком прагматичных. Странная это любовь: ничего личного.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67