Под Ордой

Этот фильм, вне зависимости от его художественного уровня, должен был заведомо возбудить интерес со стороны любителей историософских обобщений и истолкований и, конечно, фракций «евразийцев» и «сторонников европейского пути России». И, надо сказать, всю необходимую пищу для интерпретаций в пространстве понятий «Азия», «Европа» и «Россия» и взаимоотношений между ними, сопровождаемых непрерывными идеологическими и историософскими битвами, кинокартина дает. Особо возбудимые могли бы счесть символичным уже начальные титры, где наименования вложивших в «Орду» деньги российских государственных организаций и ОАО «Газпром» набраны монгольским, «ордынским» вертикальным шрифтом. Условные нацдемы же могут с радостью ухватиться за эпизод, где обреченные на пребывание в Орде поневоле европейцы, посланники католической церкви, говорят главному герою, русскому митрополиту Алексию, обрадовавшись ему как родному: «Слава Богу! Мы так давно не видели человеческого лица!»

Здесь найдется чем поживиться даже и вовсе немудреным «борцам с нелегальной иммиграцией». В эпизоде, где монгольские посланники прибывают в Москву и никак не могут найти там жителей, на вопрос посла, а где же тут, собственно говоря, «московиты», русские, другие, уже «тусующиеся» в городе азиаты весело отвечают: «а мы и есть московиты, теба нас мало?». Если учесть сходство действующих лиц этой сцены со столичными узбеками и киргизами, то намек ясен.

Перед тем как пускаться в историософский и даже религиозный анализ содержания фильма, стоит напомнить, что «Орда» - это еще и просто новое российское кино. И кино неплохое. Ничего выдающегося, но, учитывая по-прежнему плачевное качество отечественной кинопродукции и известный отказ публики ее смотреть (билеты на «Орду» стоят вдвое дешевле, чем на иностранные фильмы, идущие в кинотеатре в то же время), и то хлеб. По западным, например, американским стандартам качества картину Андрея Прошкина должны были бы счесть не провальной, но «проходной». На экране авторам удалось рассказать некую историю, донести определенную мысль, на фоне массы здешнего киноубожества это уже немало. Робкие (но не первые, вспомнить хотя бы «Дозоры») признаки того, что когда-нибудь здесь может появиться пристойный киномейнстрим.

Максим Суханов в роли Алексия тут, как и во множестве других своих ролей, все так же шепчет-бормочет, смотит лукаво и искоса, повернувшись к собеседнику в профиль, горбится и пригибает голову к земле — никаких неожиданностей, художественная нагрузка в «Орде» явно лежит не на актерских работах, а на сюжете.

Золотую Орду авторы стремятся представить как нечто как можно более страшное, начиная с самых первых кадров. Тут отчетливая перекличка с изображением персов в «300 спартанцах». Только если в том фильме пришедшие из Азии захватчики были все же опылены раззолоченым глянцем, этакий гламур жестокой восточной деспотии, то у Прошкина Орда — это что-то очень грязное, покрытое слоем бараньего жира, предельно грубое и примитивное. Будущий хан «тупо мочит» нынешнего, чтобы занять его место; простолюдины жадно собирают навоз коня матери-ханшы, уверенные в его целебных свойствах; кочевники аплодируют китайскому «волшебнику», но когда выясняется, что тот фокусник, так же «тупо» избивают его до полусмерти.

Однако своеобразную экзотическую привлекательность можно разглядеть и в Орде по Прошкину. Стремлением заинтриговать, заинтересовать зрителя изображением «других» роднит этот фильм с западным кинематографом.

Мы имеем не так уж и много произведений, посвященных теме татаро-монгольского ига, особенно — таких, где изображается не война, а «рутинные» взаимоотношения русских с ордынцами в конфигурации «подчинение — господство». И «Орда» ценна тем, что касается именно этой, не очень то популярной в российской культуре темы, которая, как оказалась, может брать зрителя за живое и спустя 1000 лет.

Не ходя вокруг да около, сразу могу сказать, что расизм или биологическая ксенофобия мне абсолютно чужды, да и националистом, даже самым что ни на есть «европейским» и «умеренным» я бы себя не назвал. Однако и мне не удается найти для показанного в фильме другого понятия, чем «национальное унижение».

Случаи в истории, когда азиаты порабощали европейцев, можно пересчитать по пальцам одной руки. Не побеждали, а именно подчиняли и унизительно господствовали (а значит, разрушение варварами Римской империи, а османами Византии в качестве примеров не годятся). Это арабы в Испании, это турки на Балканах и в Греции и это Орда на Руси. На этом все. Больше такого не было никогда и нигде. Причем последний пример, конечно, по масштабам неизмеримо превосходит два первых. «Хэйт спич» тысячу лет назад отличался от нынешнего, и русский человек называл «погаными» узкоглазых кочевников, которым вынужден был подчиняться под страхом смерти.

Напоминание об этом унижении, я говорю о лично своем зрительском восприятии, производит не угнетающий, а отрезвляющий и даже мобилизующий эффект. Дело ли тут в том, что это, с одной стороны, преданья старины глубокой, достаточно отдаленной, чтобы уже не ранить больно (а значит — угнетать, и на месте Константина Крылова я бы, ей-богу, поменьше писал о том, как все плохо и будет еще хуже), но в то же время — вполне актуальные и сегодня в свете темы «Свобода в России», «Россия и свобода» и т.п.? Не могу ответить однозначно, но свидетельствую: при просмотре ноздри начинают резче втягивать воздух, челюсь сжимается и как-то, знаете ли, само собой вспоминается, что ты — русский.

Другое дело, что по фильму Русь в лице митрополита Алексия в итоге побеждает Орду не чем иным, как самоистязательным самопожертвованием. И вообще пребывает со своими азиатскими господами в отношениях эдакого странного и не вполне однозначного садо-мазохистского симбиоза. Ведь Алексий сумел явить чудо веры именно «благодаря» унижениям, обрушенным на него дикими властителями. Чтобы стать мучеником, тебе требуются мучители.

Главный сюрприз, и это по-настоящему интересно, - вполне серьезная религиозная линия фильма, которая играет в нем первостепенную роль. То, как это подано, может вызвать самые неоднозначные оценки. Кто-то скажет, что православная вера, задействованная здесь для прикладных нужд излечения внезапно ослепшей матери ханов, опускается на уровень примитивного магизма и «дяденька, яви чудо» (сделай фокус). Но все не так просто и плоско.

Вот Владимир Голышев отмечает: «Православной догматике присуща сдержанность. Наше богословие преимущественно апофатическое. Мы более-менее уверенно говорим, чем Бог не является. В отличие от католиков и «разных прочих шведов», которые на голубом глазу описывают Его так, будто вместе в бане парились». Так вот, «не знаю» - это тот ответ, который дает митрополит Алексий на все вопросы о Боге, задают ли их ордынцы или русские, неважно. Верить верит, а судить и предугадывать не смеет. Ибо неисповедимы пути. Смеет только просить. Не за себя, а за Москву, которую монгольские черти сожгут, если он не вылечит их пчелиную матку-ханшу. Православие всегда отличалось от всех остальных христианских конфессий тем, что «предоставляло» Богу максимальную свободу, пространство для божественного произвола, откуда только и может родиться чудо. Неизвестность и загадочность — это защитный покров, который оберегает свободу Бога.

Русь в «Орде» «побеждает» своих поработителей чудом и энтропией. Бог по просьбе старца вылечил вам вашу ханшу — вы, неблагодарные, все-таки решили идти войной на народ этого старца — царство ваше само и развалилось. Мат в три хода. Надо было только хорошенько помолиться, а перед этим — как следует пострадать.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67