Первая стихия

Все вещи возвращаются к единому.

Но куда возвращается единое?

Чань-буддийский коан

Больше всего в последней поездке по Китаю меня поразила надпись над входом в общественный туалет посреди знаменитого Западного озера в городе Ханчжоу. Изящно выписанные иероглифы гласили: "Врата возвращения к единому". Мой китайский спутник не увидел в надписи ничего странного: из воды выходим, в воду все и возвращаем, чему тут удивляться? Этакая китайская аналогия гераклитовскому "Все течет", но в чисто китайском вкусе спроецированная на человеческий быт и сведенная к самому что ни на есть банальному - но, будьте уверены, без тени цинизма! - здравому смыслу.

Вода, конечно, и в Китае вода. Она и там воспринималась как первая стихия жизни, все рождающая и питающая. Правда, китайцы тесно сближали ее с человеческой природой и вообще человеческой жизнью, что европейцу странно и непривычно. Даосский патриарх Лао-цзы уподобляет мудреца "мутному потоку, который все вбирает в себя". Потоку мутному, потому что живому и животворному. Китайская поговорка отмечает:

Где вода чиста, не бывает рыбы. Где вода грязна, кишит жизнь.

Впрочем, есть у китайцев и афоризмы, относящиеся к чистой воде, например:

Лунный луч достигает до дна пруда, не оставляя в воде следа.

Такова реальность в китайском понимании: действие Великого Пути, которое есть абсолютная манифестация, чистая экспрессия, не имеющая ни предела, ни причины, ни истории. Да и самое сознание в его незамутненном, первозданно-покойном состоянии тоже подобно чистой воде, хранящей в себе все образы мира.

Вода крайне мягка и уступчива, но не поддается сжатию и, предоставленная своему свободному, естественному течению, сметет любое препятствие. Такова природа мудрого и такова же природа народа, управлять которым, по китайским понятиям, нужно так же, как регулируют течение вод: не нужно прилагать усилий для того, чтобы заставить воду течь туда, куда она стремится сама, но горе тому, кто вздумает преградить ей путь. Недалеко от Ханчжоу, на окраине городка Шаосин, теперь стоит на вершине холма гигантская железная статуя мифического царя Юя, который, по преданию, "направил течение вод в Поднебесном мире", заслужив себе звание мудрейшего правителя и отца нации. Местные власти нынче устраивают у подножия холма церемонии с танцами, ударами в священный колокол и огромный барабан. Представления эти служат назидательным целям: они удостоверяют верность китайского народа заветам своего первого гидротехника.

Но единство водной стихии куда шире по своим формам и значению. Как мировая субстанция вода есть воплощение связи и взаимопроникновения всех вещей. В ней и посредством нее хранится единство всего живого и отдельных организмов. Мировой океан охватывает и связывает все континенты. Вода - идеальная среда для распространения всех импульсов силы, всякой энергии, и знаменитый "энергетический удар" китайских мастеров гунфу обладает столь высоким поражающим эффектом именно потому, что распространяется в как бы жидкой среде космической энергии ци, наполняющей все живое. Старинное китайское изречение гласит:

Камень навевает думы о древнем.

Вода навевает думы об отдаленном...

Незапамятная древность и невообразимая даль, безусловно, имеют между собой нечто общее. И то и другое уводит к истоку всех образов и форм. Одно в конце концов смыкается с другим: горные кряжи венчаются грядами облаков, и простертая по небу полупрозрачная дымка есть не что иное, как дыхание массивных скал. Вода - динамичный покой. Камень - застывшее движение. И то и другое не чуждо человеку, напротив - интимно родственно ему. В действительности они указывают пределы человеческого: ту прапочву человеческого бытия, "вечно вьющуюся нить" (Лао-цзы) вселенской жизни, из которой выходит и в которую возвращается индивидуальное сознание. Вот почему вода и камень - лучшие учителя человека.

К чему я напоминаю об этих известных и даже, может быть, тривиальных истинах? К тому, чтобы заново открыть для себя, свежим взором оценить весьма нетривиальное чувство таинственной глубины воды - таинственной именно в силу вездесущего и вечного отсутствия этой глубины. Более того, в жизненном укладе китайцев области Цзяннань, т.е. "к югу от Реки" - районе устья Янцзы, примыкающем к Шанхаю, эта тайна воплотилась, пожалуй, с максимально возможной очевидностью и убедительностью.

Главная примета здешних мест - так называемые водные деревни: селения, где улицами служат каналы, обложенные камнями, а единственным средством передвижения - лодки. Я проехался по всей Цзяннани и до океанского побережья провинции Чжэцзян и убедился в том, что сеть водных путей и озер охватывает весь этот регион, и даже железные дороги следуют маршрутам старинных каналов. Отдельные хорошо сохранившиеся "водные деревни" превращены нынче в туристические аттракционы. Они и в самом деле необычайно живописны - с извилистыми рядами неказистых белых домиков, как бы прильнувших к питающей их протоке, словно стайка рыбок, собравшихся на кормежку; с грациозными арками высоких мостов в форме "небесной радуги", на которых по старому обычаю кое-где прилепились лавочки и харчевни. С улицы дома закрыты высокой глухой стеной неизменного белого цвета, их настоящее крыльцо - домашняя пристань, откуда в узкой тихоходной джонке с бамбуковым навесом, укрывающим от дождя, можно было уплыть хоть на край земли. А сегодня гондольерши этих маленьких китайских Венеций катают на джонках туристов, напевая им протяжные песни местных рыбаков. В одном месте я увидел целую дюжину ручных бакланов, которых китайцы издавна приспособили для ловли рыбы. Бакланы важно восседали на бортах джонки, словно пассажиры, дожидавшиеся прихода своего лодочника.

Жемчужина Цзяннани - город Сучжоу, который в особенности славится своими классическими садами. Сучжоу расположен всего в часе езды от Шанхая, но во многих отношениях является его антиподом, притом что эти антиподы, подобно Москве и Петербургу в России, дополняют и даже объясняют друг друга, вместе образуя неподражаемое национальное своеобразие китайской культуры. Если Шанхай весь воплощает порыв ввысь и вовне, то Сучжоу, целиком обращенный к своей густой сети каналов и протоков, всем своим обликом и особенно своими слепыми, непроницаемыми для внешнего взора стенами домов, выходящими на улицу, свидетельствует о внутренней глубине жизни. Город низких, невзрачных зданий, словно стыдящихся своего присутствия и спешащих раствориться в своих многочисленных парках и монастырях, в подступающих к городу холмах, но превыше всего - слиться со своим отражением в воде и так подтвердить реальность зеркального мира. Город купцов, разбогатевших на торговле шелком, но также город артистической богемы и красивых женщин. Здесь впервые - так сказать, в лабораторных условиях - сложилась та хранимая водой стихия призрачности, всеобщей трансмутации вещей, вселенской алхимии бытия, которая в Шанхае была поставлена на промышленную основу и стала доступной для всемирного обозрения.

Гордость Сучжоу - его старинные сады, сложившиеся в XIV-XVII вв. Эти сады, бесспорно, самый насыщенный и утонченный образ китайского жизненного мира. Они, прежде всего, являют непредставимое, чисто символическое пространство саморассеивания, где ни одна вещь не "держит" себя, ежемгновенно соскальзывает в "иное" и... продолжается в нем. "Вне сада есть еще сад", "внутри сада есть еще сад": две эти формулы напоминают о том, что идея китайского жизненного пространства есть вечнопреемственность отсутствующего. Китайский сад не имеет внешней формы, для него не существует правил и законов. Он есть только знак бесконечного богатства разнообразия мира, он удостоверяет присутствие вечнотекучего Хаоса. Его созерцание предполагает единовременность движения и покоя, его пространство до бесконечности расслаивается и складывается в себя, являя образ "плетения ткани жизни". Оно всегда рассчитано на конкретность физического восприятия, но внушает опыт незыблемого покоя Вечноотсутствующего.

Такова же и вода: эта вестница забвения говорит о мимолетном, навеки ушедшем, но в ее безостановочном беге сокрыт безмятежный покой; в нем возвращается непреходящее. Понятно, что вода играет ключевую роль в эстетике китайских садов. В садах Сучжоу она занимает не меньше половины всей территории и притом служит их композиционным ядром: обычно в центре сада располагается большой пруд, окруженный галереями и павильонами. Посреди пруда поставлены беседки, соединенные зигзагообразными мостиками. Вода хранит в себе отражение земного мира, а если быть более точным - тайну красоты нематериальности вещей, красоты всего движущегося и текучего: полет насекомых, колыхание тростника и ветвей деревьев, перемещение тени, отбрасываемой камнями и зданиями, движения рыб. Раскладывающееся и свертывающееся, словно дракон, пространство сучжоуского сада удостоверяет неисчерпаемость мгновения и места, вместивших в себя все ритмы мироздания. Вода и есть среда этой вселенской нематериальности, взаимного наложения бесчисленных теней мира. Но этот эстетизм тени - возможно, именно потому, что речь идет об эстетике пустого и отсутствующего - ничуть не мешал удовлетворению повседневных житейских потребностей владельцев сада: из пруда брали воду для полива и хозяйственных нужд, рыбу из того же пруда подавали к столу и т.д.

Надобно твердо усвоить: покой пустоты есть условие и сама сущность технической деятельности человека. Вода потому и предстает лучшим прообразом человеческой практики, что сама способна к неисчерпаемым превращениям: будучи в своем исходном состоянии покоя водной глади зеркалом мира и более того - зеркальностью, существующей прежде мира, она может представать и кипящей струей ключа или водопада, и бурным горным потоком, и извилистой протокой, и воронкой водоворота. В даосской традиции природа жизненной энергии уподобляли "девяти состояниям воды" (девятка здесь - высшее натуральное число, синоним бытийственной полноты). Тема вообще темная и до сих пор не разгаданная. Но один вывод из нее известные мне даосские учителя все же не скрывают: духовная сила так же не может быть опознана внешним взглядом, как по поверхности воды невозможно определить, что происходит в ее глубине. Мутна водица мира сего. Но величайшая сила дается тому, кто остается бесстрастным.

И наконец, третье классическое явление водной стихии в Цзяннани: упомянутое выше Западное озеро в Ханчжоу. Место, являющее собой в своем роде идеальное смешение всех основных элементов китайской цивилизации: широкое озеро окружено живописными холмами (где выращивают один из лучших в Китае сортов чая), а местность вокруг насыщена историческими памятниками: могила и храм национального китайского героя полководца Юэ Фэя, дамба и любимая беседка знаменитого поэта Су Дунпо, резиденция Мао Цзэдуна, памятные стелы императоров, красивейшие парки, павильоны, монастыри, скиты и проч. и проч. Не только природа и культура, но сама суша и вода перемешены здесь, кажется, до последнего предела: посреди озера лежит остров, большую часть которого занимают опять-таки пруды и озера, а те, в свою очередь, усеяны мостиками и беседками. Перед причалом выступают из воды три каменных бакена в форме буддийского реликвария, отмечающие место, где осенняя луна особенно ярко отражается в зеркале озера. Все вокруг смещено, децентрировано, предстает собственной тенью, отблеском угасшего и отзвуком умолкнувшего. Ничто не далеко и не близко, не высоко и не низко: идеальное воплощение вездесущей и всегда отсутствующей срединности. Эта распредмеченность Хаоса - одновременно несотворенного и окультуренного - всему открыта и все в себе держит, в нее естественно вписываются и новые элементы. С острова теперь открывается вид на новый Ханчжоу с его современными небоскребами.

Надпись на павильоне, откуда гуляющая публика любуется далекими холмами, акцентирует ощущение, которое и так безотчетно завладевает вами, как только перед вами разворачивается панорама Западного озера: "Мое сердце безупречно откликается". Тайна воды - это правда взаимоотражений, бесконечная череда виртуальностей, иллюзий, которая, как ни странно, воспитывает должное и правильное чувство, ибо учит правильной соотнесенности с миром. Кто бы мог подумать, что такая пассивная и невыразительная стихия, как вода, может служить порукой нерушимого союза знания, нравственности и власти?

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67