Память в законе

О том, что пора законодательно защитить память о Второй Мировой войне, говорят уже давно. Первый проект «мемориального закона» был внесен в Думу в мае 2009 года. Потом были другие проекты и бессчетные интервью. Раз в несколько месяцев в сети появлялись фотки единоросски Ирины Яровой, сопровождаемые сообщениями, что новый проект внесен и к маю будет принят. Уже и не верилось, что все это всерьез. И вдруг – сообщение, что 4 апреля закон в первом чтении принят. Конечно, в наши все более очаковские и все менее вегетарианские времена Дума штампует репрессивные законы один нелепее другого. Сажать теперь можно за высказывания по поводу религии, секса и коррумпированных чиновников (последнее называется клеветой). Предлагается сажать за неправильные мнения о покорении Крыма. Почему бы не сажать еще и за высказывания о прошлом? Попробую еще раз объяснить, почему. Но сначала напомню «генеалогию» российского мемориального закона. И попробуйте не согласиться с Мишелем Фуко, утверждавшим: «Цвет генеалогии – серый».

На пути к мемориальному закону

В 1990-е годы, которые теперь принято всячески поносить, отношения между Россией и странами Восточной Европы были добрососедскими. Они стали стремительно портиться в 2000-е годы по мере формирования нынешнего режима с его имперской риторикой (которая в конце концов поставила мир на грань войны). Мы смеялись над попытками Ельцина найти «национальную идею», но искал он ее во вполне приемлемом направлении. Помните: «Пушкин – наше все»? Он хотел, чтобы в демократической России весь мир, включая нас самих, видел, прежде всего, наследницу великой европейской культуры. В 2000-е годы национальную идею переодели в гимнастерку солдата-освободителя. Беда только в том, что из-за его спины выглядывал эффективный менеджер. Собственно, ради реабилитации этого последнего, ради культа авторитарного государства, и понадобился солдат-освободитель.

Но в странах Восточной Европы советский воин оставил о себе неоднозначную память. Он их сначала освободил, а потом оккупировал. Не удивительно, что эти страны мгновенно отреагировали на перемены в российской «исторической политике». С Польшей, Украиной, Литвой, Латвией, Эстонией начались мемориальные войны. Россия не смогла найти общий язык, на котором можно было бы достигнуть взаимопонимания с соседями, и предпочла чохом ославить всех своих оппонентов как «пособников нацизма».

Когда в 2007 году в Таллине памятник солдату-освободителю перенесли из центра города на военное кладбище, в России на фоне антиэстонской истерии родилась идея законодательно запретить «реабилитацию нацизма». Но по вопросу о том, как именно это сделать, возникли разногласия. Существовали два проекта закона – пространный и краткий. Первый, опубликованный в апреле 2009 года на сайте Regnum, подробно объяснял, что реабилитация нацизма стала массовым занятием в Восточной Европе, и предлагал целую систему мер для борьбы с ней. Включая создание Общественного Трибунала, которому и надлежало направлять государственную политику памяти [1]. Но вместо Трибунала Дмитрий Медведев создал тогда подконтрольную себе Президентскую комиссию по борьбе с фальсификаторами истории. Пространный проект так и не дошел до Думы.

Любопытно (раз уж мы занялись генеалогией), что «фальсификаторы истории» - это название брошюры 1948 года, где отвергались те же самые обвинения СССР в соучастии в развязывании Второй Мировой войны и в военных преступлениях, от которых сейчас, в тех же выражениях и с теми же аргументами, пытаются отмыться нынешние «наследники Сталина».

Закон Яровой: первая и вторая версии (2009-10)

Краткий проект (который я буду условно называть «законом Яровой») был внесен в Думу группой депутатов от Единой России. УК РФ предлагалось дополнить статьей 354.1, предусматривавшей тюремное заключение до трех лет (при отягчающих обстоятельствах – до пяти) за:

«Искажение приговора Нюрнбергского Трибунала […], допущенное с целью полной или частичной реабилитации нацизма и нацистских преступников, либо объявление преступными действий стран-участников антигитлеровской коалиции, а также одобрение, отрицание преступлений нацизма против мира и безопасности человечества, совершенные публично».[2]

Ключевым здесь, естественно, был запрет на критику «стран-участников антигитлеровской коалиции». Под такую - пусть корявую - формулу можно было подвести любое критическое высказывание о действиях Сталина в 1939-45 годах. Имелось у этой формулы и другое достоинство. Через головы восточно-европейских соседей российские законодатели как бы протягивали руку дружбы Западным союзникам (которые в свое время отдали Сталину завоеванные им страны). Союзники ведь тоже были не идеальны и могли бы оценить готовность думцев сажать в тюрьму, например, за критику ядерной бомбардировки Хиросимы. Союз «держав» за счет Восточной Европы – это и есть «ялтинская система», которую российское руководство продолжает считать единственно законным итогом Второй Мировой войны. За что и любит Нюрнберг.

На Западе красивый жест, однако, не оценили. Проект вызвал протест и насмешки вовне и внутри страны. Даже Правительство в своем отзыве раскритиковало законодателей за юридическую безграмотность:

«Вызывает сомнение наличие в законопроекте такого положения, как "объявление преступными действий стран-участников антигитлеровской коалиции", в связи с тем, что не ясно, на какой круг действий оно распространяется [и] о каком периоде идет речь».

Закон не прошел. Напротив, после визита Барака Обамы в Москву в июле 2009 года началась «перезагрузка» в отношениях с США, а также с Польшей и Украиной (после избрания Януковича президентом). В октябре Дмитрий Медведев строго осудил преступления Сталина, а в следующем апреле Владимир Путин вместе с польским премьером Дональдом Туском преклонил колени перед памятником жертвам Катыни. В октябре 2010 года Дума приняла декларацию, официально признавшую Катынский расстрел преступлением советского руководства [3]. Правда, КПРФ тогда же обвинила Думу в пособничестве нацизму [4]. Думцы могли только радоваться, что не успели принять закон, по которому должны были бы сесть на пять лет.

Инициативная группа не прекращала, тем не менее, своей работы. С 2010 года от имени группы стала выступать Ирина Яровая, председатель «государственно-патриотического клуба» Единой России и заместитель председателя комитета Думы по конституционному законодательству (а позднее - соавтор законов об иностранных агентах и правилах проведения митингов). В апреле 2010 года в Думу была внесена вторая, еще более краткая, версия закона, предусматривавшая те же наказания за «одобрение или отрицание установленных приговором Нюрнбергского Трибунала преступлений нацизма против мира и безопасности человечества, совершенные публично». Краткость, впрочем, не добавила законопроекту ясности, поскольку упомянутый приговор – сложный для интерпретации документ, из которого далеко не всегда понятно, какие именно преступления нацистов «установил» Трибунал [5]. Нельзя не признать, тем не менее, что законодатели учли замечания правительства, убрали из проекта наиболее одиозную формулу и даже приблизили его к модели европейских мемориальных законов (о них пойдет речь ниже). Впрочем, это делу не помогло. Новая версия, как и старая, без движения лежала в Думе.

Проект Совета Федерации (2012-13)

Между тем, в Совете Федерации родился альтернативный проект мемориального закона, инициированный Борисом Шпигелем, бизнесменом, членом СФ и президентом Всемирного конгресса русскоязычного еврейства. Взаимодействуя с МИДом, Шпигель внес существенный вклад в развитие отношений между Россией и Израилем. В 2010 году он основал международное правозащитное движение Мир без нацизма, ставившее своей задачей противодействие реабилитации нацизма (в том числе в странах Восточной Европы) и борьбу с отрицанием Холокоста. Идея мемориального закона с самого начала была в программе этой организации. В мае 2012 года, действуя в качестве заместителя председателя комитета СФ по конституционному законодательству, Шпигель убедил Межпарламентскую ассамблею СНГ принять модельный закон «О недопустимости действий по реабилитации нацизма, героизации нацистских преступников и их пособников» [6]. Текст этого многостраничного документа местами дословно совпадает с пространным проектом 2009 года, опубликованным на сайте Regnum. Несомненно, Шпигель вдохновлялся примером ЕС, который в 2008 году принял рамочное решение, предписавшее членам ЕС криминализировать отрицание Холокоста. Модельный закон СНГ должен был служить, по мысли Шпигеля, основанием для принятия аналогичного российского закона.

Информация о том, что в Совете Федерации подготовлен «антинацистский» закон для России, появилась в прессе в ноябре 2012 года. Через три недели Шпигель стал объектом информационной атаки. В блогах появился (вероятно, сфальсифицированный) приговор за педофилию, якобы вынесенный ему еще в советское время [7]. А в марте он принужден был покинуть СФ, поскольку членство в нем стало несовместимым с руководством международной общественной организацией и предпринимательской деятельностью. За несколько дней до ухода Шпигель представил в Думу два закона – естественно, пространный и краткий. Пространный был скопирован с «модельного закона» СНГ. Как и проект сайта Regnum, он предусматривал создание, правда, уже не Трибунала, но «уполномоченного органа», преимущественно из общественных активистов, призванного координировать действия государства и общественных организаций по противодействию реабилитации нацизма [8]. Краткий же проект предусматривал внесение изменений в статью 282 УК РФ – «Возбуждение ненависти или вражды, а также унижение человеческого достоинства». В перечень составов преступления, могущих повлечь за собой заключение на срок до двух (при отягчающих обстоятельствах – до пяти) лет, предлагалось внести действия, направленные на «реабилитацию нацизма, героизацию нацистских преступников и их пособников [и] отрицание Холокоста».[9]

После ухода Шпигеля из СФ его законопроекты ждала разная судьба. Пространный проект до сих пор лежит в Думе, краткий же в июне 2013 года был возвращен «субъекту права законодательной инициативы в связи с несоблюдением требований Регламента Государственной Думы» (непредставлением отзывов Правительства и Верховного Суда). Сейчас его можно найти в архиве Думы.

Третья версия закона Яровой и проект Добрынина (2013-14)

Одновременно с отказом от рассмотрения краткого проекта Шпигеля резко активизировалась работа над законом Яровой. Этот последний лежал без движения с апреля 2010 года. Но в мае-июне 2013 года, на волне радикального культурного консерватизма, поднявшейся в ответ на протестное движение осени 2011 – весны 2012 годов, грянул скандал вокруг поста Леонида Гозмана, сравнившего СМЕРШ («Смерть шпионам» - советскую военную контрразведку времен войны) с СС [10]. Журналистка Ульяна Скойбеда в связи с этим посетовала, что нацисты сделали недостаточно абажуров из кожи предков нынешних либералов [11]. Старшие товарищи пожурили увлекающуюся по молодости лет журналистку, но задали главный вопрос: «Как быть с Гозманом?» [12]. Ответ подразумевался: надо сажать. Тут и возникла идея вернуться к закону Яровой, к чему призвал, в частности, вице-спикер Думы единоросс Сергей Железняк [13]. В конце июня – начале июля за неделю список соавторов закона дополнился 37 фамилиями депутатов (сегодня в списке соавторов проекта 49 депутатов от всех фракций). На этом фоне и не удалось получить отзыв Правительства на краткий проект Шпигеля. Думцы явно не спешили защитить память о Холокосте.

Однако в июне 2013 года, через несколько дней после сообщений о реанимации закона Яровой, Совет Федерации вновь выступил со своим проектом мемориального закона. Закоперщиком стал сенатор от Архангельской области Константин Добрынин – преемник Шпигеля на посту заместителя председателя комитета по конституционному законодательству, участвовавший в работе над проектом уже осенью 2012 года. Следов проекта Добрынина на сайте Думы мне обнаружить не удалось. Судя по словам сенатора, цитируемым в «Коммерсанте», речь шла о представленных еще Шпигелем проектах: «Мы предлагаем принять базовый законопроект о запрете реабилитации нацизма, где будут даны все дефиниции, и две поправки — в ст. 282 УК РФ, где расширим понятие экстремистской деятельности, и в сам закон об экстремизме» [14]. Позднее, подводя итоги 2013 года в своем блоге на сайте СФ, Добрынин упомянул «несостоявшийся пока законопроект о запрете реабилитации и героизации нацизма. В этом году нам не удалось убедить уважаемых коллег из правительства о необходимости его принятия» [15]. Вероятно, Добрынин имел в виду негативный отзыв правительства на пространный («базовый») проект, последовавший, по некоторым данным, в ноябре 2013 [16] (но по сию пору отсутствующий на сайте Думы).

Долги пути государственных бумаг, и тяжек труд законодателя по их согласованию. После июньской мемориальной горячки с законом Яровой опять полгода ничего не происходило. Но в январе 2014 года грянул новый скандал, на этот раз вокруг телеканала «Дождь», позволившего себе задать телезрителям вопрос, не стоило ли сдать Ленинград гитлеровцам, чтобы спасти жизни горожан. И вновь зазвучало: «Сажать! Непременно сажать!» Новостные сайты украсились портретами Яровой и сообщениями, что закон внесен в Думу. Речь шла о новой, третьей по счету версии закона, которая криминализирует:

«Отрицание фактов, установленных приговором Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси, одобрение преступлений, установленных указанным приговором, а равно распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР во время Второй мировой войны, соединенных с обвинением в совершении преступлений, установленных указанным приговором, совершенные публично».

Как только в январе возобновилось движение с законом Яровой, Константин Добрынин – только что признавший, что в правительстве у него нет поддержки – вновь заявил, что Совет Федерации представил свой антинацистский законопроект. Мемориальный забег продолжался весь февраль и март. Заместители председателей комитетов по конституционному законодательству обеих палат наперебой расхваливали журналистам свои проекты.

Впрочем, одно время казалось, что бегунам до финиша не дотянуть. В феврале «Известия» со ссылкой на «источник в Кремле» сообщили: «в администрации президента […] пришли к выводу, что ни один из существующих проектов […] не может быть поддержан со стороны Кремля». По поводу проекта Яровой «источник» будто бы заявил: «Нас не устраивает правовая размытость документа» [17]. 13 марта появился разгромный отзыв Правительства на законопроект. «Концептуально поддержав идею» (как и в 2009 году), Правительство указало на неправильное использование терминов, двусмысленные формулировки, дублирование существующих статей УК. Отсюда вывод: «законопроект требует существенной доработки».

Казалось бы, «упало каменное слово». Ничуть не бывало! 4 апреля Дума единогласно (!) приняла в первом чтении разгромленный Правительством текст. На целый голос единогласнее, чем закон об аннексии Крыма. «И ни один не заболел, и ни один не отказался».

Следует ли полагать, что в темной камере за кулисами кто-то принял решение в пользу закона Яровой? Ведь неспроста же так дружно голосовали депутаты. Что же им, Правительство теперь не указ? Или они думают, что Совет Федерации не будет защищать свой проект? Или то, что 13 марта казалось юридически безграмотным, к 4 апреля стало в самый раз?

Предсказывать дальнейшую судьбу законопроектов трудно. На сегодняшний день вероятным представляется принятие – возможно, с поправками – закона Яровой. Это резко снизит шансы закона Шпигеля-Добрынина.

Почему же в мемориальном забеге думский комитет по конституционному законодательству – пока – побеждает аналогичный комитет СФ? Чтобы ответить на этот вопрос, надо обратиться к анализу текстов законов, причем на фоне норм, существующих в других странах.

Европейские мемориальные законы

Авторы российских проектов утверждают, что прецедентом для них являются европейские мемориальные законы. Обоснован ли такой взгляд?

Европейские мемориальные законы – это, прежде всего, законы, запрещающие отрицание Холокоста, а также законы, признающие те или иные преступления (например, истребление армян в Турции в 1915 году) геноцидом, но не предусматривающие наказания за их отрицание. Ниже речь будет идти только о первой из этих групп законов.

Первый, еще очень половинчатый, мемориальный закон был принят в Германии в 1985 году, но уже в 1960-70-е годы немецкие суды наказывали за отрицание Холокоста на основе других статей Уголовного Кодекса (о запрете пропаганды нацизма и о защите личного достоинства). В 1986 году Израиль криминализировал отрицание Холокоста. Первый «классический» мемориальный закон («закон Гэссо») был принят во Франции в 1990 году. Он послужил образцом для законов других европейских стран, равно как и нормативных документов ЕС, включая упомянутое рамочное решение 2008 года.

К настоящему времени законы, криминализирующие высказывания о прошлом, имеются в 23 европейских странах, включая (наряду с Германией и Францией) Австрию, Бельгию, Швейцарию, Португалию, а также ряд стран Восточной Европы – Польшу, Чешскую Республику, Словакию, Словению, Венгрию, Румынию, Литву и Латвию. В некоторых из них используется термин Холокост, но чаще применяется более общая формула - запрещение восхвалять, отрицать или приуменьшать преступления против человечности. Обычно соответствующие статьи входят в разделы Уголовного кодекса, предусматривающие наказание за геноцид и другие преступления расистского характера. Мемориальные законы некоторых восточно-европейских стран (Польши, Венгрии, Литвы) содержат также запрет на отрицание преступлений коммунистических режимов. Ряд европейских государств – прежде всего, Англия и Скандинавские страны - отказываются принимать мемориальные законы, поскольку видят в этом ограничение свободы слова. Для борьбы с нацизмом, утверждают они, достаточно существующего антирасистского законодательства. Нет мемориальных законов и в США, где Первая поправка к Конституции запрещает Конгрессу принимать законы, ограничивающие свободу слова.

Среди европейских и американских юристов нет единого мнения о легитимности и эффективности мемориальных законов. Одни считают, что демократия вправе ограничить свободу слова во имя защиты других прав и свобод (например, права на безопасность и личное достоинство). Поэтому надо запретить отрицание Холокоста, которое может привести к новому геноциду. Другие утверждают, что попытки предусмотреть все потенциально опасные последствия всех высказываний могут привести к сворачиванию демократических свобод. Поэтому запрещать надо не высказывания, а действия, представляющие собой реальную опасность для конкретных людей.

Сравнительный анализ законопроектов

Вчитаемся теперь в тексты законов. Рамочное решение ЕС от 2008 года «О борьбе с отдельными формами и проявлениями расизма и ксенофобии посредством уголовного права» обязывает страны ЕС ввести уголовное наказание за:

«Публичную апологию, публичное отрицание или публичную грубую банализацию преступлений, определенных в статье 6 Устава Международного военного трибунала, приложенного к Лондонскому соглашению от 8 августа 1945 года [т.е. Нюрнбергского трибунала] в отношении группы лиц или члена подобной группы, определенной по признаку расы, цвета кожи, религии, родства по восходящей линии, национального или этнического происхождения, когда такое поведение создает риск подстрекательства к насилию или ненависти по отношению к группе лиц или члену подобной группы».[18]

А вот как выглядела бы статья 282 УК РФ, прими Парламент краткий закон Шпигеля:

«Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, реабилитацию нацизма, героизацию нацистских преступников и их пособников, отрицание Холокоста, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации, наказываются […]».

Напомню, что от Шпигеля в этой статье только следующие слова: «реабилитацию нацизма, героизацию нацистских преступников и их пособников, отрицание Холокоста». Все остальное уже содержится в УК.

Элементы сходства между законом Шпигеля и рамочным решением ЕС налицо: Шпигель также рассматривает «реабилитацию нацизма» как преступление расистского характера. Но есть и различия. Шпигель прямо говорит об отрицании Холокоста, тогда как рамочное решение ссылается на Устав Нюрнбергского трибунала. Однако ссылка на Нюрнберг появляется в рамочном решении в связи с определением понятий (преступлений против мира, против человечности и военных преступлений), данным в Уставе Трибунала. Шпигелю эта ссылка не нужна: все определения предложены им в пространном законе, который он представил одновременно с кратким. При этом проект Шпигеля гораздо шире, чем запрет на отрицание Холокоста. Главное для него – запретить реабилитацию нацизма и героизацию нацистских преступников. Именно об этом, в основном, и идет речь в пространном законе.

Перейдем теперь к третьему варианту закона Яровой. Он гораздо радикальнее второй версии (от апреля 2010 года). Тогда, не сумев найти пристойную формулу для защиты памяти сталинизма, законодатели ограничились глухой отсылкой к Нюрнбергскому процессу. Сейчас ложная стыдливость отброшена, и третья версия вновь недвусмысленно запрещает любую критику в адрес Советского государства, но при этом отказывает неблагодарным союзникам в защите их памяти. Авторы законопроекта выбрали давно испытанную формулу, восходящую к статье 190-1 УК РСФСР 1960 года - «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Понятно, кто и на каком основании будет решать, заведомо или не заведомо ложную информацию распространяет тот или иной историк.

В комментариях к первой и второй версиям закона инициаторы усиленно подчеркивали, что он не ограничивает свободу научных исследований. Напротив, третья версия в качестве отягчающего обстоятельства называет «искусственное создание доказательств обвинения» (имеются в виду обвинения в адрес СССР). За такие доказательства можно будет попасть в Соловки уже не на три года, а на пять лет. Этот «довесок» – специально для историков. Ведь собирать доказательства для исторических построений - это их работа.

Как и рамочное решение, закон Яровой ссылается на Нюрнбергский трибунал. Казалось бы, очевидное сходство – но не совсем. Документ ЕС ссылается на Устав трибунала, в котором даны определения преступлений против мира, человечности, и военных преступлений, а российский закон – на установленные приговором факты. Разница колоссальная – европейские законодатели понимают, что отнюдь не все «установленные» Нюрнбергским трибуналом «факты» соответствовали истине, потому что среди судей были представители СССР, которые многие факты ни за что бы не позволили установить. Думцы же делают вид, что они не в курсе этого, хотя сама же Дума, вопреки Нюрнбергскому трибуналу, недавно признала Катынь советским преступлением, а в 1989 году Верховный Совет СССР осудил пакт Молотова-Риббентропа – также вопреки оценке, которая была дана ему в Нюрнберге.

В отличие от проекта Шпигеля и рамочного решения ЕС, закон Яровой рассматривает замалчивание преступлений нацизма не как преступление расового характера, а как «преступление против мира и безопасности человечества». Статья 354.1 должна идти непосредственно после статьи 354 – «Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны». Правда, в этой же главе УК есть еще и статья 357 – «Геноцид». Но ни Яровая, ни даже Шпигель этой статьей не воспользовались, поскольку это означало бы признать Холокост главным из нацистских преступлений. На это российские законодатели пойти не готовы.

Смысл запрета на отрицание Холокоста

Постсоветская память о войне - это прямое продолжение советской памяти, точнее, мифа, восходящего к Сталину и оснащенного при Брежневе всеми атрибутами государственного культа. К реальной войне эта память имеет опосредованное (пропагандой) отношение. Холокост не был частью советской памяти о войне. По версии советских пропагандистов, в лагерях смерти уничтожались не евреи, а мирные жители, в основном – советские граждане. Примечательно, что в 1940-50-е годы на Западе преобладало похожее понимание нацистских преступлений. Державы-победительницы видели тогда в нацизме не столько расовую идеологию, сколько возрождение прусского милитаризма. Память о Холокосте стала главным элементом западной памяти о войне только начиная с 1970-х годов.

Произошло это в результате огромной важности сдвига в общественном сознании: преобладающей точкой зрения на историю стала точка зрения жертв, а не победителей. В этом проявилась гуманизация западной культуры в эпоху расцвета демократии. Главным элементом памяти о войне стали не преступления одного государства против другого, а преступления государства против народа – или, точнее, против человечности. История при таком подходе переставала быть орудием националистической пропаганды и становилась выражением демократических ценностей. Холокост начал пониматься как преступление, вина за которое лежит не только на нацистском правительстве Германии, но и – в той или иной мере – на других государствах, способствовавших ему или не сумевших предотвратить его.

В Европе сложилось чувство коллективной ответственности за Холокост. В 1990-е годы, когда в Германии и Франции принимались мемориальные законы, лидеры этих государств – Жак Ширак и Гельмут Коль – принесли официальные извинения за участие правительств этих стран в Холокосте. Ведь геноцид – это не просто массовые убийства, а массовые убийства, совершенные государством или при его поддержке. Только потому они и могли стать массовыми. Именно на этом фоне понятен смысл европейских мемориальных законов – запрещая отрицать факт геноцида, государство запрещает отрицать совершенное им самим преступление.

Эта логика совершенно чужда российским законодателям. Даже для Шпигеля, который предпринял попытку соединить российский миф о войне с памятью о Холокосте, эта последняя, как представляется, служит не столько выражением чувства коллективной ответственности за преступления против человечности, сколько орудием в мемориальной войне России с ее соседями. Уподобление же закона Яровой европейским мемориальным законам – просто грубое искажение действительности. Аналогом европейских мемориальных законов в России был бы закон, запрещающий отрицать коллективизацию, Голодомор, Большой Террор, Катынский расстрел, Тоцкий полигон и другие преступления советского государства против своего собственного народа и других народов мира. Но Яровая и ее соавторы собрались, напротив, защитить память сталинского режима. Ведь политика СССР в годы Второй Мировой войны – это политика Сталина. Защитить память палачей и оккупантов от памяти их жертв. Это ситуация, зеркально противоположная европейским законам об отрицании Холокоста. Закон, подобный российскому, существует только в Турции (статья 301 Уголовного кодекса), где можно попасть в тюрьму за обвинение Турецкого государства в геноциде армян в 1915 году.

Стремление защитить память авторитарного государства с самого начала просматривается в истории российского мемориального закона. Однако показательно, что на протяжении нескольких лет закон Шпигеля был конкурентом закона Яровой. Это свидетельствует о поиске такой формулы официальной российской памяти, которая внешне напоминала бы европейскую память. Не менее показательно и то, что – на сегодня – Дума выбрала для узаконения сталинскую версию мифа о войне. Политика радикального культурного консерватизма, проводимая российским руководством с весны 2012 года, опирается на самые простые, нарочито огрубленные формулы (не говоря уже об ее антизападном характере). С точки зрения подобной политики, память о Холокосте может только нарушить чистоту сталинского мифа.

Нужен ли России мемориальный закон?

Но, может быть, в России стоило бы принять мемориальный закон западного типа, запрещающий отрицание Холокоста? Или закон, запрещающий отрицание сталинских преступлений?

Я разделяю точку зрения тех, кто видит даже в самых лучших мемориальных законах больше вреда, чем пользы. Правда, я допускаю, что в 1980-90-е годы принятие первых мемориальных законов сыграло, скорее, положительную роль, поскольку способствовало становлению в Европе демократической культуры памяти.

Но, во-первых, мне не известно сколько-нибудь надежных данных, свидетельствующих об эффективности мемориальных законов. Во Франции и Германии они существуют четверть века. Проявлений расизма за это время меньше не стало, а «отрицатели Холокоста» разместили свои сайты в США, где нет мемориальных законов.

Во-вторых, даже если мемориальные законы 1990-х годов были, прежде всего, выражением скорби и покаяния, законы 2000-х годов стали, по преимуществу, инструментом манипулятивной политики памяти. Это характерно как для России, так и для других стран Восточной Европы. Законы, задуманные как инструменты поддержания мира, стали орудиями мемориальных войн.

Мне кажется, историки лучше политиков и судей в состоянии разобраться в тайнах прошлого. История, как и другие науки, не совершенна, но все же она разработала довольно строгие правила установления и осмысления фактов. За последние 25 лет историки советского периода – и в России, и за рубежом – добились впечатляющих успехов в изучении нашего трагического прошлого. Но историческая истина гораздо сложнее и многозначнее истины права. Пытаться загнать ее в пять строк статьи уголовного кодекса – занятие бессмысленное и вредное. Особенно когда речь идет о столь масштабных и трагических событиях, как Вторая Мировая война. Поэтому я – за «мемориальное разоружение» и мораторий на принятие мемориальных законов. А что касается расизма, то в УК немало статей, которые позволяют бороться с ним. Если, конечно, хотеть с ним бороться.

Примечания:

[1] «Проект: Федеральный закон "О противодействии реабилитации в новых независимых государствах на территории бывшего Союза ССР нацизма, нацистских преступников и их пособников"»,

http://www.regnum.ru/news/1153517.html

[2] Текст законопроекта 197582-5, сопровождающие материалы, отзывы правительства и решения Думы доступны на сайте Думы: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%28SpravkaNew%29?OpenAgent&RN=197582-5&02

[3] Заявление Государственной Думы «О Катынской трагедии и ее жертвах», 26.10.2010, http://www.duma.gov.ru

[4] Заявление Президиума ЦК КПРФ «О недопустимости пересмотра итогов Нюрнбергского процесса в отношении Катынского дела», 26.11.2010, http://kprf.ru/party_live/85039.html

[5] Подробнее об этом в моей статье «История и правосудие», http://polit.ru/article/2010/04/26/koposov/

[6] Текст модельного закона доступен: http://www.iacis.ru/upload/iblock/397/18_a_2012.pdf

[7] Олег Лурье, «Приговор, которого не было, или Хвост виляет собакой», http://oleglurie-new.livejournal.com/75669.html

[8] Текст законопроекта 246071-6, сопровождающие материалы и решения Думы доступны на сайте Думы: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%28SpravkaNew%29?OpenAgent&RN=246071-6&02

[9] Текст законопроекта 246065-6, сопровождающие материалы и решения Думы доступны на сайте Думы: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%28SpravkaNew%29?OpenAgent&RN=246065-6&02

[10] Леонид Гозман, «Подвигу солдат СС посвящается», http://leonid-gozman.livejournal.com/150225.html

[11] 13 мая 2013 года в статье на сайте газеты «Комсомольская правда» под названием «Политик Леонид Гозман заявил: Красивая форма – единственное отличие СМЕРШ от СС» Ульяна Скойбеда написала «Порою жалеешь, что из предков сегодняшних либералов нацисты не наделали абажуров. Меньше бы было проблем». 15 мая после разразившегося скандала редакция газеты заменила эту фразу на следующую: «Либералы пересматривают историю, чтобы выбить у нашей страны почву из-под ног». См.: http://www.kp.ru/daily/26073.5/2980350/

[12] «"Комсомольская правда" заменила некорректный подзаголовок», http://www.bfm.ru/news/216321 ; Интервью с главным редактором «Комсомольской правды» Владимиром Сунгоркиным: http://tvrain.ru/articles/glavred_kp_sungorkin_ja_ne_antisemit_u_menja_polredaktsii_ljudi_opredelennoj_natsionalnosti-343805/

[13] «Единоросс Железняк намерен наказать "болотный бомонд" за сомнения в подвиге СССР в Великой Отечественной», см.: http://www.newsru.com/russia/14may2013/nazlaw.html

[14]Наталья Корченкова, Максим Иванов, «Сенаторы не согласились с Ириной Яровой:
В Совете федерации разрабатывают свою "антинацистскую идеологию"» http://www.kommersant.ru/pda/news.html?id=2437423

[15] Константин Добрынин, «Год прошел и слава богу», http://council.gov.ru/press-center/blogs/38237/

[16] Петр Козлов, Дмитрий Рункевич, «Правительство отклонило законопроект против реабилитации нацизма», Известия 06.11.2013, http://izvestia.ru/news/560117

[17] Дмитрий Рункевич, «Кремль не поддержал законопроект о запрете реабилитации фашизма», Известия 10.02.2014, http://izvestia.ru/news/565382

[18] Текст решения опубликован в Официальном Журнале ЕС (http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=OJ:L:2008:328:0055:0058:EN:PDF), перевод цитируется по сайту Кафедры права Европейского Союза Московской Государственной Юридической Академии (http://eulaw.edu.ru/documents/legislation/law_defence/racism.htm)

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67