«Оранжевая» Украина и Беслан – вот что формировало Путина-политика

От редакции. Сэмюэл Чарап – директор российских программ Центра за американский прогресс. Данный центр некоторое время назад подготовил для администрации Обамы доклад, который представляет собой изложение стратегии для политики США в отношении России. РЖ поинтересовался у Сэмюэла Чарапа его видением итогов десятилетия пребывания Путина у власти.

* * *

Русский журнал: Уважаемый господин Чарап, на ваш взгляд, ответ на вопрос Who is Mr Putin? - сегодня тот же, что и 10 лет назад? Если да, то как можно ответить на этот вопрос? Если нет, то что кардинально изменилось за это время?

Сэмюэл Чарап: Ответ на ваш вопрос – и да, и нет. Основные цели Путина как российского государственного деятеля: процветание страны, стабильность, повышение международного авторитета России, контроль над внутренней политической системой и основными стратегическими секторами экономики – все это осталось неизменным с момента начала его руководства. Но за это время Владимир Путин вырос как политик – если посмотреть записи десятилетней давности и сегодняшней, сравнить их, то очевидно, что он превратился в публичную фигуру международного масштаба.

Я хотел бы выделить два события, которые однозначно, по моему мнению, оказали огромное влияние на самого Владимира Путина и на его видение мира. Это «оранжевая революция» в Украине и теракт в Беслане. После оранжевой революции у правящей элиты России возникла паранойя на счет того, что российская оппозиция сможет устроить в стране такой же сценарий. Это стало мотивацией ряда соответствующих мер, пусть и было очевидно, что никакой оранжевой революции в России не будет, у этих опасений не было никаких реальных оснований. Более того, после оранжевой революции сложилось четкое убеждение в том, что события на Украине – дело рук западных спецслужб. Это, конечно, неверно, но эта идея превратилась в аксиому. Это привело к антизападной паранойе, что стало видно, например, с сюжетом про британский «шпионский камень» на телевидении.

Беслан стал шоком для всей страны. Реакцией на него стали реформы, принятые сразу после теракта: отмена выборов губернаторов и переход на пропорциональную систему выборов в Госдуму. Некоторые утверждают, что Беслан лишь был поводом для этой давно готовящейся реформы, но она отразила желание Кремля установить более сильный контроль над российскими регионами.

РЖ: В России многие считают, что Владимир Путин как руководитель страны состоялся, начиная с событий в Дагестане августа 1999 года. Начало президентства Медведева - это события в Южной Осетии?

С.Ч.: События в Дагестане консолидировали российский электорат вокруг фигуры Владимира Путина как кандидата в президенты, но не как руководителя страны. На мой взгляд, он стал национальным лидером России позже, когда прошло уже нескольких лет. И не стоит проводить параллель между Дагестаном и Южной Осетией, эти события имели разные значения для карьеры двух президентов. События в Дагестане и распространение исламского экстремизма были угрозой существованию России как единого государства, чего нельзя сказать о событиях в Южной Осетии. Конфликт с Грузией в Южной Осетии не имел такого значения для российского общества, как имели в свое время военные кампании на Северном Кавказе, которые ассоциировались с погибшими солдатами, взрывами домов, поражениями российской армии, Хасавюртовским соглашением, и т.д. Проблема Южной Осетии никогда не будет волновать российскую общественность так, как волновала в свое время Чечня и ситуация на Северном Кавказе.

РЖ: Как в целом Вы можете оценить десятилетие Владимира Путина с экономической, политической и культурной точки зрения? Было ли это десятилетие временем «пробуждения» России (духовного, политического и т.д.) или же ее упадка? Можно ли вообще дать на эти вопросы однозначный ответ?

С.Ч.: На эти вопросы нет однозначных ответов. Все происходящее в России полно противоречий. Развитие России никогда не было линейным, всегда внутри страны были силы, «дергавшие» ее порой в прямо противоположные стороны. Это касается и последних десяти лет. Я не стал бы говорить ни о пробуждении, ни об упадке России, я полагаю, что за эти десять лет было много прорывов и много поражений, было много упущенных возможностей, были ошибки, но были и правильные решения. Всего понемногу.

Эти десять лет всегда будут восприниматься как ответ на 1990-е годы. Это был период консолидации власти, который сменил период фрагментации страны. В каких-то сферах общественной жизни последствия этой консолидации были положительными, в каких-то нет. Проблема в том, что период консолидации затянулся, сегодня вопрос заключается в том, что делать с этой сверхцентрализованной системой, возможно ли постепенно начать ослаблять контроль, запустить модернизацию и политическую либерализацию, не создав при этом угрозы стабильности.

Беседовала Юлия Нетесова

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67