Об актуальности сущего по Аристотелю

Брентано, Франц. О многозначности сущего по Аристотелю / предисл. издателя. Н.А.Печерской; предисл. к изданию Р.А. Громова; пер. с нем. Н.П. Ильина; коммент. Ф. Брентано, А.Г. Чернякова; науч. ред. и сост. словника А.Ю. Вязьмина. – СПб.: Изд-во Института «Высшая религиозно-философская школа», 2012. – LXIV, 247 c. – 300 экз.

Имя Франца Брентано хорошо известно в русскоязычном философском пространстве, в том числе и благодаря современному интересу к Эдмунду Гуссерлю, унаследовавшему многие идеи австрийского философа. В социальном воображаемом истории феноменологии Брентано остается учителем – и, одновременно, объектом критики Гуссерля: Гуссерль оттачивал свой метод во многом в полемике с тогдашними исследователями психологических теорий. Но кроме основателя феноменологии, влияние Ф.Брентано испытали многие другие мыслители эпохи, такие как Зигмунд Фрейд, Карл Штумпф, Алексиус фон Мейнонг. Можно сказать, что философия Брентано – если не самое переломное, то самое яркое событие из повлиявших на становление континентальной философской антропологии.

Диссертация Брентано «О многозначности сущего по Аристотелю» (1862) позволяет более ясно увидеть и ту часть немецкой философии ХIХ века, которая обычно ускользает от внимания историков феноменологии, – а именно неосхоластику и аристотелевский ренессанс, на фоне которых формируется особого рода «психологизм» и разворачиваются дискуссии о феномене. По сути, философия Брентано стала связующим звеном сразу нескольких направлений европейской мысли. Во-первых, она позволяет обнаружить скрытые мотивы феноменологии, в частности, тот терминологический аппарат, который «по умолчанию» использует Гуссерль, а затем и другие философы этого направления. Во-вторых, отображая комментаторские традиции католической науки, она показывает пример неразрывной связи богословия и онтологии, что весьма актуально и для современных задач реанимации секулярного философского мышления. В-третьих, нельзя не признать ощутимые для психологии и психоанализа методологические результаты, которые у Брентано были сформированы на пересечении естествознания и философской науки, в переосмыслении традиционных представлений о душевной жизни в целом и о психической реальности как таковой.

Так, центральное для феноменологии понятие интенциональности было введено Брентано в философский лексикон именно благодаря чтению схоластических комментариев к Аристотелю. В своей диссертации Брентано поставил фундаментальный вопрос о различии формального (интенционального) и реального бытия, указав и на возможность продолжения католической традиции, и на аристотелевские истоки этого различия. Различая сущее как истинное и сущее как реальное, Брентано придает первому понятию «более широкий объем», включая в него все, что может стать объектом мышления. Такое различение, приведшее среди прочего к разрыву между логикой как формальной наукой об entia rationis [сущностях разума] и метафизикой как реальной наукой об entia realia [реальных сущностях], становится предметом пристального внимания и в других его работах, вплоть до более поздней идеи разделения феноменов на психические и физические. Учитывая значение идеи интенциональности для философии ХХ века, нельзя не отметить, что реконструкция Брентано не только добавляет основательности феноменологии, но и во многом «примиряет» аналитический подход, актуальный для современного анализа сознания и языка с философской антропологией в целом.

Публикация перевода стала, без преувеличения, уникальным результатом многолетней коллективной работы, начатой при участии известного петербургского специалиста по феноменологии и онтологии Алексея Григорьевича Чернякова. Им был составлен трехуровневый философский комментарий, который после кончины Алексея Григорьевича доработал его ученик А.Ю. Вязьмин. Для А.Г. Чернякова диссертация Брентано представляла и особую методологическую ценность, поскольку имела значение для феноменологической интерпретации аристотелевской теории числа, которая была предпринята в работе «Онтология времени». В частности, в анализе понятий движения и энергии, наиболее сложных и в определении энтелехии как внутренней цели изменения вещи, и в разборе темпоральной структуры становления в целом, А.Г.Черняков ссылается на брентановскую реконструкцию кинезиса[1]. Предложенная Брентано трактовка позволяет отследить не только логику аристотелевских категорий, но и происхождение базовых феноменологических различий. Несомненно, публикация полного перевода труда Брентано позволит и яснее охватить замысел «Онтологии времени» как историко-философского исследования, и, вслед за этим, лучше увидеть место Брентано в философии времени как таковой. Как и для иных гносеологических аспектов феноменологии, для теории времени работа Брентано также служит тем «мостиком», которые соединяет потенциал традиции с актуальностью современных вопросов.

Признательность за глубокое и тщательное изучение историко-философских вопросов хотелось бы выразить и автору предисловия Р.А. Громову, детально обрисовавшему и изложившему академическую и конфессиональную ситуацию ХIХ века и периода создания «О многозначности сущего по Аристотелю». Возможно, указание на теологические корни философии Гуссерля и Хайдеггера и не совпадает с привычным «трансцендентально ангажированным» представлением о феноменологическом подходе, но, несомненно, дает энергию для дальнейших современных философских открытий.

Примечания:

[1] Черняков А.Г. Онтология времени: Бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПб.: Изд-во Института «Высшая религиозно-философская школа», 2001. С. 54—55.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67