Нижний Тагил: Невыносимая тонкость бытия

От редакции.«Русский журнал» продолжает большую серию авторских очерков о российских городах, написанных живущими в них современными молодыми литераторами. Ранее в этой серии Кирилл Анкудинов писал о Майкопе, Игорь Фролов об Уфе. Сегодня о современном образе Нижнего Тагила специально для РЖ написала нижнетагильский поэт Екатерина Симонова.

* * *

На самом деле не мы выбираем города, а они - нас. Нижний Тагил нашел меня даже на просторах северной столицы, звезды Пальмира, когда в поисках каких-нибудь диковинных конфет я приобрела мешок ни разу не виданных ранее наипрекраснейших сладостей, на обертках которых, однако, значилось место производства – «Нижний Тагил». И никак иначе. После такого совпадения действительно уверуешь, что «Тагил - опорный край державы, а Урал – опорный край России», как много лет убеждал каждого проезжающего гигантский транспарант при въезде в наши маленькие, но очень серьезные заводские кущи.

Конечно же, главная улица здесь – это проспект Ленина. Как гласит местная легенда (надеюсь, не легенда), все основные проспекты Тагила были спроектированы и построены сосланным на Урал в суровые старосоветские годы ленинградским архитектором, поэтому улицы чем-то отдаленно напоминают Питер: как те же простор и грандиозный воздух, так и тот же угрожающий камень, тоскливое небо, потайные глубинные дворы, угловые башенки на домах, классика и основательность, острый холод и тяжелый ветер. И – грубая наивность, как круглый цветочный рисунок на худояровском подносе. Впрочем, сразу оговорюсь, что идея питерских линий и замкнутых колодезных дворов в итоге разбилась о два непреодолимых препятствия: слишком много свободного места и слишком мало людей.

По причине малой численности населения здесь отсутствуют «Макдональдс» и «Икея» (проходится ездить за благами цивилизации в Екатеринбург, в невыносимую, знаете ли, даль – 2,5 часа на маршрутке, что для среднестатистического жителя Тагила - действительно даль. Я вот тут, к примеру, недавно осознала, что моя бабушка не покидала родной район 18 лет, копейка в копейку), зато имеются 4 суши-бара, в меню которых обязательно присутствуют шашлык и мороженое, и не меньше семи пиццерий, пекущих скорее не пиццу, а щедрые уральские домашние ватрушки, где всего много и от души. К слову сказать, настоящая пицца, тощая, с разбросанными по плоскому тесту остатками вчерашнего ужина, у нас не прижилась. К слову сказать, настоящая гадость. Не русская она, не русская.

О русском (и, конечно же, православном): до революции Нижний Тагил считался в России одним из самых крупных городов по количеству церквей, как гласит очередная местная легенда (здесь вообще много легенд, и сарафанное радио работает преотлично). В памяти почему-то всплывает цифра 119. Не знаю, точна ли она, возможно, не 119, а просто 19, а то и 9, да и не хочу особо знать, потому что для мифа важна не цифра, а слово «много». После революции церквей осталось только три. Четвертую не могут восстановить уже второй десяток лет.

В городе – самый большой в мире завод. Занесен в книгу Гиннеса, о чем, помнится, много было опять-таки легендарных разговоров в постперестроечные времена. Сейчас медленно агонизирует и разваливается по частям, кто бы там что ни говорил.

Также нам можно гордиться (в порядке перечисления важности) наличием бесчисленных собачьих свадеб, поражающим воображение количеством банков и собственными поэтической и художественной школами, плюс школой подносной росписи. Все три - общероссийского масштаба, и это уже – не легенда.

Впрочем, из области легенд Тагилу следует еще гордиться единственным на Урале спящим вулканом. Имя ему – Лисья гора, в далекие дореволюционные времена на ней проводились народные гулянья, подтверждением чему служат то ли сундучные, то ли подносные, то ли иные какие додревние самодельные картинные росписи, хранящиеся в одном из наших двух основных музеев (Завод-музей я не учитываю). На вершине Лисьей горы стоит пожарная башенка, являющаяся по совместительству официальным символом Тагила, крохотная такая башенка над широким тагильским прудом, Пруд мутен, однако под летним солнцем воды его сверкают и блестят, как фольга из-под съеденной шоколадки, и плещутся о берег с самым элегическим шумом. Когда спускается ночь, звезды обрушиваются вниз, как сорванная ветром с крыши рождественская зажженная гирлянда, и кажется, что можно дышать и жить. Вид с горы открывается чисто по-уральски необъятнейший и поражающий столичное воображение, и совсем не замечаешь битых пивных бутылок под ногами.

И только в Тагиле утро встречает тебя ничем иным, как гигантским сентиментально-розовым облаком в виде сердечка. Впрочем, сердечко не простое, а фенолфталеиновое. Или еще какое-нибудь. Я, знаете ли, не специалист в химических отбросах. Издержки промышленной глубинки, так сказать.

Отдельная и весьма поэтическая тема – это гипермаркеты маленького городка.

Новые, специально выстроенные (и это их уже отличает остальных, как ошейник отличает благоустроенную собаку от приблудной дворняжки) торговые центры стоят здесь обычно, как последний воин в поле, посередине обширного пустыря, летом пряно порастающего по углам метровой полынью. Сияют стекла в мутных июльских закатах, буграми наледышей светят в декабре края гранитных ступеней. Внутри всегда холодновато и непонятно. Потолки висят где-то на высоте, недоступной обывательскому глазу (и именно поэтому люди среднего и старше среднего возраста – неосознанно - зачастую у нас стараются закупаться в привычных магазинах, так же привычно встроенных в успокаивающие рамки первого этажа). В гипермаркетах же – эхо вольготно гуляет между далеких стен, как… даже не знаю как: не то, как голубка в нежном небе Флоренции, не то, как пьяная ватага лихих казаков по веселой Малороссии. Стеклянные стены со стеклянными дверями в бутики(!) похожи на ходы в громадные хрустальные гробы. Взгляд манится и мечется. Эксклюзивные фальшивые шмотки, переливающиеся шарики побрякушек, умопомрачительный запах недорогой кожи (вывернуть перчаточные края и прижаться трепещущими ноздрями) и мутного атласа, нежные переливы рингтонов из магазинчика сотовой связи, кофейные дурацкие – неуместные - ароматы, вкусные блага жизни в ярких обертках и верблюжьи караванчики в кассу на выходе, загадочные манекены, продавщицы, так же манекенно замершие/замерзшие (?) рядом с вешалками – внутри стеклянных коробок, как червячки в яблоке. Идеальное место для неизвестной сказки от Шарля Перро.

Жизнь в маленьком городе вообще полна абсурдной прелести и невыносимой тонкости бытия. В скромный рабочий день перед тобой могут сменять друг друга люди с такими именами, как Макка Уалитовна или Люция Леонидовна.

Только в маленьком городе на твой любой вопрос, требующий положительного ответа, тебе без сомнений выдаст каждая нежная дева, покачивая согласно, как цветастый китайский болванчик, свежеоблондиненной головой, не что иное, как великую фразу всех времен и народов: «ДАК ДА!»

Жители здесь медлительны и неожиданно сентиментальны. Не все умеют пользоваться интернетом, но все умеют солить огурцы.

Только в маленьком городе посередине местного пруда, забитого опасными консервными банками, глиной и пьяными утопленниками, имеется Остров Любви.

Только в маленьком городе можно увидеть в кулинарии огромные советские серые железные полудонедовыгнутые противни с салатами «селедка под шубой» и странным гигантским пирогом «Чизкейк», а также покупательниц, спрашивающих, что такое чизкейк.

Только в маленьком городе основой основ, фундаментом (не побоюсь этого сурового слова) домашнего хозяйства до сих пор является стирка полиэтиленовых пакетов. И ведь – стирают, господа присяжные заседатели. И я в том числе.

У нас дрыхнут с тем же самозабвением, с каким иные – живут и бдят. Пьют обычно пиво, причем пьют не из любви к искусству, а исключительно из патриотизма, ведь только в маленьком городе родное пиво превосходно и дешево, а заграничное вино дорого и дурно.

Латынь маленького городка – это вечные ценности и нестандартные идеи. Над въездом на территорию завода спиртных напитков «Тагилводка» висит девиз, гласящий не что иное, как: « IN VODKA VERITAS». И как здесь не согласиться?

Может быть, отчасти поэтому матери здесь смотрят со старых дымчатых фотографий всегда в сторону, куда-то туда, за край, красивые той неяркой, недолгой, так до конца и не пробужденной красотой, которую можно бывает найти только в глубинке. Они будто стоят на берегу, опустив руки вдоль тела и провожают утекающую воду. Воздух их жизни неподвижен, как налакированные волосы. К старости это становится все заметней. Печально и так же – красиво. Ощущение не увядания, но голоса, растворяющегося в тишине.

И все же Нижний Тагил прекрасен. За моим рабочим окном - парк с ветвистыми деревьями и маленьким кукольным театром посередине.

Зимой в этом парке, квадратном и, как корзина, сплетенном из извилистых ветвей, скрипящих, но недвижных, замерзают и высыхают яркие дикие яблочки, и снег под яблонями запекается и черствеет, как разломленный батон. И свиристели качаются на самой тонкой ветке. И все ветки в конце весны тяжелеют от цветов. Сирень отражается в лужах. Кошки бегут в траве.

…В зимней темноте скрипит и искрится снег. На обочинах победительно из грязнеющих ледяных корок торчат сухие ветки. Девушки в несмешных шапочках. Пахнет бензином, невзаимностью и курицей «гриль» из магазина «Монетка». Тоска по несбывшемуся.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67