Ничего, кроме сегодня

В начале апреля двумя экранами на страну вышел фильм Николая Хомерики с грамматически странным, но приятным названием «Сердца бумеранг». В нем красивый двадцатитрехлетний помощник вагоновожатого метро, выглядящий старше своих лет и умнее своей профессии, в основном существует: работает, пьёт водку, общается с матерью и гуляет с девушкой у реки. При этом он недавно узнал, что из-за диковинного перикарда каждый миг его жизни может оказаться последним. Это почти ничего не меняет, зима белая, тоннели темные.

Слепящая белая мгла и третий полнометражный удар по теме перетекания экзистенциального кризиса в онтологический (разница как между редкими прихватываниями в пояснице и сломанным позвоночником) - сильные заявки для продвижения "Сердца...". Однако на ММКФ фильм не нашел свою аудиторию, и в дальнейшем его «неказистая судьба» (выражение самого режиссера), не задалась. Нет ничего удивительного в неказистости и обездоленности, преследующей фильмы Хомерики. В солнечные деньки информационного и культурного разнообразия, чуждого иерархий и регламентированных ярлыков хорошего вкуса, если хочешь быть услышанным, приходится громко и красиво кричать из общей толпы, во всяком случае, нужно быть исключительно уверенным в правомерности своего выкрика.

А монологи героев Хомерики рассказаны тоном человека, будто не заинтересованного в самом себе. История, чей главный нерв – отсутствие (контакта у Гели из «Сказки…», будущего у Кости из «Сердца..», самоощущения у Ивана из «977», имена можно без зазрения совести перетасовать), не вполне приспособлена привлекать и утешать зрителя. При любой, даже самой невинной попытке соригинальничать или надавить на больное, то есть затушевать Отсутствие каким-либо выдуманным содержанием, лента рискует изменить внутренним принципам повествования. Иногда эта верность теме действительно обрывается и начинается Рената Литвинова в шапке, но и за основной тон, и за такие уходы в сторону режиссера почему-то одинаково хочется обнять. Проблема картины не в длиннотах или достаточно произвольном выборе кусков пространства-времени, склеенных в единую стрелу, – вот уж чем не удивит выпускник французской школы, влекомый магией «синема-веритэ».

Главная особенность ткани фильма (она же – причина его неприятия) – осознанное зависание между сценарной нетребовательностью «мокументари» и подогнанной художественностью самой картинки. Стилистическое мокументари, с дергающимися словами и кадрами, «берёт» аттракционным ощущением присутствия, дает лишние очки каждой фразе за её по сути мнимую импровизацию: интонация тащит за собой содержание, и есть в этом не подходящая случаю претензия, подмигивание не пойми чему. У Хомерики рубленные фразы не притворяются настоящими, вынутыми из чьей-то конкретной судьбы, а помещаются в красивую авторскую картинку. Эта голая красота способа, столь нетребовательная к предмету и смыслу изображаемого, – сбивает с толку. Выведен на золотых страницах глупый школьный дневник: поел супа, сходил на работу, был на днюхе, а вот салют. Претворяемый фразой "ты можешь умереть прямо сейчас", он, конечно, окрашивается каким-то неуютом, однако от этого не перестает быть бестолковым дневником. Как ни странно, это скорее признак роста, чем падения. Признание, что поиски смысла в красоте (картинка) или правде (сценарий) – надуманы, сам по себе скромный отказ от попытки навязать героя или выкрикнуть ругательство в адрес мироздания делает из «Сердца…» пустую ёмкость, к которой предъявлять претензии сложно и почти неприлично. Все вопросы сняты, всё хоть чуть-чуть притянутое – вычеркнуто. В остатке почти ничего: сегодня я жив, завтра – не знаю. Не бей лежачего.

Если в «977» ещё были какие-то нарочитые бабочки, в «Сказке про темноту» – голая натура у костра и что-то трогательное в слове «пиздюлина», то в «Сердце..» этих заискиваний уже совсем нет, как и трясучки над камерой, до которой наконец-то дорвался образованный фанатик. Высказывание находится в такой стерильной пустоте, что любой, кто не очень в нем заинтересован, выйдет из зала в недоумении: это кино было или что такое?

Высказывание «Сердца…» близко далеко не каждому. Мне – пока ещё нет. Но я вижу, что вокруг очень много людей, дошедших до состояния активной душевной обреченности, которым «Сердца бумеранг» вторит ощущением не просто бессмысленности – но бурного ежедневного отмирания уже самых базовых функций бытия. Финальный кадр, померкшее видение тоннеля, не предполагающего никакого света по ту сторону, для них – не кинематографическое, а реальное переживание. Аудитория у этого фильма есть, и кроме неё – никому он не нужен и не виден, светится в экране неузнанный, молчаливый побратим-утешитель.

«Сердца бумеранг» - это снова партия одной скрипки, отделение для одного голоса, попытка взглянуть на человека с такой близкой дистанции, что уже ничего не видать, кроме слепых пятен: такая вот бдительность, отбирающая у героя и прошлое, и будущее, и отца, и сына. Сердечная близорукость, запирающая в краткий момент существования, с которым не очень ясно, что делать: слишком длинный, чтобы просто его переждать, слишком короткий, чтобы что-то строить.

Возможно, позиция аутсайдера, рассказывающего сказки о пустоте в полупустых залах, даже идет человеку подобных взглядов. Но трудно избавиться от слабого, однако различимого ощущения, что герои Николая Хомерики на самом деле где-то очень глубоко, под волшебной экранной махинерией, так же, как и все прочие смертные, хотят быть услышанными и, простите, отпетыми по уставу, но не знают, как сказать «я живу и я умру, поплачьте обо мне». Поэтому они просто стоят в кадре (живут в жизни) – а потом уходят. И это, как ни удивительно, иногда работает.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67