"Нет никакого спасительного маршрута - подрыв на мине писателю гарантирован..."

У писателя Анатолия Королева круглый год перманентное лето: как его ни встретишь, он в "шортах". На сегодня Королев (среди последних его произведений - роман "Быть Босхом") получил признание на всех уровнях. Он награжден на международном уровне премией Пенне, на российском - премией имени Аполлона Григорьева и на столичном - премией правительства Москвы.

Возможно, всякий талант предполагает некоторую готовность говорить на темы, не принятые в обществе. Королев ставит вопросы, которые принято считать то ли уже давно решенными, то ли не вполне приличными. Например, об ответственности искусства ("Игры гения"), о милосердии и эгоизме ("Человек-язык"), о том, дурен или хорош человек по своей природе ("Быть Босхом"). Автор не боится банальности этих вопросов, с одной стороны, и не смущается того, что ответа на них так и не найдет, - с другой.

Можно сказать, что Королев умеет взглянуть на ликованье зла без зла, но не (продолжая замечательную цитату из С.Гандлевского) потому, что добрый, и не потому, что жизнь прошла, а по какой-то особой причине, которая составляет уникальность его писательского таланта.

Королев один из немногих, а может, и единственный, кто пишет ныне философские романы. Отчасти авантюрные, до известной степени психологические, но в основе все же философские. Где в конфликт вступают не персонажи, но идеи.

О том, каково "быть Босхом" или как идти к этому, РЖ беседует с Анатолием Королевым.

"Русский журнал": Название романа "Быть Босхом" ассоциируется с фильмом "Быть Джоном Малковичем" и романом Стругацких "Трудно быть богом" и заставляет вспомнить самую известную гамлетовскую реплику "Быть или не быть?". Быть Босхом - это кредо, пожелание, небесное предначертание? Себе? Читателю?

Анатолий Королев: Да, подмечено верно. Я выбрал название романа "Быть Босхом" именно после того, как увидел фильм "Быть Джоном Малковичем".

Выбор названия для меня всегда мучительный процесс: порой названия рождаются быстро, например, "Змея в зеркале" или "Гений местности" (от латинского "гениус локус"), но чаще имя для текста приходится вызывать из бездны взыскующим окликом.

Те, кто читали "Быть Босхом", знают, что это роман в романе. Герой рассказывает о том, где и как он пишет сюрреалистический роман о Босхе, и включает в свое повествование псевдосредневековые страницы. И тогда, в молодости, я тоже был измучен поисками заглавия: "Корабль дураков"? "Сад страстей"? - перебирал я названия босховских картин.

Перекличка с романом Стругацких также вполне осознанна. Я был уверен, что мой читатель - человек из начитанных и легко прочитает изнанку романа: трудно быть Босхом.

Ключ ко всему в слове "быть".

Быть или иметь. Быть или не быть... быть, отвечаю я, услышать призыв Творца, обращенный к твоей судьбе, обрести собственный смысл, стать тяжестью собственной участи, не своевольничать, следовать голосу Рока и только в этом послушании вслушивания оправдать свое рождение (призвание) на свет. Вот мое кредо. Но Босх - еретик и, конечно, не разделяет такого рецепта гармонии. Он не читает предначертаний добра. Он считает зло равновеликим сотворчеством мира. Тем самым читатель остается на распутье, между двух огней.

РЖ: В той части романа, которая относится к жизни в городе Хертогенбосе, главный герой, скорее, не Босх, а его ученик. Почему вы оставили Босха в тени? А хотели бы вы сами быть Босхом?

А.К.: Босх - загадка, его сомнение в божественной природе Христа уникально для того времени, вот почему я был так осторожен в обращении с языком такого огня. Ученик был удобной ступенькой к герою, заслонкой в печи. Отсюда ответ и на вопрос, хотел бы я быть Босхом. Нет, ни за что. Мне ближе Олимп, сияние Аполлона, а не глубина тьмы. Кроме того, моя горячая любовь к Босху осталась в юности, сегодня я к нему переменился, не охладел, нет, но вырос из прежнего чувства.

РЖ: Главные герои романов "Человек-язык" и "Трудно быть Босхом" - молодые люди, которым нет тридцати... Как вы считаете, лучше или хуже становится человек с возрастом? Не возникает ли у вас желания написать роман о старике?

А.К.: С возрастом человек становится лучше, мудрее. Дерево в юности всегда эгоист - выше, быстрей! - и только к старости раскидывает широкую крону. Я уже примериваюсь к герою-старику.

РЖ: А желания написать жанровую беллетристику "высшего пилотажа"? Триллер, к примеру?

А.К.: Желание написать триллер высшего пилотажа есть, завидую успеху Зюскинда, Ричарда Баха, Умберто Эко. Написать "Парфюмера", "Чайку по имени Джонатан Ливингстон", "Имя розы" - чего еще желать писателю-интеллектуалу! Но желания, увы, мало. Нужно приручить тайну. Пойти туда - не знаю куда, найти то - не знаю что. Заметьте, ни один из перечисленных авторов не смог повторить успех. Например, все, что написал сегодня Эко, уступает бестселлеру из жизни средневекового монастыря. Наконец, согласно Дао, деяние должно быть незаинтересованным, бестселлер рождается только случайно, как джек-пот в лотерее. С завязанными глазами ты легко бежишь через густой лес. Стоит только захотеть успеха, и молоко судьбы киснет.

РЖ: Непредсказуемость творческого потенциала человека и технологические возможности компьютерной цивилизации - плодотворный союз или бесконечный конфликт?

А.К.: Человек, конечно, сольется с компьютером и превратится в киборга. Это так же закономерно, как появление автомобиля. Мы пересядем в свою новую оболочку, как водитель в машину более высокого класса. Никакого конфликта я в этом не вижу, как не вижу трудностей в общении с ручными часами.

РЖ: За двадцать лет жизни в уже другой стране Анатолий Королев стал гражданином мира? Или вы никогда не были советским человеком?

А.К.: Гражданином мира я еще не стал, разве что гражданином Европы. У меня теперь есть срочные дела в Париже, Риме, Кельне, Варшаве... даже в Дублине надо бы побывать по делам. Хотя бы на пару дней. А советским человеком я, разумеется, был, мальчиком я ликовал от запуска спутника, я любил консервы больше столовских котлет, потому что консервы были технологичны и модны. Даже став антисоветчиком, я оставался в рамках советского мифа. Когда распался СССР, я был растерян: кому теперь нужен мой антисоветский роман? Почти десять лет я оставался в силовом плену утонувшей империи.

РЖ: Вы, как и Владимир Набоков, предпочитаете письменное интервью. Поддерживаете традицию или есть другие причины?

А.К.: Мне ближе подход Набокова: лучше написать интервью самому, чем просто наговорить ответы на диктофон - я человек письма и на бумаге думаю лучше. С одной стороны, соблюдаю традицию, с другой - имею возможность догнать мысль на лестнице и передумать. Я думаю черновиком, но пишу только набело.

РЖ: Талант и коммерческий успех, талант и конформизм, талант и общество - где минные поля для писателя? Есть у вас спасительный маршрут?

А.К.: Минное поле для меня - это экран моего ноутбука, тут мои тексты получают первые раны. Конформизм - это буквы русского алфавита, а общество - это электрический шнур, который идет от стены... Я неспособен избавиться ни от языка, ни от электричества и признаю правоту слов тов. Ленина о том, что жить в обществе и быть свободным от общества - невозможно. Нет никакого спасительного маршрута - подрыв на мине писателю гарантирован.

РЖ: Русский язык сегодня. Условия его жизни определяют массмедиа, социум, литература?

А.К.: Русский язык сегодня формируется в аське.

Здесь никогда не пишут "что" или "чего", а только "чо", "пасибки" вместо "спасибо" или "сеня" - "сегодня", "дарова" - "здравствуй", "скоко", "я тя лю", "кода". И странное дело: мне нравится эта лабуда. Я сам когда-то форсил словами "чувак", "чувиха", "понты", "башли", "лабать"... И ничего, выжил.

Литература консервирует сленг, а формирует язык улица, китч бытия.

РЖ: Когда последний раз и про кого из своих коллег вы подумали: "Ай да сукин сын"?

А.К.: Я в полном восторге от романов Мишеля Уэльбека. До него я обожал все, что пишет Виктор Пелевин. До Пелевина я балдел от Аксенова. До Аксенова торчал от Джонатана Свифта... Предпоследний раз я воскликнул "ай да сукин сын" от повести Амели Нотомб "Трубы" и книги Орхана Памука "Стамбул. Город воспоминаний". А самый свежий восторг я пережил, читая месяц назад блистательный детектив мастера Чэня "Любимая мартышка дома Тан".

РЖ: Предположите, пожалуйста, как будет выглядеть энциклопедическая справка про писателя Королева в версии 3007-го года?

А.К.: В 3007 году обо мне будет написано: "Королев был первым певцом трансгуманизма и потому до сих пор жив" (подробности читай в моем новом романе "Сгинь, курносая, сгинь!").

Беседовал Дмитрий Сучков

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67