Нам некуда уходить

О новой повести Бориса Екимова

Осенью прошлого года писателю Борису Екимову была вручена премия «Ясная Поляна» в номинации «Современная классика» за повесть «Пиночет». Повесть не о чилийском диктаторе-реформаторе, а о русском (казацком) мужике, пытавшемся в середине 90-х, посреди всеобщей разрухи, возродить родной хутор, сохранить колхоз…

Я был на церемонии награждения, подошел поздравить лауреата и пожелал новых произведений.

– Да я на пенсии, – грустно улыбнулся Борис Петрович. – Голова плохо варит.

В пенсию настоящего писателя, конечно, поверить трудно. Но возраст диктует свое (а Екимову далеко за семьдесят), и очень многие писатели «поколения 37-го» давно замолчали – впечатление, что доживают в непрестанно обновляющейся, меняющейся, усложняющейся реальности.

Не видели мы и новых повестей и рассказов Бориса Петровича два с лишним года. И потому в слова про пенсию я поверил и огорчился… Екимов, далеко не самый шумный писатель второй половины ХХ века и начала этого, на самом-то деле является тем нервом, что показывает: душа в русской литературе еще есть, еще теплится жизнь, движется кровь. К сожалению, нередко кровь проступает сквозь истончившуюся ткань, открываются раны. Но кровоточащие раны для нас не новы, и они тоже – признак жизни. У мертвых, как известно, раны не кровоточат.

Литературные критики, да и сами писатели не устают повторять, что русская литература не в упадке, наоборот – она необыкновенно богата, разнообразна сегодня. Может, и так. Действительно, мастеровитых сочинителей предостаточно, сюжеты зачастую – не оторвешься, стилистическое изобилие удивительно. Но вот жизни в нынешней прозе катастрофически мало. Почти не натыкаешься на то, что заставит по-человечески сочувствовать, сострадать тому, что написано привычными, знакомыми с детства буквами; почти не встречаешь то, что вдруг увидится на бумаге, задышит, начнет двигаться. Жить.

Конечно, вкусы у читателей разные. Разные направления литературы главенствуют в определенные периоды. Лет двадцать назад, например, был фактически отправлен в архив реализм. Устал от него читатель, как говорили тогдашние специалисты по литературе, да и сами писатели, известные советские, хотели попробовать себя в других жанрах… И Борис Екимов в какой-то момент остался чуть ли не единственным, кто упорно описывал окружающую жизнь, реалии, без всяких преломлений, фантасмагорий, гротеска и тому подобного. Это было необычно, и, видимо, поэтому тогдашнему главному редактору журнала «Новый мир» Сергею Залыгину пришлось написать в 1994 году к очеркам (а по существу рассказам, но без выпирающего вымысла) Бориса Екимова объясняющее послесловие, из которого приведу несколько строк:

«…Нынче и реализм подается через фантастику, нынче жизнь наша действительно настолько усложнена, что писатель не справляется с нею и находит выход в том, чтобы выдать за сложность и непостижимость жизни собственную сложность и непостижимость: и я не лыком шит, попробуйте-ка меня понять — по зубам или не по зубам? Все это говорится без иронии, литературу создает время, это его требование, но вот в чем дело: пройдут годы, люди захотят понять, чем же все-таки была “перестрой-ка”, и вот тут-то они и потребуют реализма как такового, типа овечкинского, новомирского времен Твардовского, и, наверное, я не ошибусь, если скажу — типа екимовского. Вот мы и договорились с Борисом Екимовым, что он будет присылать нам свои очерки (зарисовки, дневниковые записи) из Калачевского района Волгоградской области. Полагаю, что это дело необходимое, что литература попросту не имеет права мимо такого материала пройти, миновать его».

Прошло двадцать лет, а Екимов всё шлет и шлет в «Новый мир» свои очерки

У Бориса Петровича немало потрясающих рассказов, повестей, очерков («Фетисыч», «Путевка на юг», «Набег», «Враг народа», «Не надо плакать», тот же «Пиночет»), есть роман-памятник «Родительский дом», но феномен его в том, что писатель на протяжении нескольких десятилетий (по крайней мере с середины 70-х) создает летопись родного для себя (хотя и родился Екимов в Игарке, на Енисее, куда в 30-е уехали по распределению родители) уголка России – Задонья. А именно – степные хутора центра Волгоградской области, севернее Калача-на-Дону.

Многие герои екимовских повестей и рассказов сквозные, и мы можем проследить почти всю их жизнь. В 70-е это молодые люди, в 00-е – старики, чья старость тревожна, несчастлива… Читать произведения Екимова лучше книгами, в хронологическом порядке, и тогда впечатление будет действительно неизгладимым.

Вообще летопись получается печальная – земля пустеет, хутора исчезают с ее лица. И хоть почти в каждом произведении Борис Екимов пытается показать борьбу, внушить читателю (да и себе, видимо) надежду на лучшее, всё же выходит череда поражений и всё большего одичания некогда богатого, плодородного края.

И когда Борис Петрович после церемонии награждения лауреатов премии «Ясная Поляна» сказал мне, что он «на пенсии», я приуныл. Неужели екимовская летопись закончится теми горькими и тяжелыми, откровенно прощальными рассказами, что были опубликованы в 2010 – 2012 годах? «Праздник», «Дыра», «На курорты!..», «Про бедность», «До самого снега», «Не забудь!», «Змеюка»… В них почти уже нет никакой надежды. Нет, есть – есть надежда на «малолетнего внука Митю», которого автор-повествователь просит, чуть ли не заклинает: «…Не забудь, сохрани… Не растеряй в длинной жизни своей эту детскую доброту и долгую человечью память». Но сколько этих добрых и чутких «малолетних», повзрослев, бросают, как мешающее, хорошее. Оно действительно мешает в том мире борьбы за выживание, за лучший кусок, в какой человек попадает. А попадают практически все…

Но буквально через несколько дней после грустного сообщения Бориса Петровича о своей «пенсии» на сайте «Журнального зала» появился сентябрьский номер «Нового мира», а в нем – начало большой екимовской повести «Осень в Задонье».

Нескольких минут мне хватило понять, что повесть читать нужно не с экрана компьютера, а всерьез – то есть на бумаге, с карандашом в руке. Я отправился в редакцию журнала, купил две книжки «Нового мира» с началом и окончанием повести.

О месте действия можно догадаться из названия, время действия – конец 00-х или самое начало 10-х. «Времена наступают другие», – с надеждой повторяют герои повести, израненные духовно и физически за десятилетия рыночной свободы. Да, вроде бы наступают, но наступят ли?..

На первых же страницах автор дает нам множество географических названий того места, где разворачивается повествование – Явленый курган, Явленый родник, хутора Большой Басакин, Малый Басакин, Теплый, Евлампиев, Церковный провал, Басакин луг, Басакин сад… Дальше названий становится больше и больше, и мы, хоть и путаясь в этом обилии, понимаем его смысл: каждый пятачок этой земли имеет историю, изучен поколениями людей, здесь живущих. Точнее, живших… В повести десятки и десятки героев, и у многих одна и та же фамилия: Басакины. Это не принято в прозе – обычно авторы стремятся предельно разнообразить персонажей хотя бы именами и фамилиями, но в действительности часто бывает иначе. И екимовские Басакины это дальняя и ближняя родня, выброшенная жизнью прочь из родных хуторов, большинства которых теперь не существует – «заплывшие руины» вместо них.

Хутор Большой Басакин тоже почти погиб, осталось в нем несколько человек – «ветхое старьё», – но жизнь теплится благодаря Аникею Басакину, «сорокалетнему крепкому мужику».

Автор подробно, дотошно, вкусно описывает хозяйство Аникея. Вообще в его прозе много о том, как нужно ходить за скотиной, возделывать огород, ухаживать за садом, – Екимов словно бы учит нас этим уходящим в прошлое делам, жизни на земле…

Аникей Басакин не единственный хозяин в округе – на краю хутора прижилась семья одного чеченца, Вахида, неподалеку пасутся отары другого чеченца – Ибрагима, есть еще Джабраил Бородатый, другие…

Местные же обитают в поселке, километров за шестьдесят от родных хуторов, зарабатывают на перевозке грузов, торговле на рынке… К земле возвращаться страшновато, да и отвыкли.

Екимова нельзя назвать государственником в том смысле, какой это понятие приобрело теперь. Он против того, чтобы государство контролировало всё и вся, держало граждан в тисках. И старики в его повести с горечью вспоминают: «Чего не коснись: скотину – не держи, сено не смей косить, хворостины в лесу не тронь. Рыба в Дону – не твоя. А ныне… лишь работай».

Только как возвращаться на родину, где нет ни электричества, ни школ, ни врачей? Как решиться начинать с нуля?

Но и в поселке теперь нет той базы, на которой крепилась жизнь людей… Уж певцом индустриализации Екимов точно не является, а вот его героям приходится с ностальгией вспоминать то время, когда они были рабочими: «…В новом цехе конвейер монтировали, потом запускали, мучились… А потом он пошел. Такая радость. <…> Конечно, и там (на заводе – Р.С.) была зарплата в натяг и много чего не больно сладкого, но теперь, через время, вспоминалось главное: утром идешь на работу, вечером — дома. Два выходных — великое дело, да еще отпуск. По молодости — гулянки, танцы, иные забавы. В семейном быту — жена и дети, всякий день вместе. Квартиру успел получить от завода. И знал наперед, что так оно все и будет: завод, работа, каждый месяц, пусть невеликие, но «аванс» и «получка» — у него, у жены; вечером — дома, с ребятишками; отец и брат рядом; рыбалка в дни выходные; отпуск. Работал на заводе мастером и знал, что помаленьку, но будет вперед продвигаться: старший мастер, начальник смены, потом, может, и выше. И жилье дадут попросторней. В семье уже два сына. Жена еще девочку хотела.

Потом вдруг все стало разваливаться и совсем ушло. Весь завод: шесть цехов его, не считая подсобных. Все вывезли. Все порушили. Тихая война без бомбежек и взрывов. И словно после войны, как показывают в кино: пустые глазницы цехов, порушенные кровли, стены, лишь ветер гуляет да стая бездомных псов — за хозяина, кого-то даже загрызли. А еще в пустых цехах люди вешались, по пьянке или просто от горя: работы нет, денег нет, жена, дети… В конце концов: «Пошло оно все… С такой жизнью…»

Конечно, можно поморщиться: об этом писали уже множество раз, сколько можно… Действительно, написано немало, но недостаточно. Тем более что это непрошедшее время – третье десятилетие миллионы людей живут словно лишние, брошенные, живут, по существу, без смысла.

Иван Басакин, троюродный брат Аникея, решается вернуться на родину, заняться хозяйством. Позади годы за баранкой, поездки за товаром, взятки гаишникам, бандиты, шпана, торговля на рынке…

Иван поселился в вагончике на той земле, что когда-то взял в аренду его отец. Аникей со своими работниками помог поставить коровник, сарай, телятник, огородить скотный двор. Жена Ивана, после слез и ссор, присоединяется к мужу; младший сын, шестилетний Тимоша, тоже рад «своему поместью».

Кажется, всё у них пойдет на лад, тем более родные помогают, во многих просыпается инстинкт хозяев. Несколько страниц повести почти идиллические… Но, оказывается, бескрайняя степь не так уж просторна, места с хорошей травой наперечет… Начинается почти война за землю: выживая конкурентов, старший сын Ибрагима Асланбек запускает коз в огород Ивана Басакина (кстати, то же самое делали тувинские чабаны в моей родной Туве – загоняли овец на дачные участки, когда хозяева отлучались); гибнет в нелепой аварии Аникей, но все уверены, что авария эта подстроена.

Незадолго до смерти Аникей приезжает к Ибрагиму и требует у него приструнить сына, пытается доказать, что права у казаков на эти земли больше. Просит жить мирно, по закону.

«— Ибрагим… — вздохнул Аникей. — Пойми, другое время сейчас. Сам видишь. Поговори с Джабраилом, с Якубом, Юнусом… Они подтвердят. Воля кончается. Землю надо оформлять по закону, платить налог. Скот надо показывать: сколько голов имеешь. И платить налог. У Ивана тридцать голов, он налог платит. У тебя тысяча, и ты ничего не платишь. Да еще и творит твой сынок, — и через паузу, со вздохом: — Перед Иваном надо повиниться. Не тебе, а сыну твоему. И надо заплатить за погубленное. Там целый гектар, люди работали, деньги вкладывали. Можно скотиной… — повернулся он к Ивану, ища согласия. Тот кивнул головой. — Ты старый человек, мудрый. Надо жить мирно. Вы разве обижены? Все колхозное, какое век строилось, — все вам досталось. Венцы, Ерик, Гремячий, Большая Голубая, Теплый… Куда ни кинь… Фермы, кошары, дома, попасы — все стало ваше. Чеченцы, дагестанцы, азербайджанцы… Все забрали. И все — миром: не воевали. Так получилось. Но ведь и нам надо как-то жить, кормиться. Нам некуда уходить. У тебя два гурта, две отары — это не меньше тысячи голов. У Ивана — тридцать голов. И он тебе помешал? Ибрагим, ты меня знаешь: я тоже могу жестко ответить, мало не покажется. Но давай по-хорошему: Ивану заплатите. Асланбека приструни. Объясни, с кем дело имеет. Надо по-людски жить, Ибрагим, по-соседски. Как жили раньше. Земли у нас… — Аникей обвел взглядом простор немереный. — Всем нам земли хватит. Надо жить мирно».

Но вражда нарастает. Асланбек планирует забрать себе остатки хутора Большой Басакин, намекает живущему там Вахиду, чтобы переселялся на другое место, а то родовой дом в Чечне может сгореть. Вахид бы переселился, но как дети будут в школу ездить? А через хутор ездит автобус в поселок…

В итоге навести относительный порядок удается лишь при помощи военных – помог вышедший в отставку и вернувшийся на родину полковник Павел Басакин, старший брат Ивана.

«Большой Басакин не отдадим никому, – твердо обещал Павел. – Двадцать, тридцать участков взять. На каждом поставить хотя бы времянки-вагончики. И хутор наш. Один чеченец живет. Вот и хватит. Аникей не зря старые дома скупал. Он берег их для своих. И никаких Джабраилов тут не будет. Никакого «Исламского фонда». Это я обещаю. Земля должна быть нашей».

Может быть, вернут себе хутора и выпасы те, кто жил здесь сотни лет и кого смело отсюда в девяностые. Может быть…

Повесть «Осень в Задонье» вышла как нельзя вовремя. Мы сегодня говорим о спасении русского мира, смотрим на Донбасс, на Приднестровье, поглядываем на Северный Казахстан, мечтаем вернуть и Аляску, которая была нашей и где еще осталась горстка русских людей, потомков тех, кто осел там двести пятьдесят лет назад.

Но то, что происходит внутри России, как сужается русский мир здесь, у нас дома, мы замечать не хотим. Или боимся?.. Борис Екимов обращает наше внимание, рассказывает. И пытается найти выход из того сложного и горестного положения, в котором оказался русский мир на русской земле.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67