Любовь китайцев к чаю общеизвестна, но она выходит далеко за рамки любви к вкусу этого ароматного напитка и тем более привычки его пить. Она сродни любви родителя к своему чаду, ибо чай или, точнее, культура чаепития в Китае есть утонченнейший продукт его культурной традиции, медленно, но верно выпестованный многовековой историей этой страны. Начать с того, что чай - вообще не китайское изобретение. Он попал к древним китайцам от народов, населявших юго-западные окраины китайской цивилизации, и долгое время оставался напитком простонародья. На первых порах чайные листья даже не заваривали в чайнике, а просто варили в лохани и ели ложками, как суп. Не слишком эстетично, но тонус поднимает. Постепенно новый напиток привлекает к себе внимание ученых, которые, как и положено образованным людям, открывают в нем эстетические качества. Наконец, наступает момент кристаллизации традиции: в конце VIII в. Лу Ю, большой энтузиаст чайного дела, создает "Канон чая", в котором зафиксированы основные правила культурного чаепития и его духовные принципы, простые и бездонные: смирение, утонченность, чистота и покой души. Далее следует этап совершенствования чайной традиции и ее распространения на самые разные области общественной жизни: множатся сорта чая, чаепитие и его принадлежности входят в повседневную жизнь ученой элиты и даже религиозный культ. Чай приобретает роль универсального средства и символа человеческого общения: чашкой чая встречают гостей, многочисленные чайные в городах становятся излюбленным местом встречи людей всех сословий и, пожалуй, самым демократичным заведением старого Китая: сюда пускали даже последних бедняков, которым разрешалось допивать то, что оставили в чайниках платежеспособные посетители. Еще и сегодня "чайным собранием" на Тайване называют дружеские встречи сослуживцев и единомышленников.
В XVI в. ученый Фэн Кэбэнь приводит список из 13 "достоинств" образцового чаепития, где на первом месте стоит "отсутствие суетности", а на втором - "общение с дорогим гостем". Одно, действительно, подразумевает другое. Ведь по-настоящему близкие люди не столько говорят, сколько молчат о том, что их соединяет! Вот и принимать "дорогого гостя" полагалось не во внутренних покоях дома, что, по китайским понятиям, попахивает фамильярностью, а в саду, на фоне живописного вида. Хозяин и гость садились боком друг к другу, имея перед собой общий пейзаж, так что, казалось, весь мир вовлекался в беседу друзей. Разнообразие мира обещало неисчерпаемость моментов открытия его красоты. Правда жизни никогда не дана, но всегда приходит, извечно возвращается к тому, кто открыт самой открытости бытия и умеет быть, как говорили древние даосы, "таким, каким еще не бывал". Она есть потому, что ее нет. Вот почему тонкий, едва уловимый, но отличающийся невероятным богатством оттенков чайный аромат стал в Китае, так сказать, фирменным знаком полноты общения и вместе с тем религиозного прозрения, особенно среди последователей чань-буддизма. "Вкус чая - вкус чань!" - гласит популярная чаньская сентенция.
Красота чаепития сродни музыке самого бытия - бесконечно разнообразной, как мир, и утонченной, как гармония небесных сфер, улавливаемой только бодрствующим духом. В этом мире музыкальных соответствий важна четкость не определений, а отношений: всякое слово и всякий жест в восточном чаепитии исходят из глубины сердца и выписываются с каллиграфической точностью. Здесь значимы решительно все нюансы восприятия. Помимо десятков сортов чая на все случаи жизни и любой вкус, знатоки принимали во внимание и цвет, и форму, и фактуру как чайных листьев, так и чайной утвари. Чай могли ценить даже за то, что его листочки издают мелодичный шорох, когда их насыпают в чашку. Следовало позаботиться и о подходящей воде, ибо, как говорят в Китае, чайник - отец чая, а вода - его мать. Для китайского чаепития особенно подходят свежевыпавший снег, жидкость, стекающая со сталактитов (как бы молоко Матери-Земли), или роса на бамбуке, ибо бамбук считается самым родным чаю растением. Выбор чайников тоже дает простор фантазии и по форме, и по материалу, и по цвету. На Тайване можно встретить даже чайники, высеченные из камня.
Вообще чай и каллиграфия - два универсальных образа культуры и средства общения в Китае. Помню, как я был удивлен, когда, выехав впервые в китайскую деревню в ста с лишним километрах от Пекина, чтобы познакомиться с местными новогодними обрядами, увидел, как в первый день нового года крестьяне своими натруженными, заскорузлыми пальцами пишут в подарок друг другу благопожелательные надписи в манере древних каллиграфов. Какое органичное и притом мгновенно реализуемое, не требующее ни больших затрат, ни сложных орудий, подлинно всенародное единение художественного творчества, литературы и социального ритуала! Европа ничего подобного не знает.
К эпохе позднего средневековья чай завоевывает соседние с Китаем страны - Корею, Японию, Монголию, Тибет, и в каждой из них складываются свои самобытные традиции чаепития. Чай, таким образом, служит самопознанию народного духа. А в прошлом столетии, с распадом традиционного уклада, начинается период смелых экспериментов на заданные темы чайной культуры: знатоки чая и керамисты соперничают в создании своих оригинальных стилей, культура чая становится все более разнообразной и индивидуализированной. Сегодня ландшафт этой почтенной традиции напоминает пейзажи южного Китая, где выращивают чай: горизонт обрамляют могучие горы - классические традиции чаепития, - которые поросли буйной порослью современных чайных новшеств, тогда как внизу раскинулись плодородные поля - народный, бытовой субстрат чайной традиции, питающий ее элитарные формы.
Два обстоятельства особенно примечательны в истории - в своем роде типичной - китайской чайной традиции. Эта традиция показывает, во-первых, что практика, реальный опыт предшествуют пониманию и скрытно предопределяют его. Во-вторых, речь идет о практике по-своему универсальной, пронизывающей все стороны культуры. Отсюда несколько непривычный для нас вывод: китайцы живут не идеями и доктринами, а действительной, с полной непосредственностью и, если можно так сказать, самим присутствием тела удостоверямой правдой жизни. Они ценят не умное, а долговечное, не знание, а удобство (учитывая, что это слово имеет и моральный смысл). Вот и чаепитие в конце концов доставляет чисто физическое удовольствие, причем духовные и эстетические ценности отлично сочетаются в нем с целебным воздействием и общественной пользой, ведь чаепитие, напомню, - это могучее средство социализации.
Разглядывая ландшафт чайной культуры Китая и сопредельных стран, не перестаешь удивляться его необыкновенному разнообразию при наличии некой общей основы. Вот где почти физически чувствуешь ускользающее присутствие, как говорили в Китае, "одной нити" бытия, которая сшивает в единую ткань все явления жизни. Правда чаепития наполняет все грани опыта: тут важны и чайные приборы, и сорт чая, и способ заварки, и место чаепития, время года и суток и, конечно, личности его участников. Все это - знаки настроения, которое, подобно музыкальной тональности, придает неповторимую эмоциональную окраску главному событию жизни - встрече человеческих сердец.
В национальных традициях чаепития, как в фокусе, отразилось своеобразие породивших их культур. Дальше всех пошли японцы, вообще склонные утрировать попавшие к ним из Китая культурные формы. В Японии чаепитие получило высокий статус "пути чая" (в Китае говорят об "искусстве чая") и стало жестко формализованным ритуалом, демонстрирующим буддийский идеал просветленности. Нужно быть, как японцы, вечным и наивным учеником в душе, чтобы с неуклонной тщательностью исполнять все требования этого продолжительного, безукоризненно торжественного, но по смыслу своему совершенно бесхитростного, как детская игра, действа. Глядя на служительниц чайной церемонии, превращающих самые обыкновенные, чисто практические движения в священнодействие, невольно думаешь, что подобная безупречная серьезность вряд ли найдет сочувственный отклик в молодецкой, вечно рвущейся куда-то русской душе. Впрочем, одна деталь японской чайной церемонии меня поразила: вода, которой принято совершать омовение рук перед церемонией, стекает в специальный колодец из камней, и ее гулкое журчанье создает необычный эффект звучной глубины.
В отличие от изолированных на островах японцев китайцам, как жителям этнически пестрого континента и подданным империи, чужда нарочитость и приверженность к форме ради формы, ведь все нормативное и должное общепонятно, а потому легко соскальзывает в пошлость. Смысл ритуала для них как раз и состоит в том, что правда жизни не имеет установленного выражения, но растворяется в спонтанности существования, столь же доступной всем, сколь и непостижимой. Другими словами, для китайцев не жизнь подражает искусству, как в Японии, но искусство есть продолжение жизни - возвышенной, наполненной сознанием и сознательно прожитой, а потому вобравшей в себя вечность вечнодлящейся жизни. Чем меньше позы в общении (даже если, как бывает в России, речь идет о демонстративном пренебрежении этикетом), тем оно подлиннее: вот секрет китайского идеала, который один китайский художник определил как "труднодостижимое простодушие".
Время от времени я захожу на чашку чая к учителю Дай Чжуси - известному на Тайване керамисту, каллиграфу, художнику и, конечно, поклоннику "чайного искусства". Его магазинчик забит чаем и продукцией его керамической мастерской, на стенах - написанные им картины и надписи. Учителю Даю уже под семьдесят. У него живые, сияющие глаза и тонкая длинная бородка, какую положено носить китайским мудрецам. Он всегда сидит за чайным столиком в окружении дюжины чайников под собственноручно исполненной надписью: "Созерцай самодостаточность в себе". Своим лучшим произведением учитель Дай считает "чайники пяти стихий" - элегантно-пузатые чайники с металлической ручкой (стихия металла), деревянной крышкой (дерево) и собственно керамическим сосудом (земля). К чайнику, естественно, прилагаются вода и огонь. Но меня больше поражает их цвет - густой, сочный и чистый, как бы выявляющий желтизну в желтом, синеву в синем и т.д. Непритязательная и несколько старомодная обстановка в лавке учителя Дая и его столь же непритязательный вид намекают на что-то главное, невыразимое в жизни этого преданного друга чая - на жизнь, слившуюся с нескончаемой работой художника, наполненной одухотворенным чувством, упованием целомудренного сердца и потому навеки впечатавшей свой сердечный узор в поток будней.
"Что отличает чайную культуру Тайваня?" - спрашиваю я учителя Дая. Тот без раздумий отвечает: "Во-первых, чаепитие у нас - дело всенародное и притом способное угодить вкусу каждого. А во-вторых, традиции чайного искусства на Тайване никогда не прерывались, и мы можем кое-чему поучить даже китайцев на континенте".
Повсюду для чаепития используется специальный прибор в виде миниатюрного столика с горелкой и водостоком. К столику прилагаются бамбуковый стакан с пинцетом и салфеткой. А вот чайные у каждого народа свои. Посетив десятки подобных заведений в Японии, Китае и на Тайване могу засвидетельствовать наличие заметных различий между ними. Японские чайные более или менее тщательно копируют стиль чайной церемонии. В континентальном Китае модна обстановка в фантазийно-примитивистском духе, слегка напоминающая европейское рококо. Массивные, сучковатые столы и кресла притягивают взгляд "спонтанно-причудливыми" очертаниями. Они покрыты наростами и наплывами, как бы расплываются в пространстве, но имеют полированную поверхность. А вот тайваньские чайные ориентированы на простоту крестьянского быта, что, конечно, не лишает местную культуру чая своей особенной утонченности. На то есть сразу несколько причин: отличные природные условия для выращивания лучших, высокогорных сортов чая, достижения селекционеров, экономическое процветание, которое дало островитянам время и деньги заниматься "чайным искусством", а главное - обилие живописных, сплошь покрытых курчавой порослью гор, что позволяет сделать чаепитие достойной кульминацией романтической прогулки на лоне природы. Другая черта местной чайной культуры - ее практицизм, соединение чаепития с коммерцией. К примеру, в последнее время при магазинах известной сети чаеторговли "Тянь жэнь" (что значит "Небесная гуманность") появились приятные кафе, где можно просто поесть в окружении предметов чайной культуры.
Как большинство тайваньских городов, Тайбэй окружен горами, и для любителей чая главная среди них - гора Маокун на юго-восточной окраине тайваньской столицы. Здесь выращивают несколько отменных сортов чая. В местном "Центре чайной культуры" можно ознакомиться с тайваньским чайным царством и непростой технологией чайного производства, включающей в себя до полутора десятков операций. Тут же зал для проведения лекций, конференций, показательных чайных церемоний и т.п. Но большую часть времени здание центра почти безлюдно: публика предпочитает проводить время в рассыпанных по окрестным горам деревянных, дачного вида чайных, откуда можно любоваться зелеными хребтами гор, бирюзовым закатом, сгущающимися сумерками и светящейся вдалеке панорамой Тайбэя. Как ни подгоняет человека современная жизнь, ему положено жить поэтически на этой земле. И чайный аромат мало что значит без навеваемого маокунскими видами чувства мирового покоя и отдохновения.