"Моя твоя понимай нету", или Почему так важно оправдывать доверие

Книга американского лингвиста Дерека Бикертона посвящена проблеме происхождения языка. Эта область стала очень интенсивно развиваться в последние двадцать лет, прежде всего, как результат сотрудничества лингвистов и этологов, хотя, конечно, без антропологов, нейрофизиологов, археологов и палеонтологов дело тоже не обошлось.

Первоначально сферой исследований Бикертона были пиджины и креольские языки. Первые возникают в местах многоязычных контактов как языки-посредники. Их отличительным свойством является отсутствие приставок, суффиксов, окончаний, согласования, временных форм глагола, закрепленного способа выражения того, кто/что является объектом действия. Примером высказывания на таком языке-посреднике может послужить фраза на кяхтинском (русско-китайском пиджине) - «Моя твоя понимай нету».

Думается, перевода она не требует.

Креольский язык возникает, когда пиджин, второй язык для взрослых, становится первым родным языком для детей. Изучение этого явления не только дало Бикертону в свое время основание считать язык врожденной человеческой биопрограммой, но и повлияло на его представления о возникновении языка.

Как полагает Бикертон, в этот момент своего рождения протоязык был похож на пиджин. Однако само по себе это заявление еще не решает проблемы. Дело в том, что при всей примитивности языков-посредников от систем коммуникации у животных их отделяет настоящая пропасть.

Сигналы, которыми обмениваются, например, обезьяны, четко привязаны к конкретной ситуации, наличествующей здесь и сейчас. Допустим, это - опасность сверху (орел) или снизу (змея). Фактически они «обозначают» правильную реакцию адресата на некий стимул. «Говорящий» просто привлекает внимание к чему-то, что уже имеется в наличии. По Бикертону, это не информирование, присущее полноценному языку, а только манипулирование, то есть не более чем провоцирование на определенное действие.

Одной команде в системах коммуникации животных соответствует один знак. И его нельзя уподобить слову, потому что он не предполагает существование в мозгу животного мысленной репрезентации объекта или ситуации. К примеру, в случае сигнала «опасность снизу» «значением» символа является не понятие змеи, которому временно соответствует некий наличный член этого класса, а немедленный подъем на дерево.

Соответственно никаких цепочек-предложений в системах коммуникации у животных тоже не наблюдается.

Как же тогда появился протоязык?

Автор рассматривает несколько гипотез, предложенных его предшественниками.

По одной из них, язык возник из песен, которые пели друг другу супруги для того, чтобы не потерять друг друга в тропическом лесу. Согласно другой, из тех звуков, при помощи которых матери успокаивали непослушных младенцев. Самая экстравагантная теория гласит, что к изобретению протоязыка наших предков подтолкнула потребность … обмениваться сплетнями, которые в древности якобы играли важную роль в налаживании отношений.

Все эти версии, по Бикертону, не выдерживают критики. В безлесных саваннах, где жили наши предки накануне возникновения протоязыка, в песнях не было необходимости. Чтобы младенцы смогли вычленить смысловые единицы из умиротворяющего бормотания своих матерей, они должны были уже обладать языковой биопрограммой современного типа. Кроме того, протоязык на начальном этапе своего существования должен был обладать довольно бедным словарем. Используя десять слов, особенно не посплетничаешь.

Наконец, для того, чтобы наши отдаленные предки перешли от системы коммуникации, аналогичной тем, которые использовались у животных, хотя бы к протоязыку, у них должны были появиться очень серьезные основания.

Требовалась экологическая ниша, в которой протоязык был ключевым условием выживания.

По Бикертону, который в данном случае опирается на результаты палеоклиматологических, палеонтологических и антропологических исследований, эта ниша действительно существовала. На определенном доисторическом этапе наши предки стали … падальщиками. Оказавшись в обезлесивших африканских саваннах, они были вынуждены питаться тушами крупных животных - мамонтов, слонов, носорогов и бегемотов.

Сбор, казалось бы, дарового мяса был занятием не менее, а, пожалуй, и более опасным, чем собственно охота. Трупами крупных травоядных в свою очередь интересовались тогдашние львы, леопарды и гиены, с которыми предки человека никак не могли сладить в одиночку.

Это требовало определенной стратегии. Люди должны были постоянно обследовать свою территорию в поисках добычи. Соответственно, индивид, нашедший добычу, должен был привести остальных.

Это – важный прецедент, потому что организация таких действий требовала информирования современников о том, чего нет в наличии. И для этого, как считает Бикертон, понадобились уже комбинации знаков, то есть подобия предложений.

Планирование действий по отгону хищников от трупов крупных травоядных требовало расширения словаря. Это повлекло за собой увеличение длины протослов и их расчленение на элементы, которые не несут собственного смысла по отдельности, но, тем не менее, служат для различения значащих языковых единиц. В конце концов, возник синтаксис. Он позволил устранить двусмысленности, обычно возникающие в пиджине на каждом шагу, а также быстро строить и понимать длинные сообщения.

История, рассказанная Бикертоном, кажется довольно поучительной.

Трудно не заметить, что этология и антропология в современном Западном мире отчасти взяли на себя роль мифологии. Как ехидно отмечает сам Бикертон, теории о происхождении культуры и социальных институтов зачастую оказываются неосознанными проекциями в прошлое нынешних реалий. Дает о себе знать желание обосновать существующий порядок вещей. Например, в 70-е годы, когда доминировали мужчины, в чести был «человек-охотник» (по-английски «man», то есть еще и мужчина). С усилением феминизма трон заняла «женщина-собирательница». Героические сражения за падаль, требовавшие слаженных усилий обоих полов, до поры до времени популяризаторы просто не замечали.

И, тем не менее, из истории, рассказанной автором этой книги, так и хочется вывести мораль, причем не совсем ту, которая по душе самому Дереку Бикертону, превыше всего ставящему свободу индивида.

Протоязык возник в ситуации, которая требовала от наших предков сотрудничества и абсолютного доверия друг другу. Она напоминает выход из «естественного состояния» (война всех против всех) и заключение «общественного договора». Философская абстракция, над которой смеялись историки, обретает некоторый научный и одновременно вполне бытовой смысл. Язык, который сделал наших предков людьми, не мог возникнуть в условиях обостренного соперничества и беспринципной борьбы за власть. Среди его первых носителей действовал абсолютный запрет на ложь. Нарушивший это правило индивид был обречен на одиночество, равнозначное смерти. Иными словами, переход от системы коммуникации, аналогичной тем, которые использовались у животных, к протоязыку был еще и важнейшим актом собирания людей в сообщество, актом, который до известной степени можно уподобить знаменитому общественному договору.

Бикертон, Дерек. Язык Адама: Как люди создали язык, как язык создал людей/ Пер. с анг. О Кураковой, А. Карпухиной, Е. Прозоровой. – М.: Языки славянских культур, 2012. – 336 с.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67