От редакции: Журнал «Медведь» — «пионер» российского глянца — издавался с 1995 года и летом 2011-го неожиданно был закрыт. «Медведь» помогали издавать разные люди, с 2003 по 2008 год его владельцем был Альфред Кох, а издателем Игорь Свинаренко. Затем журнал перешел в ИД Forward Media Group. Борис Минаев — писатель, журналист (в прошлом — заместитель главного редактора «Огонька») — стал главредом «Медведя» в 2010 году. В ноябре 2011 года «Медведь» реинкарнировался в виде интернет-журнала. О том, почему и зачем это произошло, для OpenSpace.ru с Борисом Минаевым поговорил шеф-редактор «Русского журнала» Александр Морозов.
* * *
Александр Морозов: Ну вот, бумажный «Медведь» умер благополучно. Может быть, надо что-то другое сделать? Зачем опять этот «Медведь» в электронном виде, в чем смысл всего этого электронного продолжения? Что, кому-то дорога история этого проекта? Кто-то рассматривает это как некий бренд, как ценность?
Борис Минаев: Многие люди рассматривают его как ценность. Перечислять их фамилии я не хочу — получится, что хвастаюсь важными и знаменитыми друзьями. Но это правда — журнал читают люди, чьи фамилии всегда на слуху. Это небольшой круг. И может быть, в связи с закрытием «бумаги» он несколько поредеет. Но тем не менее. Это не только олигархи, телеведущие. Это и писатели. И режиссеры. Им нравится. Мне тоже. Что же касается того, почему он стал культурным достоянием…
Мне кажется, тут был какой-то поворотный момент. Всех когда-то поразил «Ящик водки» Коха и Свинаренко, созданный именно в «Медведе». Это был фирменный знак. Бренд. Потому что, с одной стороны, это история девяностых, рассказанная участниками событий, и, с другой стороны, это яркое художественное произведение. Потому что они по ходу дела создали жанр вот такого мужского разговора. Предельно откровенного, брутального, матерного, смешного… Научились говорить о политике, об экономике, вообще обо всем так, что стало не скучно и стало понятно — именно так и надо о ней говорить, о политике-экономике. Говорить по сути. С некоторой дистанции. Ну, короче говоря, эти двое породили не просто один из журналов, они породили некий стиль в литературе. Когда я пришел в «Медведь», я это сразу как-то резко почувствовал по их статьям, даже не только по статьям, но и по личным встречам. То есть «Медведь» отличался тем, что это еще и клуб. Люди собираются, рассказывают что-то друг другу.
Я первое время слушал, просто открыв рот. Причем тут собирались разные люди, кроме Свинаренко и Коха, — Орлуша, Валерий Зеленогорский, Павел Лунгин, Лев Новоженов, Валерия Новодворская, Саша Лаэртский, Стас Юшкин, Сережа Цигаль, многие другие. Сейчас на наших встречах можно, например, Сережу Мостовщикова увидеть. В этот клуб нельзя было не захотеть войти и нельзя было с ним просто так расстаться. Это хотелось сохранить во что бы то ни стало. Потому что там была атмосфера настоящая. Искренняя. Это очень дорого стоит на сегодняшний день.
Второе: у меня были, конечно, свои редакторские амбиции. Когда я пришел в «Медведь», мне показалось через какое-то время, что мы со Стасом Юшкиным все-таки интересную вещь сделали, потому что мы объединили либерализм девяностых и современную литературную волну, очень острую, очень живую. И, конечно, оппозиционную, как бы к ним ни относиться. Что я имею в виду?
Либерализм в «Медведе» никогда не был в формате старого НТВ, да и не мог быть — Кох ведь как раз его и закрывал, старое НТВ. И тем не менее вот мое личное открытие: Кох оказался, быть может, самым мощным и последовательным либералом в литературе. А потом, начиная с 2009 года, у нас начали публиковаться Прилепин, Кашин, Шаргунов, Быков, люди совсем других взглядов. То есть журнал развивался, но ему мешало развиваться то, что его практически не продавали в больших розничных сетях. Это было связано со всякими экономическими причинами. Мне хотелось, чтобы журнал был все-таки известен больше. И с самого начала хотелось создать полноценный интернет-ресурс параллельно с бумажной версией. Поэтому логично, что, когда бумажная версия закончилась, я стал этим заниматься.
А.М.: То есть все-таки это правильное впечатление, что «Медведь» — это стенгазета для довольно узкого круга друзей? Микст из Новодворской, Прилепина, Свинаренко. Плюс еще путешествия Райхельгауза с Чубайсом на джипах, чтобы было окончательно видно, что это литературный капустник хорошей компании, который никакой аудитории, кроме круга друзей, и не предполагает…
Б.М.: Ну, я не очень согласен. У Прилепина совсем другой круг друзей, чем у Коха, насколько я понимаю, хотя сами они сейчас вроде бы в хороших отношениях. Но отношение, скажем, Прилепина к Гайдару и Коха к Гайдару — противоположное, наверное. Просто это авторы одного журнала.
Есть авторы и друзья этого журнала, и поэтому они представляют собой какой-то условный круг. Он, конечно, есть. Круг авторов — более широкий, чем круг друзей журнала. Но важно не это, а некий вектор развития. «Медведь», как ни странно, развивается в сторону литературы. В сторону современного литературного журнала. Когда в журнале публикуются большие авторские беседы с Битовым, Стругацким, Кабаковым, Иличевским, с тем же Быковым, с Архангельским, Тереховым, Прилепиным, Алексеем Ивановым или колонки, которые очень близки к рассказу или эссе, то получается, что это история про то, что в журнале такого формата нужна прежде всего хорошая качественная литература. Может быть, в адаптированном виде. Но нужна. В нем, конечно, есть и масса всего другого. Я, например, считаю, что картинки «Медведя», то есть его карикатуры и комиксы, это тоже важная часть эстетики. Так же, как некоторые наши эксперименты с фоторядом. Это попытка создать очень продвинутый и современный журнал в плане эстетики.
А.М.: Толстый журнал, доведенный до глянца?
Б.М.: Дело в том, что «арт», как говорил мой коллега Юшкин, то есть арт в тексте, арт в картинках, арт в фото, арт просто в способах подачи, — мне кажется, это именно то, чего не хватает в прессе и чего не было на рынке в начале нулевых. В принципе, «Эсквайр», «Сноб» и «Русский пионер», даже GQ тоже двигались в этом направлении. И все начали двигаться одновременно. У нас просто были разные стартовые возможности и разные представления о том, как это надо делать. Мы шли разными путями, но в одну сторону. «Эсквайр» шел по пути исключительно западной культуры, в основном американской, довольно плохо относясь ко всему отечественному. «Русский пионер» — это в чистом виде капустник, там серьезную статью вообще трудно себе представить. А если серьезная статья, ее обязательно пишет Ксения Собчак. Но в принципе это движение в одну и ту же сторону — не гламурного и не общественно-политического, а именно художественного журнала.
А.М.: Откуда деньги на сайт?
Б.М.: У «Медведя», как я сказал, много друзей. Некоторые из них его поддерживают.
А.М.: Предполагается, что они будут поддерживать сайт устойчиво?
Б.М.: Да.
А.М.: Инвестор рассчитывает на то, что будет реклама, или нет?
Б.М.: Ответ тоже положительный. Выясняется, что реклама в интернете есть. И даже есть тенденция к ее росту. С учетом того, что сайт стоит все-таки относительно дешевле, чем бумага, у нас сохраняется надежда на то, что каким-то образом дисбаланс затрат и расходов будет сведен к нулю. Впрочем… Мы предполагаем, а как будет, я не знаю.
А.М.: В чем все-таки будет отличие концепции «Медведя» теперь уже в электронном виде от той концепции, которая была ранее? Вообще, кто и с кем разговаривает со страниц этого сайта? Вот самый главный вопрос.
Б.М.: Я думаю, что на самом деле очень многое изменится. Когда происходят такие радикальные перемены, то, конечно, трудно рассчитывать на то, что мы в новой форме обретем то же самое качество существования, что и раньше.
А.М.: Отличие сайта от «бумаги» заключено в том, что ты сразу видишь, что, условно говоря, «блестящее» интервью Свинаренко с Прилепиным собирает 500 посетителей, а, например, колонка Наташи Ос собирает 8000. Вот ты будешь продолжать печатать эти интервью Свинаренко, которые не вызывают ни малейшего интереса аудитории, или нет? То есть это все-таки будет развиваться в направлении современного электронного ресурса, ориентированного на трафик? Или это останется литературным кружком какой-то группы, которая считает, что у нее есть какая-то своя «миссия»?
Б.М.: Рост трафика — вещь, конечно, очень важная. Но тут не все зависит от контента. Попытка попасть в формат, в стандарты, в какую-то очень легкую для аудитории форму никогда не была мне свойственна. Я жесткие стандарты и форматы всегда не очень любил. Это, возможно, помешает успеху «Медведя», но я просто считаю, что в «Медведе» никакой другой стратегии и не может быть, только путь эксперимента. Трафик не всегда зависит от этих стандартов и форматов. Второе: я, конечно, очень много думал, когда принималось решение о переходе в сеть, и решил, что из всех сетевых форматов мне интереснее всего видеоформат. Мы, когда даже еще не знали о том, что все это произойдет, начали снимать видео. Это так называемые выездные редколлегии. То есть мы собирались с Прилепиным, Свинаренко, Шаргуновым, Быковым, Кашиным где-то в кафе. И ты участвовал в этом. Потом в этом приняли участие и наши герои, а не только авторы: Александр Роднянский, Глеб Павловский. Также Ксения Ларина, Оля Романова. Эти наши посиделки, дискуссии, разговоры мы и снимали. Потом мы начали снимать интервью, портреты. Репетиции спектаклей, другие события. В общем, это видео, которое не подвергается жесткой телевизионной цензуре и выглядит как видео не такое уж профессиональное в смысле монтажа, картинки и всяких ненужных спецэффектов, не отглаженное, не вылизанное, не вычищенное. В нем главное — это содержание. В этом оно принципиально не похоже на нынешнее ТВ. Я считаю это той ключевой точкой, где сайт может развернуться в сторону аудитории. Я не знаю, будет ли это что-то похожее на стратегию «Дождя», которое из интернет-телевидения стало обычным телевидением на кабельно-спутниковых каналах, или что-то другое.
А.М.: Ты думаешь, что можно успешно «продать» нынешнему зрителю «кухонные посиделки»?
Б.М.: Мысль моя очень простая: пусть это будет даже телевидение для узкой аудитории, но эта аудитория на самом деле потенциально очень широка, потому что я глубоко убежден в том, что смерть телевидения как жанра, произошедшая на наших глазах, она на самом деле искусственна. Не может умереть сам жанр. Умер интерес, потому что нет ничего стоящего, это да. Это реально произошло.
Очень много людей возраста «30 плюс» вообще не имеют телевизора, никогда его не смотрят и не знают, что это такое. И когда им говоришь про какие-то сериалы, про какие-то передачи, например «Дом-2», «Большую разницу» или там «Ликвидацию», они вообще этого никогда не смотрели. Таких людей довольно много. По крайней мере я их встречаю часто, это целый слой. На самом деле не произошло смерти телевидения как жанра, а случилась искусственная смерть его на федеральных каналах. И поэтому возрождение жанра, в том числе и в таком виде, как у нас, вполне возможно. Просто для этого мне нужны, помимо нашей творческой активности и горячего желания это делать, некие технические и материальные возможности. Но то, что этот проект возможно воплотить, я уверен. И «Дождь» в этом смысле создает очень удобную платформу, для меня, во всяком случае. Конечно, «Дождь» — это, несмотря на огромное мое уважение к ним, все-таки гламурное телевидение. Оно абсолютно форматное, оно такое же, как, грубо говоря, журнал GQ, который я тоже очень уважаю и с уважением отношусь к его редактору. Но абсолютно понятно, что рядом с этим есть непаханое поле абсолютно другого телевидения с другой стилистикой, более домашней, более интимной, более откровенной, то есть без вот этих костюмов ведущих, навороченных студий в цветной кислотной стилистике. Как это сделать, я себе хорошо представляю. Я просто пока не представляю, можем ли мы это сделать, но то, что это точно появится рано или поздно, я убежден.
А.М.: Вот сейчас, как пишут в газетах, начинается новый исторический период: Путин будет править то ли до 2024, то ли до 2036-го. И как к этому относится «Медведь»? Он не занимает определенной позиции. Я даже думаю, что с точки зрения «Граней.ру», «Медведь» — это по-своему охранительский ресурс. «Медведь» будет находиться в странном положении: он и не оппозиционный, с одной стороны, а в то же время там Новодворская. Какая у этого аудитория, кто к этому должен примкнуть?
Б.М.: Мне кажется, что с тех пор, как в журнале появилась политика, ее становится постепенно все больше и больше, и «Медведь» вынужден все-таки занимать какую-то позицию. Его позиция по отношению к периоду однозначной политической реальности, которая наступает, думаю, будет очень критической, с одной стороны. С другой стороны, мы хотим говорить о том, что да, мы живем как бы при застое, но в этом нет никакой трагедии, потому что люди жили в этом застое, и надо, пока нам разрешают говорить все, что мы думаем, продолжать говорить то, что мы думаем.
Примечания:
Фото: Евгений Гурко, OpenSpace.ru