Корпорация против страны

Blyaher Leonid

Приближается время очередного и уже последнего Послания президента В.Путина к Федеральному собранию. По мере приближения этого ключевого акта в ежегодном политическом цикле нашей страны появляется все больше рассуждений о том, чего от него ждать. Кто-то ожидает уменьшения налога на прибыль, кто-то - неожиданных геополитических оценок, кто-то - новых направлений борьбы с коррупцией или еще с чем-нибудь столь же страшным. Мнений много. Высказывать еще одно - не особенно плодотворное занятие. Попробуем несколько изменить постановку вопроса: чего мы с вами ждем от Послания президента и ждем ли чего-то?

Понятно, что от Послания Федеральному собранию, документа в значительной степени итогового, ждут подведения черты под тем, что делается и делалось за последние семь лет, обозначения перспективы для "преемника" и для страны. В каком то смысле нынешнее Послание своего рода "заветы Ильича". Несмотря на то что, по уверению администрации президента, Послание будет носить не "прощальный", а деловой характер, ожидания большинства связаны именно с итогами и перспективами. Что же произошло за это время?

Демократические потуги 90-х были медленно и аккуратно сведены на нет. Бизнес-сообщество по большей части приняло новые правила игры или переселилось в Тбилиси и Краснокаменск. Сказочная внешнеэкономическая конъюнктура обеспечила не только профицитный федеральный бюджет, но и определенный рост уровня жизни. Это создает вполне оптимистический фон для жизни российского общества. Да тут еще и Европу с Америкой на место поставили, чего не случалось с конца 80-х годов. При всех кошмарах Беслана, Буденновска и других эпизодов "борьбы с терроризмом", лекарственного кризиса и поспешной монетизации льгот оппозиционные настроения в обществе остаются маргинальными. Да, хорошо бы, чтоб еще и свобода была, да модернизация какая-нибудь более или менее разумная. Но в целом и без нее не плохо. Нефть течет, и мы не меняемся.

С другой стороны, именно экономическая стабилизация вывела на авансцену вопросы, которыми во второй половине 90-х люди просто не задавались. В какой стране мы живем? Что делает нас не множеством лиц, случайно оказавшихся по эту сторону границы, а народом, страной? В ревущие и голодные для большей части населения России 90-е годы люди не жили, а выживали. Сегодня люди хотят не только существовать, но жить, а значит, уважать себя, уважать свою страну. Собственно, потребность в самоуважении и сквозит в "маршах несогласных" и деятельности националистически ориентированной интеллигенции. Люди хотят иметь опору в шатком здании, именуемом реальностью. Эту опору и должна давать политика.

Проблема в том, что все мы очень и очень разные. И если на уровне микросообщества (улица, деревня, фирма) нормы общежития вырабатываются естественно, сами по себе, то уже на уровне города, региона они даются только извне. Это - региональные мифы, историческая память региона, достаточно часто сконструированная здесь и сейчас, на глазах изумленной публики. Так, за последнее десятилетия сложилась "ганзейская" идентификация у жителей Великого Новгорода или "казачья" идентичность Кубани.

Еще сложнее дается такое единство в масштабах страны. И не просто страны, а России с ее гигантской территорией и редким населением, сложным прошлым и не менее сложным настоящим, с переплетением огромного количества верований, этнических комплексов, обычаев, традиций. Здесь-то и нужна политика. Именно в ее пространстве конструируется и задается нечто, что оказывается важнее вожделенной "чечевичной похлебки" или даже клуба "Челси". Такое "нечто" вполне явственно существует в США ("лучшая страна в мире", "оплот демократии"), не менее ясно оно во Франции ("прекрасная Франция") или в Англии ("старая добрая Англия"). Было оно и в России. И еще как было. Имя ему - образ "Мы". "Мы" - это не просто местоимение, это знак единения, возможность жить и действовать вместе.

Собственно, с первого "Мы", с "Острова Руси", "Святой Руси" и начиналась Россия как политическое целое. В "Сказании о князьях Владимирских", ставшем основой идеологии Московского государства, содержится обоснование исключительности Русского государства. Мир не просто погряз в грехе, мир исчез. Страшный суд свершился. То, что мы видим, - лишь морок. Остался только "Остров Русь" - последний оплот святости и веры(1).

Да и "панславизм" XVIII-XIX веков разве не был образцом такой объединяющей идеологии? Именно Русь, Российская империя должна объединить все славянские народы - носителей подлинной духовности, подлинного Света. Очень может быть, что победа большевиков не в последнюю очередь объясняется тем, что они сумели обновить и вдохнуть новую жизнь в начинающее дряхлеть единство. Собственно, большевики изменили вещи непринципиальные. "Святую Русь" заменили на "Родину революции", не менее святую, но, самое главное, исключительность и устремленность вовне сохранялась. Именно эта интенция и давала возможность для взаимопонимания и совместного действия туляка и красноярца, жителя Петербурга (Ленинграда) и Ставрополя. Она создавала прекрасный образ "Мы". Этот образ, изрядно потускневший в последние брежневские годы, и оказался разрушенным.

Вспомним, что первые шаги М.С.Горбачева были связаны отнюдь не с идеями радикальных реформ, а с возвратом к золотому веку власти Советов, к ленинским временам. "Октябрь - перестройка - революция продолжается" - пестрело тогда на транспарантах. Пафос "общечеловеческих ценностей", прозвучавший в выступлениях некогда знаменитой Межрегиональной депутатской группы, выступая мощным двигателем антибольшевистского движения, подспудно расшатывал и основы общей идентичности. Общечеловек в минимальной степени оставался россиянином.

Легкая шлифовка новых русских комсомольцев, переквалифицировавшихся в капитанов дальнего бизнеса, воссоздает уникальную прослойку "русских европейцев", над которыми смеялся еще Карамзин. Получая деньги в России (или в Африке, разница невелика), они тратят их в Европе. Соответственно именно там они живут, общаются, дружат и ненавидят. Россия для них нечто далекое и потенциально опасное. Собственно, такие маргиналы были и есть всегда. Проблема нашей страны была лишь в том, что именно эти люди оказались делателями ее идеологии. Свой территориальный выход за пределы кризисного социума они преподносили в качестве выхода из кризиса. Они были не просто людьми, но в известной степени знаменем. Именно этим знаменем размахивали на баррикадах в 1991-м и 1993-м годах. Но знамя это никак не соотносилось со страной. Жители России оказывались "чужими на этом празднике жизни". Ситуация Афганистана и Ирана начала 70-х с их чудовищным ментальным разрывом между европеизированной верхушкой и основной массой населения и неустойчивой в силу этого политической системой имела все шансы повториться в России. В такой ситуации и происходят страшные кровавые перевороты, уничтожающие целые цивилизации.

В России это не произошло. Причин здесь несколько. Во-первых, добрая старая привычка партийно-комсомольских в анамнезе людей скрывать принадлежащие им блага и свой образ жизни. Хотя новые русские в малиновых пиджаках или, позже, в костюмах от мировых кутюрье раздражали, действительные хозяева жизни оставались в тени. Они не были аскетами, но их жизнь от жизни большей части россиян отделялась забором и охраной. По той же партийной привычке они все-таки "делились" с населением. Необходимость популистской ренты для придания режиму хоть какой-то устойчивости в целом понималась всеми. Пожалуй, первым понял это мэр Москвы Юрий Лужков, став самой популярной московской фигурой за весь период реформ.

Во-вторых, инициативы губернского уровня. Лишившись общегосударственной или, точнее сказать, общенародной идеи, губернии принялись срочно обзаводиться ее региональным вариантом. Случайные и произвольные границы областей обретают смысл. Не только МОСКОРЕП, придуманный Войновичем и воплощенный Лужковым, но и десятки подобных РЕПов обретают реальность. Человеку нужна опора в качающемся мире. Региональная идеология дала ему такую опору в 90-е. Мусульманская идентичность Татарии и Башкирии, "уральский характер" и "сибирский менталитет" и многое-многое другое цветут пышным цветом, давая людям ощущение "Мы", а власти - опору в населении. Но губернская власть нуждалась в Другом, которому могла себя противопоставить в качестве хорошей власти по отношению к власти плохой. Таким "плохим" и была федеральная власть 90-х, которая принимала на себя все провалы и кризисы эпохи, делая региональных владык непогрешимыми. Федеральный центр выполнял функцию "злых богов", с которыми воюют благородные герои - региональные владыки.

Но "злых богов" нужно для порядка время от времени свергать, иначе рушится главный элемент мифологии и идентичности - справедливость и гармония мироздания. За время пребывания у власти Б.Ельцина в категорию демонов попала едва ли не вся политическая и экономическая элита страны. Доблестные губернаторы изнемогали в борьбе с гидрой федерального центра, одерживая одну пиррову победу за другой, гибли, как знаменитый генерал Лебедь. Но победить не могли. Ведь на самом деле они более всех нуждались в центре, который, как из трансценденции, делегировал им право на власть. Чувство справедливости у населения страны было глубоко уязвлено.

На волне этих настроений и приходит к власти В.Путин. Именно ожидания населения позволили новому президенту избежать уготованной ему роли "технической фигуры". Он успешно провел сеанс "изгнания демонов", а популистская рента при нем существенно возросла. Правда, герои прежней эпохи - губернаторы - все более превращались в собственные тени, под светом нового героя, но... Ключевая проблема так и осталась нерешенной. Президент пошел по пути технического конструирования единства страны. Вертикаль власти, национальные проекты, дотирование регионов за счет нефтедолларов создали внешний, технический каркас, который так и не получил эмоциональной, на уровне переживания сопричастности, подпитки. Для легитимации "каркаса" создаются новые демоны, то в лице Ходорковского и Лебедева, то в лице мальчиков и девочек из АКМ, то "плохих" министров, а то и США с ЕС. Ведь легитимность лидера - это легитимность борца. Значит, нужно, чтобы было с кем бороться.

Однако вопрос о том, кто такие "Мы", не только не был решен, но не был даже поставлен. Его с лихостью заменил вопрос, кто такие "Наши". Ведь речь идет не о том, чтобы занять место в мире, а о том, какова миссия державы, в чем смысл нашего существования. Неужели только в том, чтобы в отдаленной перспективе обеспечить народ "доступным жильем", врачами, учителями и едой? Простите, но это же та самая "чечевичная похлебка". Ни один сколько-нибудь фундаментальный постсоветский проект ни для Содружества Независимых Государств, ни для славянских стран выдвинут не был. Более того, "прагматический подход" к проблемам СНГ разрушил даже видимость единства.

Причина нынешнего идейного кризиса проста - "техническое государство" ("корпорация Россия") не нуждается и не может породить сильный идеологический проект. Это может сделать СТРАНА Россия. Мысль о том, что последнее Послание должно быть деловым и рабочим, а иначе-де президент превратится в "хромую утку", досиживающую свой срок, выдвинута работниками "корпорации". Страна же ждет перспективы, ждет своего "Мы". Только общая, объединяющая идеология, выдвинутая или хотя бы намеченная в Послании, может стать гарантией мирного перехода власти, гарантией будущего России. Получится ли это? Победит ли страна Россия "корпорацию Россия", покажет самое ближайшее время.

Примечания:

1. Здесь приводится идея, высказанная В.Цымбурским в статье "Остров Русь".

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67