Конец большого маскарада

1. Эволюция путинского цикла

Политический сюжет "путинского цикла" в истории России подошел к новому и определяющему весь его исход рубежу. 2006 год закрывает одну историческую тему и открывает другую, и только непосредственные участники этого процесса могут реально ощутить его электрическое напряжение. Для того, чтобы осознать смысл и природу этого поворота, необходимо провести четкую историософскую рефлексию всей постсоветской истории России.

С момента падения советского режима и на протяжении всех 90-х годов, то есть в эпоху "ельцинского цикла", основное политическое напряжение в России проходило между властью и оппозицией, когда первая выступала проводником агрессивных и последовательных либерально-западнических реформ, а вторая сопротивлялась им по мере собственного отступления. Противостояние "либеральной власти" и "патриотической оппозиции" - это основное содержание политической жизни последней декады XX века. Конечно, не все так однозначно, ибо еще с того момента как Кремль в декабре 1994 года принял решение сохранить мятежную Чечню в составе РФ, в самой природе власти начались сложные эволюционные процессы, апофеозом которых можно считать знаменательный поворот премьера Примакова над Атлантикой в апреле 1999 года, и общая позиция России по вопросу американской агрессии в Югославии. Избрание нового президента, официального преемника и одновременно декларативного патриота и реального борца за единство страны в 2000 году положило конец либеральной декаде, что поставило патриотическую оппозицию в двусмысленное положение. Подавление чеченского сепаратизма, дискриминация компрадорского олигархата, разгром холдинга "Медиа-Мост", выстраивание жесткой вертикали власти, наконец, качественное усиление державной риторики окончательно подорвали обозначенную политическую дихотомию 90-х. Удаление западнических партий из Госдумы 2003 года и появление там созданной Кремлем новой партии нелевого патриотизма "Родина" положило конец монополии КПРФ на политический патриотизм. В 2000-е годы радикальный русский национализм и империализм уже совершенно не предполагают непременного пребывания в оппозиции Кремлю, равно как приверженность либеральному курсу 90-х в новом веке только обостряет отношения политика с властью. Когда в конце 2004 года в Киеве произошла известная "оранжевая революция", антироссийская природа которой обозначила новое - "оранжевое" - движение по всему постсоветскому пространству, назревающий кризис в патриотическом движении России дал о себе знать. Оранжизм - это идея перманентной либеральной революции в странах бывшего СССР, инсценированной Западом и использующей левую и националистическую риторику. С конца 2004 года патриотическое движение в России раскололось на национал-лоялистов, стратегических сторонников Кремля, противников любого возможного оранжада и новоявленных национал-оранжистов, готовых вместе с оппозиционно ориентированными либералами свергнуть режим Путина. Аналогичные процессы отразились и в либеральном движении, расколотом на либерал-лоялистское и либерал-оранжистское. В итоге образовалась новая и весьма противоречивая политическая дихотомия: национал-лоялисты & либерал-лоялисты versus национал-оранжисты & либерал-оранжисты.

Несмотря на то, что оба идеологических лагеря всегда будут представлены и во власти, и в оппозиции, системная неопределенность 2004-2006 гг. не может не разрешиться победой той или иной силы. Однако, если еще в начале 2005 года все политологические дискуссии в Москве сводились к вопросу о сроках казавшейся неизбежной "оранжевой революции", то уже в декабре стало ясно, что год прошел без "Беслана и Майдана", и общие усилия государственников практически похоронили все надежды некогда набирающего силу российского оранжада. 4 ноября 2005 года, в день нового, официально введенного государством праздника Дня Национального единства по Москве прошел Правый марш - первая в истории постсоветской России масштабная демонстрация достаточно разных национально ориентированных сил, не только не оппозиционная, а прямо охранительская по своему пафосу... Уже в начале 2006 года все разговоры об угрозе какой-либо революции в России стали казаться по меньшей мере гипотетическими. Между тем, даже автор этих строк не считает, что опасность антигосударственного бунта либералов под маской левых националистов бесповоротно ушла в прошлое: этот метод уже оправдал себя в известных странах и, по большому счету, иного пути для компрадорского реванша в России больше нет.

Первая половина 2006 года ознаменована рядом знаковых событий, еще более усиливающих пропутинские настроения патриотической общественности: пересмотр внешней энергетической политики, однозначная поддержка и победа пророссийских сил на парламентских выборах Украины и президентских выборах в Белоруссии, отказ от вступления в ВТО, и, в конце концов, ни с чем не сравнимое выступление президента Путина перед Федеральным Собранием 10 мая, где даже главный геополитический оппонент России - США - был открыто назван "волком", - все это свидетельствует о том, что принятый язык европейской политкорректности неадекватен подлинному месседжу Кремля. Параллельно качественному поправению государственной политики, позиции Русской Православной Церкви развиваются по экспоненте: в начале апреля прошел X Всемирный Русский Народный Собор, выдвинувший собственное, не либеральное, а именно православное понимание "прав человека", а 19 мая Архиерейский Собор Русской Православной Церкви За рубежом (РПЦЗ) утвердил свое решение воссоединиться с Московским Патриархатом, и мы знаем, что это центральное событие в истории национального возрождения России было личным проектом самого президента, что уже придает его имени светлое значение в контексте церковной истории вообще... Конечно, все эти реальные прорывы во внутренней и внешней политике еще не делают "путинский режим" безоговорочно консервативным. И дело даже не только в отдельных, неприятных с точки зрения любого консерватора моментах, начиная с экономического блока в Правительстве и кадровой природе ведущих СМИ. Экономика и медиа - это последнее, что осталось у либералов-западников и они будут стремиться сохранить монополию в этой сфере до конца. Дело просто в том, что господствующий до сих пор в российской власти политический тип - включая самого президента - это если уже не либерал, то все еще западник, или, скажем точнее, европеист по преимуществу. Это связано с естественным культурогенезом, включая политическое самовоспитание этого типа, для которого Запад тождественен "цивилизации", а Не-Запад ассоциируется с "варварством". Это не вина ельцинских реформ или горбачевской перестройки, это даже не вина коммунистов - это общая парадигма ново-европейского самосознания, восходящего к Вестфальскому миру 1648 года и успешно подорванного в эпоху Постмодерна. Однако господствующий в России политический класс - это еще верные наследники Модерна, инерциальные адепты "идеалов 1789 года". В кабинете Путина стоит бюст не Ивана Грозного и не Александра III, а Петра I, равно как единственный памятник императору в Москве - это памятник Александру II, поставленный за его политические реформы...

Да, действительно, реальная, конечная задача консервативного движения в России куда серьезнее, чем "сбережение народа" или улучшение "качества жизни" - конечно, это важные задачи, но они не могут быть смыслом той истории, которую прожили русские. Консерватизм в России бросает вызов не двум-трем министрам экономического блока или двум-трем журналистам федерального телеканала, а всей логике внешнего исторического давления на Россию. Если с точки зрения нигилистической логики мировой истории Россия уже давно должна была бы прекратить свое существование, то с точки зрения русского консерватизма Россия не может не существовать во всем своем объеме и во всем своем своеобразии. Единство и идентичность - вот два простейших критерия выживаемости любой суверенной цивилизации. Россия должна, как минимум, сохранить свое территориальное единство и при этом еще быть похожей на саму себя, а не на чью либо колонию. Решение этих первичных задач невозможно только путем "эффективного менеджмента" - речь идет о стране с тысячелетней историей и одиннадцатью часовыми поясами. Здесь необходимо задействовать механизмы, которые с точки зрения либерального "здравого смысла" выглядят "иррационально" - силы Мифа, понятого как "подлинная реальность" (прямо по А.Ф.Лосеву). Что заставляет людей из Калининграда и Владивостока считать себя частью единой Нации? Уж точно не писаный закон Конституции 1993 года или общая валюта 1997 года. Для либерала Россия - понятие относительное и гуманитарное, для консерватора Россия - понятие абсолютное и онтологическое. Между ними - неснимаемое противоречие.

Феноменология современной российской власти позволяет нам говорить о том, что она хочет и даже, наверное, может "навести порядок", но не делает этого в полной мере потому, что боится неизбежных издержек, боится быть "плохо понятой". Лишить голоса всех либералов - это значит порвать со всем Западом вообще; сломать хребет монструозной коррупции - это значит объявить новый 1937 год; окончательно подавить любой возможный сепаратизм - это значит ввести абсолютную монархию... Эта власть, за шесть лет чудом сохранившая некогда нежданную стабильность (или мы все забыли "девятый вал" 90-х?), так что кто-то презрительно окрестил ее "новым застоем" (что в 90-е было синонимом "золотого века"), не хочет терять свое главное достижение и потому так "осторожна на поворотах". Однако. Однако медленная, очень медленная, но верная, очень верная эволюция режима в национально-консервативном ключе вовсе не является общей задачей всех его агентов. В противном случае сама эволюция проходила бы гораздо быстрее. Если национал-лоялисты поддерживают режим, потому что видят в нем возрождение национально-консервативных начал российской государственности, то - либерал-лоялисты делают это потому, что видят в нем последний шанс продолжения своих реформ. До сих пор либерал-лоялиста (либерал-"путиниста") было довольно сложно с первого приближения отличить от откровенного национал-лоялиста (национал-"путиниста"): четкая поддержка Кремля и общая борьба с революционно-оранжистскими силами делала их похожими. Конечно, в количественном отношении законченных либерал-лоялистов совсем немного, но именно поэтому их нюх обострен, а их готовность не только к обороне, но и к нападению повышена.

2. Вызов либерал-лоялизма

Это первое нападение и произошло на прошлой неделе, когда один из самых активных участников пропутинской пропаганды, журналист Максим Кононенко (он же "Мистер Паркер") опубликовал в "Русском Журнале" программную (по его собственному определению) статью-заявление " Зомби патриарха". Уже из самого названия, а также и написания слова Патриарх с маленькой буквы видно как автор относится к церковной сфере. Все содержание этой статьи основано на неожиданном историческом предчувствии: оказывается, сегодняшняя Россия " находится в шаге от религиозной революции, по сравнению с которой исламская революция в Иране покажется детским утренником".

Должен признаться, что столь оптимистический прогноз, с точки зрения любого православного фундаменталиста, представляется, мягко скажем, лишенным основательных предпосылок. Да, действительно, в современной России мы наблюдаем реальный, количественный и качественный рост православной церковности, Русская Православная Церковь уже давно стала полноценным субъектом внутренней и внешней российской политики, но говорить о "засилии православия" никак не приходится. Более того, вообще насильственное и агрессивное навязывание Православия в каких-либо формах вообще не может быть рассмотрено никаким церковным миссионерством. Православный фундаментализм в России реально возможен только тогда, когда критическое число ее граждан сознательно примут Православие во всей его полноте. Да, что скрывать, - стать православным фундаменталистом - это естественная мечта любого сознательно православного человека, это значит настолько воцерковить самого себя, чтобы иметь моральное право требовать того же самого от окружающих. Реальный православный фундаментализм - это тотальное воцерковление государства: это когда в постные дни закрываются мясные лавки, а церковное право становится основой всей Конституции... Однако все требования современного православного движения никакого отношения к реальному фундаментализму не имеют, а носят чисто симфонический характер: обеспечить Православию статус господствующей религии, доминирующей религиозно-культурной парадигмы. Это значит, что в России может свободно жить любой человек, с любыми религиозными и идеологическими убеждениями, но он просто должен уважать основополагающую традицию территории проживания и понимать, почему эта Традиция имеет определенные преференции со стороны государства. Вот и все. Как говорил Блаженный Августин: "верь в Бога и делай, что хочешь". Так же и здесь: прими к сведению, что Православие является основой русской культуры и всей государственной идеологии, и делай, что хочешь. Сам президент Путин, при посещении в сентябре 2005 года Святой горы Афон, сказал там: Россия - православная держава, где подавляющее большинство - христиане.

Обратим внимание: какие вообще могут быть претензии к Русской Православной Церкви в целом от журналиста, считающего себя патриотом и государственником, хоть и либеральным? Кому будет плохо от того, что в средней школе введут Закон Божий? Люди с первого класса узнают основы русской и (если уж хотите) европейской культуры, начнут распознавать Ветхий и Новый Завет, древнюю и средневековую историю, узнают о Византии и Древней Руси, наконец, даже поймут, каким образом различаются все мировые религии и получит твердую основу для собственного мировоззренческого выбора. А у нас до сих пор в Москве (!) не введен абсолютно светский, общегуманитарный курс "Основы православной культуры", объясняющий школьникам, где и когда они вообще живут. Кому будет плохо от того, что одна телевизионная кнопка будет принадлежать церковному эфиру? Разве это как-то покалечит психику каких-то людей и внесет напряжение в общество? Кому будет плохо от того, что в той же Москве православных храмов станет в десять раз больше? Разве они "уродуют" город и не дают людям пройти и проехать? Сейчас за пределами Садового кольца на один многотысячный район приходится всего один храм, куда физически невозможно зайти во время воскресной Литургии из-за его чрезмерной заполненности... Что вообще Церковь может делать такого, что мешает людям жить? Если ничего, то откуда возникают претензии? Когда Церковь не выражает официальную поддержку какой-либо политической силе, ее упрекают в аполитичности, а когда Церковь пытается влиять на политические процессы, ее тут же обвиняют в излишней политизированности.

При этом, конечно, налицо активное возрождение национал-консервативного самосознания, в основе которого лежит Православие. Русский патриот и консерватор может бесконечно радикализовать свою позицию, но если он еще не принял Православие, он еще остается в парадигме Модерна, он еще немножечко адепт "идеалов 1789 года". Как только он сознательно становится православным, то есть как только свою причастность к Русской Православной Церкви он ставит выше любых иных своих социальных позиций - Модерн выходит из него как бес при отчитке. Это прекрасно понимают либералы: пока апелляция к "прогрессу" и "само собой разумеющимся общечеловеческим ценностям", к Вольтеру и Дарвину, сохраняет значение для самого агрессивного русского патриота - с ним еще "можно работать", почему, кстати, биологические этнонационалисты найдут общий язык с самым радикальным либералом: на социал-дарвинизме они сойдутся. Приверженность же Православию - это исповедание иной универсальности, по своим ценностным установкам альтернативной Модерну, и возвращающей нас в мир Традиции. Сегодняшние либералы, по разным причинам примкнувшие к постлиберальному режиму Путина, думали, что этот "постлиберализм" - эпизод, недоразумение, временная стратегия Модерна в России, которая "еще не готова" что-то там принять. Но неуклонное удаление от парадигмы 90-х, все эти "правые марши" и "русские соборы" заставляют либерал-лоялистов нервничать: знаки Конца сменяются тем, что они означают. И вот оракул либерального консерватизма, государственник и контрреволюционер Максим Кононенко выдает: " Мне кажется, мы заигрались. Азартно и весело борясь с мифической "оранжевой угрозой" мы просмотрели опасность, по сравнению с которой Каспаров и Борис Абрамович Березовский кажутся одинокими блуждающими муравьишками". Оказывается, угроза "оранжевой революции" уже была "мифической": грядет реальная "опасность" православного движения, по всей видимости, триумфально поглощающего всю страну? И это в ситуации, когда в столице этой страны упорно не вводят светский курс по основам православной культуры!

Что же стало причиной столь сильной реакции? Может, в каждой школе страны введен Закон Божий? От колокольного звона по всем городам закладывает уши? Православие признано государственной религией? Путин объявил национальной идеей "Крест на Святую Софию"? Нет, просто автор статьи "Зомби патриарха" всего-навсего расстроен фактом драки между православными активистами и посетителями московского гей-клуба в ночь с 1 на 2 мая. На основании фотографии, где настоятель Храма святого Николая в Бересенях иеромонах Кирилл (Сахаров) дает благословение одному из этих православных активистов, Мистер Паркер сделал вывод, что якобы Русская Православная Церковь потворствует насилию над "сексуальными меньшинствами". На этом основании Максим Кононенко, выступая на круглом столе Православного пресс-клуба в Доме Журналиста 11 мая, посвященном теме " Моральное большинство и вызов меньшинств", высказал идею запрета РПЦ МП как института (!!!). Даже после того как ему сам иеромонах Кирилл (Сахаров) внятно объяснил, что такое индивидуальное благословение любого просящего об этом верующего, и чем оно отличается от единой позиции Московского Патриархата, журналист сказал, что РПЦ МП не зарегистрирована в Федеральной регистрационной службе Минюста и потому идея закрыть эту организацию его не оставляет...

3. Небо - вверху, а Земля - внизу?

Вряд ли имеет смысл особо уточнять юридический статус РПЦ МП: если кому-то в голову может прийти мысль запретить эту структуру, то уж правовые аргументы здесь приходят в последний момент. У Русской Православной Церкви Московского Патриархата много - достаточно много - недоброжелателей на планете Земля, но подобное, беспрецедентное и безальтернативное по своему антицерковному экстремизму заявление в ее адрес можно услышать впервые. И исходит это заявление не от представителя какой-либо самозваной секты или агрессивного либерал-оранжоида, а от соведущего телевизионной программы на федеральном канале, журналисте, до сих пор известного как поборника государственности и противника любой дестабилизации. Именно поэтому не реагировать невозможно. Это - поворот. Либерал-лоялист понял, что главный враг - не теперь уже "мифические" оранжисты, а реальные, ценностно ориентированные национал-лоялисты, сознательно воцерковленные люди в основном своем большинстве. Тот факт, что причиной этого поворота стало его желание защитить не кого-нибудь, а адептов гомосексуализма, придает этой реакции некое инфернальное измерение. Защищаются не сознательные атеисты, не иноверцы, не этнические меньшинства - защищаются люди, которые считают сношение между людьми одного пола нормой. Вообще, автор этих строк должен признаться, что сама эта тема - тема так называемых "сексуальных меньшинств" (какое благородное определение!) - вызывает специфическое отвращение и само обсуждение этой темы требует определенных психологических усилий. Мы говорим об историософском повороте России, об ураничеких материях национального бытия, а причиной всего оказывается самая брутальная похабщина, самонавязчивая проблема "ниже пояса". Здесь, конечно, нет никакой сознательной диверсии - это только свидетельство того, насколько различны языки и уровни дискутирующих сторон: одни - о смысле всемирной истории, другие - о праве на индивидуальное извращение.

Откуда Максим Кононенко и его единомышленники взяли, что в случае вероятной победы православных сил в России гомосексуализм будет приравнен к уголовному преступлению? Откуда заявление о том, что " уровень политической дискуссии в моей стране дошел до выяснения вопроса о праве гомосексуалистов на жизнь"? Да, с общехристианской точки зрения гомосексуализм - это не норма, более того, это вообще смертный грех, осуждение которого мы встречаем уже в книге Левит. Это вовсе не означает, что сами люди, считающие себя "геями", должны получить тюремный срок и, тем более, быть приговоренными к смертной казни. Но - они не должны навязывать свою аномалию, своей грех в качестве нормы. Вот и все. Это значит, что никто не может контролировать человека на его личной территории, но социализация и легализация явного, с точки зрения всех христиан, извращения - недопустимо: организация клубов, фестивалей, парадов под знаменем гей-культуры равно невозможно как под знаменем педофилии или наркомании. Мы уже забыли о том, что само слово "гей", которое его приверженцы считают самым корректным самоназванием, происходит от старопровансальского слова gay, означающего "безнравственный", - так называли в Средние Века проституток и преступников, а теперь им себя называют люди, требующие открытого проявления своих пристрастий... Между тем, реальное гей-движение вовсе не собирается ограничиваться салонными комьюнити; господин Алексеев в программе Соловьева "К барьеру" уже сказал: " вы загнали нас в клубы (?!), а теперь мы идем к власти!..." Все это отдает каким-то неприятным сюром, но главное-то уже произошло - гей-движение уже легализовано на уровне общественного самосознания. А ведь именно против этого выступает православное сообщество: в государстве должно быть ясное представление о норме и не-норме, о правильном и не-правильном, о добре и зле, о небе и земле. Стремление к норме, легализация прав дискриминированного в эпоху Постмодерна морального большинства - это тот минимум, к которому стремилось наше государство все последние годы в преодолении нигилистической сатурналии 90-х. Путин пришел не как герой или чей-то кумир, он пришел всего-навсего как президент, сказавший " небо - вверху, а земля - внизу", и этого было достаточно, именно этот смысл стал главным месседжем 2000-х. А утверждать обратное - значит прямо противиться этому курсу Кремля, подрывать едва воздвигнутый каркас политической стабильности, перечеркивать все усилия власти и общества по предотвращению очередной революции, которая с точки зрения "либерал-лоялиста" была мифической.

Максим Кононенко, он же Мистер Паркер, своим заявлением делает оправданным всю критику путинского режима со стороны национал-оранжистов. Если журналист, работающий на этот режим, может призывать к запрету господствующей Церкви только потому, что она сопротивляется развитию греха, если для него право на самовыражение людей, открыто называющих себя "безнравственными", важнее, чем существование тысячелетнего религиозного института, лежащего в основе всей русской культуры, - значит этот политический режим анти-национален и требует свержения. Но не спешите радоваться, соскучившиеся по гражданской войне оранжисты, персонажи кукольного театра Карабаса-Белковского. Конечно, не Президент и никто из его Администрации не спровоцировал системного журналиста Кононенко на столь экстравагантные заявления: " я буду закрывать эту церковь". Это его личный выбор, но вместе с тем это внятное озвучание тех страхов, которые реально поглотили все либерал-лоялистское сообщество. Возникает вопрос: настолько ли они недальновидны, чтобы действительно идти на открытую конфронтацию с ценностным лоялизмом? Неужели случай в одном московском борделе может стать причиной государственного переворота? Зачем дразнить силы, явно набирающие политический вес? Зачем заставлять оппозицию лишний раз поглумиться над властью? Зачем заставлять саму власть оправдываться, а всех окружающих делать однозначный выбор, ведь все было "так тихо", "так спокойно"? Вот либерально-консервативный публицист и известный редактор Виталий Третьяков, будучи сознательным атеистом, прямо заявляет на Византистском Клубе: Русская Православная Церковь - это основа геокультурного единства русской цивилизации, а гомосексуализм - это извращение, сами гомики должны быть ограничены в профессии и возможностях политического самовыражения. Сколько представителей политической элиты России считают обратное? Явно "подавляющее меньшинство". А демократия и гражданское общество предполагает власть морального большинства. Именно этим они отличаются от либерализма, сущность которого сводится к отстаиванию прав меньшинств. Большой маскарад, может быть, еще не кончился, а либерал-лоялисты уже снимают маски. Хотя бы подождали, когда кончится музыка.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67