Хроника прозы и проза хроников

Выборочная версия-2007

Toporov Viktor

ЯНВАРЬ

Анатолий Азольский. "Афанасий". Производственный роман. "Дружба народов", # 1

Умеренно антисоветское ретро (середина 60-х) престарелого, но на диво плодовитого букеровского лауреата - и впрямь на производственную тему.

На большой столичный завод приходит новый начальник подстанции - 35-летний Афанасий Карасин, сын модной портнихи, в прошлом офицер, отсидевший 10 лет по политическому доносу, умница, красавец, убежденный антисоветчик.

На заводе только что сменилось начальство - все, кроме главного энергетика. А его, разоблачив махинацию, заставляет уйти принципиальный Карасин. Дружит он только со сменным мастером Белкиным - умницей, красавцем, антисоветчиком. Вдвоем они сбывают на сторону списанное оборудование и сшибают бешеную деньгу.

На завод приходит новый главный энергетик Овешникова - умница, красавица, стерва, тихушница, без любви замужем за евреем с колоссальными связями. Начинает липнуть к Карасину.

Приезжают из министерства и устраивают аварию, в которой гибнет министерский чин. Сами же и виноваты: заводские с легкостью отбиваются, но в министерстве затаили обиду...

Написано, впрочем, как всегда у Азольского, довольно талантливо...

Игорь Савельев. "Гнать, держать, терпеть и видеть". Повесть. "Новый мир", # 1

Автору 23 года. Вариация на тему кинофильма "Живой".

Двое старшеклассников - Олег и Никита - хоронят третьего, Константина. Через полгода, на майские, едут на кладбище, прихватив с собой девушку умершего друга Еву, водку и гитару.

Кладбище находится в Лодыгине. Это пригород "миллионника", недавно включенный в городскую черту. Отсюда недоразумения: топоним воспринимается исключительно как название кладбища. Слова "Я живу в Лодыгине" вызывают смех: разве можно жить на кладбище? На этом недоразумении и построена повесть.

Молодые люди попадают не на кладбище, а в некое чистилище типа не столько предместья, сколько поселка с приусадебными хозяйствами. "Живут" здесь в основном старики (но не только они): "живет" Кузьмич, бегавший еще из фашистского плена, - и захаживает к Матрене, которую зарубил топором родной внук; "живет" хлопотливый "председатель кооператива" Арсений. "Живет" и Константин. Люди "живут" здесь, пока живые их помнят, а потом уходят куда-то вдаль и в глушь. Но живут подолгу.

Не будь "Живого", я бы рекомендовал обратить на эту повесть самое пристальное внимание. Но "уже написан Вертер".

Роман Сенчин. "Конец сезона". Повесть. "Новый мир", # 1

Модный по московским меркам писатель. Слывет почему-то модернистом. Или постмодернистом? А впрочем, и "новым реалистом". Повесть - умеренный арт-хаус с обычной претензией на кассу, но, как всегда, - мимо.

32-летний Никита Сергеев, приказчик из "Беннетона", едет с женой-ровесницей и двумя детьми - 5-летним сыном и полугодовалой дочкой - в Клязьму на шашлыки к другу-иконописцу Андрею. Тоска накатывает уже в электричке: не то пиво, да и вообще все не так. Жизнь не удалась, хотя поймет он это еще несколько часов спустя.

С женой они познакомились двадцатипятилетними безуспешными абитуриентами театральных вузов (на том и сблизились), и компания у них как бы артистическая. Помимо богомаза Андрея это актер Володя (похожий внешне на Пушкина, поэтому его звездный час пробил в 1999 году, когда его всюду приглашали на юбилей), ухаживающая за Володей некрасивая женщина-деловар Наталья и другие (но других они не вызвонили). А как раз эти, включая хозяина дома, безбожно опаздывают. Супруги занимаются шашлыком, понемногу сатанея (а Никита - и напиваясь). Шашлык уже сохнет, а никого еще нет.

По приезде гостей разгорается всеобщий скандал, а потом, ночью, Никита - до кучи - разругивается и с женой: он признается ей, что не знает, как жить, а она отвечает, что думать надо было раньше - когда заводили второго ребенка. Мается всю ночь на кушетке, поочередно примеряя на себя чужие существования, - и не завидует никому. Встает согреть бутылочку дочке, пьет холодную воду из-под крана. Она здесь вкусная. Ему становится чуточку легче.

Не пей воды, Иванушка!..

Станислав Севастьянов. "Дуэль". Повесть. "Урал", # 1

Неожиданно недурная (и очень киношная) вещица с достоевщинкой.

Рассказчику под тридцать. Кто он и где работает, мы так и не узнаем. С деньгами, скорее, плохо. Вечно читает в подлиннике стихи Рильке и Бенна, но не педераст. В начале повести полон счастья: накануне впервые провел ночь с Ольгой.

Она замужем за Негоршевым, с которым рассказчик целый год дружил в детстве. Негоршев верховодил и подбивал рассказчика на всякие пакости. Уморили кота. Преследовали человека с иконописным лицом, ошибочно приняв его за Иисуса Христа. А потом Негоршев уехал.

Отец рассказчика умер от цирроза. Мать вышла замуж вторично - за институтского преподавателя-религиоведа, ненавидящего христианство. У них родилась дочь. А старшая дочь отчима, Анна, моложе рассказчика на десять лет.

Знакомство с Негоршевым возобновилось случайно - у ларька с лотерейными билетами. А за Ольгой рассказчик ухлестнул уже потом. И она с готовностью ответила на ухаживания. Правда, все было очень возвышенно - с разговорами о предопределении и о прозе Хандке.

Культурологический тон задал еще в детстве отец Негоршева - философствующий киномеханик. Тема "Что сильнее - искусство или жизнь", которую рассказчик успел обсудить и с покойным отцом, стала с тех пор доминирующей...

Интрига постепенно запутывается и завершается, понятно, убийством.

Евгения Михайличенко, Юрий Несис. "Ахматовская культура". Роман. "Литературные кубики", # 3

Второй роман о похождениях израильского сыщика Бориса Бренера. На уровне будущего букеровского финалиста Алекса Тарна, но с хиханьками и хаханьками.

Бренер живет с женой, сыном и тещей-чумологом. Теща собирается замуж за генерала Наума; их свадьбе в 1941 году помешала война. Приезжают гости: Вувос (скульптор и контрразведчик), Елка (контрразведчица) и другие - встретить только что прибывшего из России Умницу. Тот объявляет, что привез с собой чудовищную бациллу, выкраденную из секретной лаборатории. Привез в термосе образец, а остальной запас ухитрился уничтожить прямо в России.

Термос тут же пропадает. Подозрения падают на всех, кто присутствовал на приеме. Семейную пару, внезапно устремившуюся в Канаду, снимают с самолета. Контрабанду находят, бациллу нет. Термос оказывается у племянницы Бренера, но в нем не бацилла, а тещины раритетные духи "Красная Москва". Судьбой бациллы активно интересуются арабы в Израиле и чеченцы в Москве. "Ахматовская культура" - это каламбур, главного чеченца зовут Ахматом. В Израиле похищают ребенка (дочь Вована), в России - тоже (сын Елки). Мальчик освобождается сам, а девочку вызволяют наши герои, уложив полсотни арабов. Термоса с бациллой нет как нет...

Нет, да и не надо. Таки не надо! !!

Алексей Мельников. "Жизнь и смерть Мезенцева". Повесть. "Октябрь", # 12

Повесть из Австралии (!) на традиционную тему: "Как правильно мы сделали, что уехали, потому что в "этой стране" жить нельзя!"

80-летний Мезенцев (в прошлом номенклатурная шишка) безуспешно пытается сбыть в букинистический магазин 12-томник Жюля Верна. Сбывает бойкой старушке у входа за какие-то копейки. На копейки покупает курицу и "Московский комсомолец". Правда, придя домой, обнаруживает, что курицу потерял, покупая газету, а "МК" оказался позавчерашним.

Тем не менее решает устроить себе праздник. Размораживает курицу из НЗ, пьет коньяк, читает газету, жарит курицу, есть не хочется, смотрит телевизор, разговаривает об ужасе бытия с бывшим зятем-евреем (и почти ровесником), ложится спать и умирает. С утра обнаруживает, что умер и уже в качестве души висит под потолком, дожидаясь, пока его не обнаружат дочери.

Жизнь после жизни становится трендом.

Илья Бояшов. "Армада". Роман. "Амфора" ( Прочитан в верстке; два месяца спустя вышел.)

Ироническая антиутопия. Очень хорошо. Как и "Кот Мури" в "Лимбусе" - будущий победитель НацБеста, читанный мной еще в рукописи. Похоже, появился новый прекрасный писатель.

Некое близкое будущее - все, как в наши дни, только гиперболизированнее. Россия выстроила гигантский флот и собирается, вероломно напав на Америку, уничтожить ее одним ударом. Впрочем, и на кораблях, огромных как города, никто не уцелеет - и люди это понимают сами.

И вдруг флот (уже в море) слепнет и глохнет. Вернее, так думают поначалу. Вся земная суша ушла на дно морское. И остался только флот с женофобом-адмиралом во главе (поэтому на кораблях - ни одной женщины. И на всем белом свете тоже). Однако жизнь продолжается.

Статью об этом романе, опубликованную прошлой весной, я назвал "Антиутопия мирового масштаба и уровня". Подтверждаю эту оценку, вынесенную на "спинку" книжного издания.

Николай Кузьмин. "Там, где скверное эхо". Повесть. "Нева", # 12

Лагерное свидание. Осужденный за аварию со смертельным исходом по статье "бандитизм на транспорте" на десять лет, шофер Бурлаков с не свойственной ему нежностью выманивает в лагерь на длительное свидание невенчанную жену-повариху, которую некогда взял с чужим младенцем. Сама она, впрочем, в свои 23 года баба бедовая, в прошлом детдомовка. Солагерники популярно объясняют Бурлакову, что для начала жене придется дать как минимум начальнику лагеря Карабанову, но он не верит. Ведет задушевные разговоры с севшим по 58-й, уже в лагере совершившим вынужденное убийство и потому не подлежащим реабилитации (конец 50-х прошлого века) кинорежиссером.

Зина добирается до лагеря. Свидание ей дают, длительное - нет. Объясняют, что гражданской жене не положено. Но если дать сначала капитану, то можно. Хочет перехитрить капитана, пообещав вознаградить его потом, но тот, понятно, отнекивается.

ФЕВРАЛЬ

Юлия Латынина. "Земля войны". Роман. "Эксмо". 2007

Второй роман "кавказской дилогии" (после "Ниязбека"), очень похожий на первый и оттого более слабый. Сравнивая Ниязбека с героем "Земли" Джамалудином и объясняя их взаимную нелюбовь, Латынина пишет, что два револьвера в одну кобуру не входят. То же самое можно сказать и о двух романах, в каждом из которых благородный разбойник об руку с колеблющимся, но в порядке исключения из правила честным московским чиновником поневоле поднимают мятеж и против коррумпированного руководства республики, и против прогнивших столичных верхов.

Лучшее в романе - саркастические описания туземных нравов с постоянной проекцией на нравы столичные.

Денис Гуцко. "Покемонов день". Повесть. "Дружба народов", # 2

Тридцатилетний пресс-секретарь и тайный прозаик в постели с полуневестой студенткой Лорой получает смс о том, что его отец, которого он ни разу в жизни не видел, при смерти. Поколебавшись, он решает ехать в Ростов. Расписание позволяет заскочить ко второй любовнице - сорокалетней замужней Марии. Ловя от нее машину, он попадает к мужикам, которые завозят его куда-то и, раздев догола, садистски избивают, заставляя повторять: "Здравствуйте, я покемон!" Потом приходится повторить то же самое красивой девушке, каким-то злодеем изнасилованной и задумавшей столь экзотическую месть первому встречному. Потом сама девица избивает его кастетом. Ничего из вещей и денег не отобрав, героя отпускают, и он попадает в больницу с сотрясением мозга.

Он, кстати, уже попадал в больницу в тяжелом состоянии после автоаварии - но у него, как у всякого покемона, несколько жизней.

Довольно киношно, я бы даже сказал - арт-хаусно, и, на мой взгляд, лучшая на сегодня вещь недавнего букеровского лауреата.

Марина Москвина. "Дом на Луне". Роман. "Дружба народов", # 1-2

Ироническая семейная сага по-интеллигентски.

Принципиально счастливая интеллигентская семья в трех поколениях. Муж Кеша - непризнанный художник, жена Маруся - непризнанная писательница и их сын без имени ("мой мальчик"), начинающий спец по PR, живут в однокомнатной квартире с чуланом. В другой однокомнатной, на отлете, родители Маруси - Фима и Маргарита, собирающиеся праздновать золотую свадьбу. Фима - бывший карьерный дипломат, но они с женой, коммунисты старой закалки, не имеют сбережений. Что становится важным, когда Мальчик приводит в дом невесту родом из Анапы, и все три поколения решают, экономя на всем и вместе с тем пуская в ход застоявшиеся таланты, набрать необходимые на покупку самой дешевой квартиры сто тысяч.

Мило, но не более того.

Игорь Сахновский. "Человек, который все знал". Роман. "Октябрь", # 1

Философская фантастика от прошлогоднего финалиста НацБеста. В дальнейшем - шорт-лист "Большой книги" и "Букера". Крайне посредственно.

Рохля Безукладников (жена ушла к богатому, выгнали с работы, преуспевающий друг зовет на госслужбу, но стремно) кончает с собой. Но выживает и обретает чудесный дар: он теперь знает все-все на свете. И на этом свете, и на том.

Залезает в головы бывшей жены и ее нового мужа. У того неприятности: грохнулась партия товара, купленного на взятый у бандита кредит. Бандит требует расплатиться как минимум женой. Безукладников задумывается, где взять деньги, и тут же находит.

Время от времени Безукладников общается с повествователем, к которому испытывает (в отличие от меня) симпатию, и в конце концов приглашает его на сказочный полинезийский остров-курорт. Здесь к герою подводят роковую красавицу-шпионку Ренату, в которую он безоглядно влюбляется. Она в него тоже. Брак, счастье, а потом его убивают. Все это мы узнаем из дневника Ренаты, присланного ею повествователю

А потом ему пишет сам Безукладников. Смерти он, разумеется, избежал, подставив вместо себя одного из злейших врагов. Но с Ренатой решил расстаться, потому что, находясь возле него, она подвергается слишком большой опасности. А вот увидеться с повествователем обещает.

Такая вот ахинея.

Сергей Минаев. Media Sapiens. Повесть о третьем сроке. "Астрель", 2007

Медийщика Антона Дроздикова выгоняют из ФЭПа, уличив в плагиате: телевизионные речи политиков он пишет, сдувая их один к одному у Геббельса. 27-летний Дрозд основывает (с другом Сергеем) частное агентство и до поры до времени успешно занимается политтехнологиями. Однако в связи с постепенной отменой выборов на всех уровнях эта лафа к 2007 году заканчивается. И тут подворачиваются два выгодных предложения...

Как бы политическая как бы сатира от автора "Духless".

(См. далее в "Марте")

МАРТ

Владимир Крюков. "Чертов палец". Ретродетектив. "Амфора", 2007

1912 год. 40-летний князь Навроцкий приезжает посмотреть на доставшуюся ему в наследство от дяди финскую дачу. Она очаровательна. А еще очаровательнее юная финка (точнее, шведка), купающаяся нагишом в озере. Украдкой подсмотрев за ней, князь затем знакомится с ней и с ее матушкой в городском кафе. Девица из мещан, хотя и закончила институт для благородных девиц. После смерти отца и мужа женщины покинули Петербург и едва сводят концы с концами. Князь оставляет им визитную карточку и обещает помочь с трудоустройством девушки в столице.

Детективную интригу опускаю.

Роман издан поначалу в Финляндии (по-русски и по-фински) - и горячие парни писают кипятком. Написан с претензией на серьезную литературу, то есть с оглядкой на Карабаса Акунина.

Владимир Медведев. "Зомби, блин!". Рассказ. В авторском сборнике "Охота с Кукуем". "Лимбус", 2007

Тринадцатилетнего (без малого) отличника Егора Белова регулярно бьют скины - двое здоровых и шкет Калаш. Бьют за то, что он негр. То есть, понятно, мулат. Его отец, рассказывает мать, африканский колдун.

У Егора есть друг-интеллектуал Илья, но он болен - лежит дома и понемногу умирает. А сам Егор парень здоровый и здоровенный - с любым скином справится. Но не с тремя сразу. Одноклассник Илья предлагает свести Егора с центровой кодлой - та возьмет его под защиту.

Центровые разводят Егора на мелкие деньги, которых у него нет, и тут же "включают счетчик". В поисках денег Егор собирает пустые бутылки, но за растущим в геометрической прогрессии долгом не угонишься. Теперь его бьют и центровые, и скины.

И тут "сын арапа" оживляет бомжа и превращает его в зомби.

Умеренно смешная и местами страшная проза (весь сборник).

Михаил Гиголашвили. "Голая проза". Повесть. "Нева"

Замаскированный под почтительную нежность памфлет против покойного академика Фридлендера.

Автор, тбилисский еврей-филолог, живущий в Германии, отличается фантастической точностью разговорного языка (ср. также его роман "Толмач", 2003).

Кельн, середина 90-х, международная конференция по Достоевскому. Рассказчик (эмигрант из Тбилиси), проведя ночь с болгарской русисткой Цветаной и мучась похмельем, водит по городу своего бывшего учителя, питерского академика Ксаверия. Старик жалок, мнителен, скареден, смешон, ограничен на политическом и интеллектуальном уровне. Делая вид, будто ищет подарок жене, покупает самому себе все новые и новые гаджеты (трусы и носки), ест и пьет за счет и без того нищего рассказчика, жалуется на безденежье. Не гнушается, впрочем, и игривых тем - и особенно оживляется, узнав от рассказчика (тот над ним так подшучивает), что юная Цветана положила на престарелого академика глаз. Впрочем, вскользь обещает рассказчику помочь с университетским трудоустройством через "своих" немцев. Рассказчик предлагает ужин втроем с Цветаной, а там видно будет.

Александр Чуманов. "Уравнение Бернулли". Повесть. "Урал", # 3

Унылая и малоправдоподобная история из провинциальной жизни.

Насмотревшись первого видео, десятиклассница Рита теряет невинность со школьным Казановой, с одного раза залетает и, с родительского благословения, рожает. Отец мальчика (сын шишки, временно сосланной в провинцию) исчезает раз и навсегда. Рита заканчивает школу, а затем институт и делает успешную муниципальную карьеру, периодически (без любви) заводя и меняя любовников. Сына воспитывает ее рано ушедший на пенсию отец-дальнобойщик.

Предпоследний из любовников, еврей и журналист Лев, оказывается редкой сволочью. В избирательную кампанию (Рита чье-то доверенное лицо) публикует фельетон с постельными подробностями. "Скорая" увозит Риту с работы, но это не нервный срыв, а, как выясняется, диабет (причем в смертельной форме). Рита оформляет инвалидность и уходит с работы.

И тут ее посещает большое чувство. Причем взаимное. Избранник на одиннадцать лет моложе. Со стыда они переезжают в соседний городишко, за ними увязывается и сын Риты - тринадцатилетний уже Роман.

Александр Иличевский. "Матисс". Роман. "Новый мир", # 2-3

Чрезвычайно скучное сочинение непонятно кем и непонятно зачем раскручиваемого писателя.

Бомжи Надя и Вадя ночуют в подъезде дома, в котором живет Королев. Надя дурочка, хотя и не совсем. Вадя с прибабахами, но славный. Поклонник Высоцкого и Цоя, сам он, как выяснится позже, похож на Пушкина. Надя красавица - но во вшах. Любят друг друга - но так, чтобы не привязываться.

Королев тот еще фрукт. Детдомовец, потом специнтернатовец, мехматовец и потенциальный гений. Но гении в начале 90-х никому и на хрен не нужны. Только за границей. После неудачного романа (она любит другого) уезжает в Данию; через пару лет, заскучав, возвращается.

Перебивается случайными и экзотическими заработками - бывшие ученые теперь повсюду, они по мере сил помогают друг другу; постепенно все, кроме покоя и воли, налаживается: работа, квартира, машина. И тут сам Королев начинает чудить. То есть бомжевать.

Русский Букер-2007!!!

Владимир Батшев. "Хайнц Альвенхаузер". Повесть. "Новый журнал", # 246

Эмигрантское повествование про немчуру. Впрочем, готовый сценарий. Правда, плохой.

В детстве Хайнца пороли. Для порядку. Потом он выучился на слависта у знаменитого профессора Казака и перевел рассказ Виктора Некрасова. Но в аспирантуру его не взяли - пришлось идти в издательство.

Временно разошелся со своей темпераментной Магдой. Случайно столкнулись: у него дорогое вино (шел в гости), а у нее - пицца. Вина жалко, но тем не менее. Приходи, Маруся, с гусем... Потом поженились.

НТС предложил Хайнцу оплатить поездку в Ленинград. Там надо было рассовать по ящикам несколько писем. Рассовал - и его повязали. И дали четыре года. В лагере для иностранцев отсидел два: точил шахматные фигурки, дружил с негром-наркодилером, молился Богу. Вегетарианец, не слишком страдал из-за баланды.

Ночь перед арестом он провел у диссидентки Анны. Потом ее тоже посадили - правда, по другому делу. Анна навсегда полюбила Хайнца за изощренную камасутру (в СССР секса нет!), а он ее - за загадочную русскую душу.

Вернулся он в Германию, а на душе тоска. С Магдой спать не хочется. И правильно не хочется - у нее СПИД. Заразилась от Хайнцева брата Готфрида. А тот от СПИДа умер. А отец - от старости.

Сплавал по Рейну до скалы Лорелея, попил тронутого морозцем вина, увидел женщину, похожую на Анну, с фотоаппаратом "ФЭД" в руках, - но не Анну...

Пролил скупую мужскую слезу. Частично перешел с прозы на верлибр.

Анна Ремез. "Резкая сказка". Повесть. В сборнике "Антология прозы двадцатилетних", выпуск третий, "Лимбус Пресс", 2007

Среднемолодежное говнецо.

Алена учится на журфаке, дружит с Любой, живет с компьютерщиком Борей и вздыхает по пятидесятилетнему преподавателю зарубежной литературы Мартову. Боря зовет ее замуж, но ей неохота: в постели с ним хорошо, а так нет. Подруги учатся на третьем курсе, за обеими ухлестывает богатый, но противный студент Мазин, а Любка влюбляется в красавчика первокурсника и принимается его покорять, хотя у него и есть своя фифа на курсе.

Валентин Истомин. "Обман". Повесть. Там же

Ретро-не-пойми-что.

1950 год. На паромной переправе через осеннюю Волгу вспыхивает ссора между уголовниками с одной стороны и 20-летним фраером Василием - с другой. Василий, сын и внук моряков, возвращается домой после неудачной попытки поступить в ленинградскую мореходку. По дороге знакомится с воровкой Риммой, эта красотка кладет глаз на несостоявшегося морячка и замышляет женить его на себе (ей уже давно хочется завязать с преступным миром). С ворами они сталкиваются на причале: молодой рецидивист Егерь, неудачливый карманник Балалайка, башкир-головорез Юрок и вор в законе Естапьев (первые трое - одна шайка-лейка, четвертый появляется уже на причале и, как ему и положено, начинает верховодить). У каждого из воров непредсказуемое прошлое, резкое настоящее и опасное, как заточка, будущее.

Написано скверно, но определенного обаяния не лишено.

Елена Чижова. "Орест и сын". Роман. "Звезда", # 1-2

Сумбурная и не слишком удачная попытка передать средствами романа изобретенное моим покойным однофамильцем-академиком понятие "петербургский текст" (или "Петербург как текст"). Такое ощущение, что был задуман русофобский пасквиль на Льва Гумилева, однако замысел постепенно пошел клочьями: местами - яркими, местами - совершенно бесцветными. Формально - про инцестуально блудливых школьниц 70-х с неизменно высокими духовными запросами.

Сергей Минаев. Media Sapiens. Дневник информационного террориста. "Астрель", 2007

Вторая, как выясняется, половина романа, выпущенного месяц назад. Минаев рубит бабло по новой по образцу "Параграфа 78".

"Противники режима" решают устроить маленький пограничный инцидент. С Грузией, разумеется. И, ясное дело, инсценировку. Однако грузинские товарищи нам помогут. Да и тертые калачи из CNN тоже... Но что-то идет не так. И вертолеты без опознавательных номеров (прилетев к тому же не со стороны России, а из глубины Грузии) принимаются поливать настоящим огнем и "грузинских пограничников", и настоящих телевизионщиков. Антону лишь чудом удается унести ноги.

В конце концов Антон решает взорвать "Останкино". Прорывается в поясе шахида на административный этаж. И начинает мечтать (это, понятно, мечтает уже Минаев - и небеспочвенно) о том, как его самого покажут по Первому, Который Всегда Первый и от Которого, выходит, Никуда Не Денешься.

Минаев не так плох, каким кажется, но и не так хорош, каким кажется себе самому.

Продолжение следует...

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67