Горбачев. Последний генсек

…одни выдают за факты самые сомнительные слухи,

другие – объявляют ложью то, что действительно имело место,

последующими поколениями в обоих случаях допускались преувеличения.

Тацит

Сразу признаюсь: я не отношу себя к хулителям Горбачева, которых несть числа и которые наверняка найдутся и среди читателей РЖ. Наоборот, на протяжении четверти века я как бы посылал этому человеку свои телепатические импульсы с тем, чтобы он ни в коем случае не останавливался, не расстраивался из-за того, что его отовсюду поливали грязью, не сомневался в том, что сделал, сделает, и так далее...

Не знаю, доходили ли до него эти импульсы или нет, но однажды я действительно был приглашен посидеть с ним за одним столом. Ну, может, максимум чрез двух человек. И даже умудрился чокнуться рюмками, выпить, как говориться, за здоровье. Дело было в Фонде его имени, когда Михаил Сергеевич уже превратился во всеми замалчиваемого персонажа презренной «катастройки», став при этом чем-то и вроде загадочного старца Федора Кузьмича, обменявшего царский трон на святую пустошь.

Однако это воспоминание для меня остается хорошим не только потому, что таким образом я чокнулся с некогда владыкой полумира, каковыми были советские генсеки на протяжении 70-летней истории. А так же и потому, что разве не за это ли мы, на самом деле, боролись – чтобы ушла эпоха таинственных императоров, Неизвестных отцов, и наступила эпоха возрождения частных людей?

К этому, безусловно, тоже приложил руку последний, «странный» генсек. Миша Отступник.

Впрочем, истории как достоверности не существует. Мы пишем ее, складывая, как пазл. И новые элементы, приходящие позже, как правило, меняют общую картину. Одно отношение к горбачевской перестройке у нас было в конце 1980-х, когда поколение прекрасно понимало, что ему нечего было терять, кроме пачки склизких пельменей. Оно всячески поддерживало, развивало и усугубляло пассионарное безумие властей, надеясь на волне «гласности» и «ускорения» серфинговать из опротивевшего Совка.

Другое отношение стало преобладать в середине 1990-х, когда из танков расстреляли парламент, «либералы» разогнали местное самоуправление, Лужкову отдали Москву на откуп, и пришла пора собирать камни, в которые в результате превратись заводы и колхозы.

В конце 1990-х, особенно после дефолта 1998 года, это отношение переросло в еще более сильное чувство – в сожаление о «несбывшихся надеждах», которых, по правде говоря, в восьмидесятые не было вовсе. Если, конечно, не принимать за «надежду» обычный в те времена подсчет шансов на то, что удастся не запалиться с ксероксом «Мастера и Маргариты» - теперь просто «детской книжкой», сказкой, чуть ли ни комиксом.

И третье отношение – в нулевых. Отчасти из-за лживой пропаганды нового консерватизма, объявившего себя благой альтернативой демократии…

Но горбачевская «перестройка» всегда оставалась лишь тем, чем она и была изначально. Довольно загадочным изломом общей судьбы, в котором каждому досталась своя реплика, свой выход на сцену, а Мише Отступнику – еще и сейфовая комбинация разных кнопочек, притом, что было непонятно, что находится в сейфе.

В сейфе же «нашлось» новое государство – Россия, с новыми гражданами – россиянами, отчасти челноками, а отчасти и бандитами. А президент СССР, наоборот, в нем потерялся. И сегодня Михаил Сергеевич так же, как и все мы, переписывает свою биографию в стиле киноремейка, чуть-чуть размывая детали прошлого и делая себя, наверное, более простодушным и более наивным, чем, по-видимому, был он на самом деле.

Чего, например, стоят истории про то, как и сельским-то секретарем комсомольской организации он стал лишь потому, что на собрании кто-то выдернул из-под него стул? Мол, все засмеялись, но так же и отдали, пожалев, свои голоса. Не ведая, что отдают голоса за одну из величайших социальных трансформаций XX века. Вот так на сельской сходке и порешили!

А вот и про счастливое стечение обстоятельств, которое сопровождало его неуклонное движение наверх при поддержке шефа КГБ Андропова. «Горбушку хлеба – и ту пополам», - говорит Михаил Сергеевич о тогдашней своей жизни с Раисой. Как это мило, трепещите яхтодержатели!

Хотя все эта пастораль, конечно, не отменяет того, что у него остаются, по крайней мере, два темных пятна в политической биографии.

Первый – относится к началу «перестройки». На самом деле, мы так НИКОГДА НЕ УЗНАЕМ, какие планы вынашивали кремлевские небожители в реальности. То есть насколько «перестройка» была инициативой законспирированных демократов, вроде «американского шпиона» Александра Яковлева, а насколько плодом коллективного решения самых упертых чекистов. Попыткой повторения хитроумного трюка Хрущева с разоблачением культа личности, или трюка Брежнева с разрядкой и Хельсинским процессом – с тем, чтобы навести румяна на Покойника, запудрить мозги Западу и сохранить Систему.

И второе темное пятно – ГКЧП. Почему Михаил Сергеевич в такой непростой обстановке, когда все шаталось, отправился отдыхать в свой Форос, став, таким образом, узником, Железной Маской спецобъекта «Заря»? Опять наивность или расчет?

Существуют труды, доказывающие, что расчет. И существуют труды, доказывающие, что наивность. Впрочем, в нашей политической культуре византийская интрига всегда соседствовала просто с невероятной наивностью, ведь Троцкий, помнится, не нашел ничего лучшего, чем отправиться на охоту, когда хоронили Ленина. А был ведь титан, не агроном колхоза!

Но даже если и есть тут скелеты в шкафу, меня они не очень волнуют. Во-первых, скелеты есть у всех, кто так или иначе занимается политикой, а с возрастом их становится только больше. Во-вторых, политика, как известно, искусство возможного, а что возможно, что невозможно, чем что обернется в 1990-х, мы, тогдашние, не представляли. Коммунизм нам казался татаро-монгольским игом, на 300 лет. В-третьих, никто не знает, какие с властью придаются весы и гирьки. Ельцин вот взвесил и пальнул в парламент, второй раз взвесил – и отдал власть Полковнику. Полковник тоже взвесил – и на десятилетие начал контртеррористическую операцию. А Горбачев взвесил – почти никто не пострадал! «Миллионы жертв перестройки» - это все же метафора.

При Горбачеве Германии мирно объединились, соцлагерь бодро и мирно зашагал в Евросоюз, Пинк Флойд спел «Стену» у Брандербургских ворот, да Вим Ведерс узрел у его лысины ангела. Кому мы больше поверим – Вендерсу или Михаилу Леонтьеву?

Сегодня Михаил Сергеевич хранится в Фонде своего имени, как чернобыльский реактор в бетонной толще саркофага. Окружение тщательно дозирует Горбачева, как золотой запас. Не подпуская к нему и тратя только в чрезвычайных обстоятельствах.

Много Горбачева вредно – как сильнодействующее лекарство. Вдруг скажет чего-нибудь и – буум! Костей не соберешь! Последнее, что сказал Миша Отступник о нашем дуумвирате: они, мол, невероятные зазнайки. Старая школа, умеет найти слова!

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67