Дорожная карта ускоренного выхода из кризиса

Дело не в господдержке или сокращении бюджетного дефицита. Нам необходимо расширить базу экономики

В июле 2009, выступая в Рэйли (Северная Каролина) на митинге, посвящённом реформе здравоохранения, президент Обама объявил, что худшие дни рецессии позади. «Мы остановили свободное падение. Рыночные индикаторы пошли вверх и финансовая система больше не балансирует на грани коллапса», - сказал он с гордостью.

Год с небольшим спустя, когда выборы в Конгресс фактически на носу, а электорат – как никогда напуган и обозлён, рынок акций действительно подрос, однако даже намёк на какой-либо негатив может его снова обрушить. Цены на жильё, какими бы низкими они ни оставались, кое-где до сих пор не достигли дна. Безработица замерла на уровне 9% с лишним, и новые рабочие места создаются очень туго. Если кризис связывали с именем Джорджа Буша-младшего, то выздоровление экономики ассоциируется с Обамой. Однако оно идёт чрезвычайно медленно и неуверенно. Это ещё мягко говоря. Вместе с миллиардами долларов, выделенными на стимулирование экономики, президент уже растратил большую часть своего политического капитала. Что он будет делать дальше?

Вопрос в том, какое наследие собирается Обама оставить после себя? Чего он хочет? Добиться победы для себя и партии на ближайших выборах? Или заложить основы нового долговременного социально-экономического порядка – только ещё начавшего формироваться, но без которого невозможно устойчивое развитие? Одна цель не исключает другую – однако при определённых обстоятельствах совместить их может оказаться непросто.

Начнём с того, что меры по спасению финансовых институтов и программы стимулирования спроса, принятые за последние два года, не были целиком ошибочными. Те, кто вершит экономическую политику, не могут позволить себе в самый разгар кризиса роскошь оглядываться назад – им приходится срочно придумывать хоть что-нибудь. Было бы самоубийством не дать банкам финансовую подпитку, в которой они нуждались, когда вся финансовая система стояла на грани краха. Или отказать в помощи администрациям штатов, когда те старались избежать отправки «в бессрочный и неоплачиваемый отпуск» тысяч учителей, полицейских и других бюджетников.

Однако, что касается сегодняшних споров – нужны или нет программы стимулирования экономики? Думаю, мы не правильно ставим вопрос. Фискальные и монетаристские меры, которые со времён Великой Депрессии помогали американской и другим развитым промышленным странам удержаться на ногах, сегодня мало что дают. Ипотечные налоговые кредиты, грандиозные программы развития сети многополосных шоссе, – всё это пережитки ушедшей в прошлое индустриальной эпохи. На самом деле все наши жилищно-автомобильные схемы безнадёжно устарели. Как недавно написал в «Файненшал Таймс» экономист Чикагского университета Радхурам Раджан: «Суть в том, что раз безработица, несмотря на выход из рецессии, не сокращается, Соединённым Штатам необходимо провести глубокие структурные реформы, чтобы нормализовать ситуацию не столько со спросом, сколько с предложением. Качество финансового сектора, инфраструктуры, а равно и человеческого капитала, – всё это нуждается в серьёзных экономических и политически трудных улучшениях». Теперь мы наконец-то подошли к сути проблемы.

Почему я так думаю? Дело в том, что нынешняя ситуация – это не какой-нибудь сбой в нормальном течении деловой жизни. Это эпохальное событие, сравнимое по своим масштабам с Великой Депрессией 1930-х и особенно, как отмечает историк Скотт Рейнольдс Нельсон, с растянувшимся на 10 лет кризисом 1873 года. Тогда наша экономика переживала качественный переход – от сельскохозяйственной фазы к промышленной. Сегодня мы переживаем столь же «тектоническую» трансформацию: наша индустриальная экономика уступает место постиндустриальной, основанной на знании. Однако, сосредотачивая всё своё внимание на том, что для нас важнее – стимулирование экономики или более скромный дефицит бюджета, мы движемся без руля и ветрила.

* * *

Эпохальные перемены, которые я назвал «великими перезагрузками» представляют собой длительный, последовательно развивающийся процесс. Им способствуют рост производительности и экономической эффективности, а также инновационные волны, которые Йозеф Шумпетер назвал «творческим разрушением». Когда рост экономики замедляется, неэффективные компании разваливаются. В поисках более высоких прибылей по инвестициям бизнес направляет капитал в инновационный сектор. Когда экономист Альфред Кляйнкнехт составил график регистрации патентов в США на протяжение XIX века, оказалось, что резкие скачки имели место в 1870-х, 1980-х и 1990-х – т.е. в период депрессии. И тогда же родилась электроэнергетика, были изобретены телефонная связь, трамвайное и троллейбусное сообщение. Подобную же концентрацию и бурное развитие инноваций историк экономики Александр Филд отметил и в 1930-х – период, который он назвал «технологически самым прогрессивным десятилетием» XX века. В первые четыре года Великой Депрессии открылось больше научно-исследовательских лабораторий, чем за все предыдущие десять лет – 73 против 66. Согласно авторитетному историческому исследованию Дэвида Моуэри и Нэйтана Розенберга к 1940 количество людей, занятых в НИОКР, выросло в 4 раза – до почти 28000 по сравнению с менее чем 7000 в 1929.

Нынешний переход от фордовского основанного на конвейерной сборке массового производства к движимой творчеством и инновационными технологиями экономике знания начался не вчера. Видимыми проявлениями этого процесса служат упадок традиционных промышленных центров, и параллельно с этим – бурный рост технополисов вроде Силиконовой Долины, бюрократических эфемеров типа Вашингтона и университетских городков от Боулдера до Анн-Арбора. С 1980 по 2006 в США число новых рабочих мест в наукоёмких областях выросло примерно на 20 млн. Даже сегодня безработица в этом секторе чувствуется относительно слабо, а согласно расчетам Бюро Трудовой Статистики в следующем десятилетии он вырастет ещё на 7 млн. рабочих мест. Наоборот, в производстве новых рабочих мест за тот же период было создано всего миллион, и по прогнозам БТС к 2020 году их число сократится на 1,2 млн.

Нет сомнений, в каком направлении развивается наша постиндустриальная экономика. Поэтому правительству следовало бы предлагать меры, ориентированные в будущее – формировать под него новую географию и новый образ жизни. Однако я вовсе не хочу сказать, что процесс трансформации нельзя ускорить без централизованной государственной бюрократии. На самом деле, инновации происходят не только в больших компаниях, крупнейших лабораториях или исследовательских центрах – они также случаются на периферии бизнеса и научного сообщества. Как отметил Джон Сили Браун, бывший директор легендарного исследовательского центра корпорации КСЕРОКС в Пало-Альто («ПАРК»), многие – если не большинство – современных инноваций в сфере высоких технологий явились результатом неформальных коллективных – по сути хакерских – исследований. Стив Джонс не изобретал персональный компьютер – он подсмотрел всего его компоненты в ПАРК-е, понял, что из этого можно сделать – и сделал.

Самые талантливые изобретатели и предприниматели стекались в Силиконовую Долину, где находили свободу и финансирование, позволявшие им начать собственное дело. То, что удалось там, необходимо воспроизвести в масштабах всей страны, сделать доступным для всех; правительство и бизнес должны работать вместе, чтобы поддерживать благоприятный для инноваций климат. Это значит надо ограничить права интеллектуальной собственности – чтобы свободнее обращались идеи; надо поощрять университеты открывать доступ в свои лаборатории и делиться результатами исследований со всем миром; и главное, чего сегодня особенно не хватает – следует активно привлекать предпринимателей со всего мира: давать им приезжать в США и превращать научные открытия в компании, которые по мере роста будут обеспечивать новые рабочие места. Нашу молодёжь мы, конечно, тоже должны поощрять рисковать и заводить собственный бизнес. А значит – надо позволить ей свободнее распоряжаться средствами из фонда соцстраха, это касается не только медицинского обслуживания.

Вся наша система образования нуждается в радикальной переделке: чтобы от учеников требовалось меньше зубрёжки, чтобы преподавание стало более динамичными, чтобы поощрялось творческое начало – особенно его интерактивный и эмпирический аспекты. В конце концов, система всеобщего среднего образования в её современном виде – это всего лишь ещё одно порождение индустриальной эпохи. И нечего беспокоиться, что многие школьники-де даже по-английски говорить не умеют. Непрерывный приток талантливых иммигрантов – это ключ к нашему будущему благополучию.

Предпринимательство должно стать 4-ой базовой дисциплиной – такой же, как чтение, письме и счёт. Детей надо учить не просто абстрактным принципам экономики, но тому, как начать своё дело, составить бизнес-план, капитализировать свои идеи. Обучение больше не может ограничиваться традиционными предметами – ученики должны научиться создавать что-то новое, своё. Представьте на секунду, что будет, если мы хотя бы малую часть времени, денег и энергии, которые тратим на физкультуру, уделим тому, чтобы помочь нашей молодёжи научиться превращать идеи в бизнес. Мы тратим время на подготовку наших детей к работе на фабриках и административных должностях, которых больше нет. А им надо учиться делать инновации и самим создавать рабочие места.

* * *

Теперь мы подходим к главной проблеме, которую, однако до сих почему-то никто не поднял. Параллельно с новой экономикой и «под неё» должны сложиться новая экономгеография и новый образ жизни. Из Великой Депрессии мы окончательно вышли только когда в 1950-х не начали расти пригороды, подогревавшие спрос не только на семейные коттеджи, но также и на автомобили, холодильники, стиральные машины, сушилки для белья, телевизоры, стереосистемы и прочую продукцию массового производства. Коттеджные посёлки породили мощную форму географического кейнсианства.

Однако эта система себя исчерпала. Породив гипертрофированные инвестиции в жилую недвижимость, автомобили и энергетику, она тем самым способствовала кризису, из которого мы сегодня так стараемся выпутаться. Кроме того, она больше не является локомотивом экономического роста. Благодаря глобализации экономики многие, если не все товары, наполняющие пригородные коттеджи, делаются за границей. Субурбанизация давала неплохие результаты в странах, где трудовые ресурсы могли себе позволить подолгу оставаться на одном месте. Теперь же она негативно сказывается на рынке труда, которому нужна гибкость, чтобы люди больше переезжали. Мои собственные исследования показывают, что там, где инноваций больше всего, а производительность и качество человеческого капитала выше, уровень индивидуального домовладения достигает от 55 до 60%, тогда как в депрессивных районах он превышает 75 и даже 80%.

Федеральная политика должна способствовать сокращению индивидуального домовладения и большей концентрации застройки. А равно строительству меньших по размерам и менее энергоёмких домов – не только потому, что они более «экологичны» (что, кстати, верно), но кроме того позволяют высвободить средства, которые необходимо инвестировать в совершенствование подготовки кадров, технологическое развитие и создание экономической инфраструктуры будущего. Это означает отказ от ипотечных налоговых вычетов и прочих крупных федеральных вливаний на вторичном ипотечном рынке, а равно от масштабного финансирования дорожного строительства и прочей инфраструктуры, которая поддерживает экстенсивное, крайне расточительное и экономически неэффективное развитие пригородов и загородных анклавов. Я не предлагаю того, чтобы мы превратились в нацию квартиросъёмщиков, однако долю индивидуального домовладения необходимо сократить с нынешних 66% до примерно 60 или даже 55%.

Правительство, вместо того чтобы и дальше поощрять экспансию автомобильно-коттеджно-пригородного комплекса, должно помогать тем силам, которые постепенно уменьшают значение последнего. В первую очередь – созданию интегрированных мегалополисов типа Босваша (Бостон-Вашингтон) или Шарланты (Атланта, Шарлот и Рэйли-Дарэм) и ещё примерно десятка других, существующих на территории США. Концентрация, создание кластеров, – вот локомотив подлинного экономического развития. Как установила Джейн Джэйкобс (а Роберт Лукас, нобелевский лауреат по экономике, позже формально доказал) кластеры ускоряют движение идей, повышают производительность у людей и фирм и порождают то разнообразие, которое необходимо для развития новых идей, их превращения в инновации и новые производства.

На самом деле ключом к пониманию способности Америки выпутываться из великих кризисов служит то, что экономгеографы называют «пространственным инструментарием»: создание новых моделей развития, нового образа жизни, новых способов заработка – короче говря, новых экономических ландшафтов, которые расширяют полезное пространство и одновременно интенсифицируют его использование. Уныние, охватившее нас после паники 1873 года и последовавший за тем длительный спад стали следствием перехода от сельскохозяйственной модели к индустриально-урбанистической, построенной вокруг больших городов. Выход из Великой Депрессии сопровождался появлением гигантских мегаполисов, состоявших из городской и пригородной застройки, которые опять-таки интенсифицировали и расширили использование нами пространства. Возобновление экономического роста зависит от создания ещё одной – более интенсивной и масштабной географической модели – мегалополисов. Эти новые образования больше суммы своих составляющих. Они не только производят, но и потребляют, тем самым поощряя дальнейший спрос.

Ключевой элемент пространственного инструментария – это инфраструктура. Скорость движения людей, товаров и идей в конце XIX века выросла благодаря железным дорогам, трамваям, троллейбусам и метро. Мощная сеть автострад стала движущей силой экономического роста после Великой Депрессии и II Мировой. Сегодня пришла пора инвестировать в инфраструктуру, которая ляжет в основу нового этапа роста и развития. Часть её, безусловно, составляет более качественный и скоростной интернет-трафик. Однако только киберэкономикой ограничиваться нельзя – коррективы необходимо внести в модели материального развития, ландшафт реального сектора.

Речь идёт о высокоскоростных железных дорогах (ВСЖД) – единственной инфраструктурной инновации, способной ускорить движение людей, идей и товаров и при этом сразу интенсифицировать и расширить использование городского пространства. Если правительству действительно нужен готовый проект инвестиций в инфраструктуру, который бы на ближайшее будущее снизил уровень безработицы по всей стране и в то же время заложил основы устойчивого развития – что может быть лучше сети ВСЖД? Они необходимы для модернизации больших городов и развития мегалополисов, а кроме того как ничто другое уменьшат нашу зависимость от автомобилей. Они – возможно, лучший способ оживить наши некогда служившие предметом гордости промышленные центры в районе Великих Озёр. Связав процветающие города с теми, что переживают упадок – Милуоки и Детройт с Чикаго, Буффало с Торонто – мы значительно расширим экономические возможности их жителей. Создание связующих нитей между и внутри формирующихся американских мегалополисов позволит им функционировать как подлинно-интегрированным экономическим единицам.

В бюджете на 2009 год Обама выделил $8 млрд. на ВСЖД. Это, конечно, кое-что – но очень мало. В зависимости от того, как различные эксперты представляют себе вполне современную и подлинно национальную сеть таких дорог, они оценивают её стоимость от $140 до $500 млрд. Это большие деньги. Однако, в ценах 2009 г. эйзенхауэровская Межрегиональная Система Автострад обошлась в $429 млрд. – то есть сопоставимую сумму.

ВСЖД – это лишь одно из решений. Нам понадобится ещё много других – если мы хотим оптимизировать планировку наших городов, сделать их более инновационными, оживить экономически. Однако мы не найдём эти решения, если наши корифеи, наши политики и лидеры бизнеса будут вести бесконечные и бессмысленные споры о госдолге и дефиците и о том, как поставить на ноги жилищное строительство. Сегодняшним днём пренебрегать, конечно, нельзя – однако мы должны смотреть дальше. Если мы будем тратиться на старую экономику, прежние модели потребления и прежний образ жизни, новое, постиндустриальное общество, возможно, всё-таки возникнет – однако, на это потребуется больше времени, и не исключено, что большинству американцев оно придётся не по вкусу.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67