Группу «Война» вроде бы больше не преследуют и не объявляют в розыск. Цепь ослабили, ремень приспустили. Рок-гвардия вообще распоясалась: «системные» Шахрин и Макаревич заявили, что власть после 24 сентября «не оставила выбора», и что они не будут петь за президента, как это частенько бывало. Почти синхронно Владимир Бегунов из «Чайфа» спел песню, в которой НТВ сравнил с "круглой козявкой", а также упомянул "сурка, сидящего в траве". Наконец Макаревич – Макаревич! – спел песенку о том, как в городе Холуеве готовились к встрече Путина. Макаревич, который на встрече с премьер-министром еще недавно требовал только защиты прав животных. Говорит, что написал песню давно, но обнародовал только что.
Песня про Путина не слишком изящна – впрочем, жанр издевательских куплетов не предполагает особых изысков. Когда Макаревича обидели (год назад его подвергли обструкции в Сети), песня была короче и злее, от души: «Студент Иван Гондонов /В отсутствие идей /Любил плевать с балконов/ На головы людей». Лаконично. А тут - прям как стихи на конкурс Навального. Да, кстати: конкурс Навального. Там тоже песни протеста – сплошной рок изобилия. А с Макаревичем история, понятно, многих обнадежила. Он ведь в последние годы тусовался с кремлевскими, и до какого-то момента это считалось «нормально», комильфо – и вдруг перестало. Что же произошло?
Время не ждет, как пел когда-то Шахрин. 24 сентября стало вехой для тех, кому 50-60 лет. Они понимают, что другого времени уже не будет в их биографии, самое время подумать о вечном: кем останешься в памяти народной. Те, кто думает, что для рок-звезды это пустячный довод, ошибаются. Одно дело – остаться на старости лет другом Медведева, другое дело – бунтарем. Это не лирика, это моральный расчет. Хочется, чтобы тебя человеком считали, а не пустым местом.
Но я бы не сбрасывал со счетов и моральный фактор. Говорят, Василий Шумов недавно отказался сесть за один стол с Макаревичем. Вряд ли Макаревича можно этим обидеть. Но общая атмосфера все равно действует. После дела Троицкого никто не хочет быть пуделем Суркова. Раньше можно было говорить: «Да что вы знаете, да я в свое время, да кто вы такие, чтобы меня учить свободе» – а теперь расклад поменялся. Борзыкин буйствует, Шевчук провозглашает, Троицкий опять же. Пришла мода на свободолюбие, и я не вижу ничего плохого в такой моде.
Впрочем, дело не только в моде. Близость к власти уничтожает эстетический смысл рок-музыки. Петь перед стадами пригнанных из близлежащих деревень «Наших», следом за очередной группой «Хрустящие» - небольшой кайф. «Западло» совпало с «невыгодно» - потому что петь с властью лишено уже и экономического смысла. Сегодня запрещение какого-либо концерта приносит музыканту больше популярности (Нойз МС), чем разрешение. Не забудем и про протестный маркетинг. Во всем мире еще с шестидесятых на песнях протеста зарабатывают хорошие деньги, не меньшие, чем в попсе, и это, в общем, логично – и только у нас этот бизнес не имеет легальных механизмов. Нойз МС, впрочем, уже рекламирует наушники и кроссовки - естественно, зарубежного производства.
Что же изменилось с тех пор, как между властью и роком был заключен негласный договор о ненападении? Я имею в виду знаменитую встречу рокеров с Сурковым? Лет пять назад власть была богата и блага (ударение на последний слог), и могла поделиться символической славой с рок-музыкантом. Демократизм этих встреч и сама их возможность еще недавно рассматривались чуть ли не как признак свободы. И все в джинсах, в джинсах, представляете! И вдруг это кончилось.
На самом деле загадки тут нет никакой. Можно дружить хоть с Путиным, хоть с Сурковым – но у рок-музыканта есть аудитория, с которой нужно взаимодействовать. Аудитория еще пару лет назад была всем довольна. А сейчас - выступишь на концерте в поддержку члена «Единой России», действующего мэра какого-нибудь Холуево - и тебя будут в сети поливать грязью либеральные боты. Которые, в отличие от нашистских, работают не за деньги, а за совесть. Люди они, может, не всегда умные (судя по комментам) – но им не все равно, за кого поешь. Макаревич всегда хорошо чувствовал аудиторию. Раньше 40-50-летние пивные животики хотели песен во славу своего поколения. А теперь даже они знают, что в стране бардак.
Раньше власть хотела от рок-музыки лояльности: не провоцировать, не раскачивать лодку. Сегодня оказалось, что подписавшие условный договор оказались в меньшинстве: те, кто помоложе и позлее, никаких договоров соблюдать не собираются. А их много, очень много – тот, кто был хотя бы на концерте в защиту Троицкого, мог это оценить.
Кто остался? Земфира, БГ, Шнуров, Шахрин. И они, кстати, не нарушили условий договора: Земфира, например, вообще ничего не сказала за эти пять лет; БГ дает двусмысленные и витиеватые интервью; Шнуров глумится. Остальных не упоминаю – их влияние на умы минимально. Они если и могли кого сподобить на революцию, то только кокаиновую.
Сегодня, если бы подобная встреча состоялась, непонятно, о чем просить музыкантов. Бунтом не пахнет, народ придет на выборы сам и проголосует как надо. Тогда мастера культуры зачем нужны? Ну, разумеется, в общем смысле нужны – чтобы были. Но Сеть сегодня доставляет больше неприятностей, чем рок-музыка. В общем, для власти рокеры – отыгранный материал. С другой стороны, если до 2024 года все ясно, чего тогда бояться самим музыкантам? А участие в протесте чревато новым взлетом, второй молодостью, причем, будем откровенны – сегодня это, в отличие от 1980-х, безопасно. Так что это не совесть проснулась, а расчет – и в этом я не вижу ничего страшного. С ютьюбом сегодня выгоднее, чем с властью.
Но, возможно, власть и сама больше никого не сдерживает. При позднем застое разделение на андерграунд и официоз было закреплено и правила игры соблюдались. Новый застой воспроизводит элементы прежнего и оформляется стилистически. Расклад будет примерно такой. Поскольку все заморожено и заварено (в Кремле тоже осознают минусы заморозки), то, если открывать какой-нибудь клапан, пусть это будет «музыка протеста»: громко и почти неопасно (совокупная аудитория не превышает количество слушателей «Эха Москвы»). В течение трех-четырех лет, я думаю, мы увидим разрешенные оппозиционные концерты и слеты протестной молодежи (вроде Антиселигера), что будет считаться серьезным послаблением эпохи позднего Путина. Своего рода компенсация за политическую гладь до 2024-го года. Таким образом, договор между властью и роком может быть перезаключен: раскачивать лодку, конечно, нельзя, но можно ее слегка покачивать. Другое дело, если этот шум выйдет за пределы статистической нормы – а вот что такое норма, по-прежнему будут определять в администрации президента.