Дебаты о сталинобусе

На первый взгляд, острая дискуссия, которая вспыхнула сейчас в русском обществе о Сталине и его роли, не имеет никаких особых оснований: позиции по этому вопросу определились у всех ее активных участников, похоже, очень давно, а повода проговорить их заново, да еще так громко, не было. Не было ничего такого, что привело бы к необходимости переосмысления этой темы, не открыто никаких новых ярких фактов со свидетельствами в ту или иную сторону, не произошло вообще ничего, за исключением очередной «полукруглой» годовщины победы в великой войне.
Такие годовщины всегда стимулируют общественные дискуссии, и это правильно. Однако не было никаких оснований в связи с этим снова обращаться к данному вопросу как к самому актуальному, забыв о довольно острых проблемах, которые стоят перед Россией сейчас.
И вместе с тем эта необходимость многими настоятельно чувствуется: Россия по-прежнему испытывает то, что в психологии называется кризис самоидентификации. Удивительным образом именно фигура Сталина (а не Ленина или, скажем, Петра I) оказалась в центре осмысления, и последняя дискуссия еще раз это подтвердила. Складывается ощущение, что часть нашего общества, как более в массовых, так и в интеллектуальных его слоях хочет донести до остальных что-то, что «проговорить» можно только через осмысление фигуры Сталина и подчеркивание его исторической роли.
Еще более удивительным является то, что таким же образом до нас что-то хотят донести власти, которые, казалось бы, и без того имеют массу возможностей высказаться и даже навязать обществу свою точку зрения. Судя по всему, эта дискуссия и началась с упорного желания Юрия Лужкова во что бы то ни стало разместить к празднованию этой победы изображение Сталина в Москве хоть на каком-то количестве плакатов, и вялое сопротивление федерального центра этим инициативам. Общественная дискуссия, таким образом, началась во властных слоях, и затем уже продолжилась в более широких.
В то время как в Москве затея Юрия Лужкова, столкнувшись с неодобрением более высокого начальства, постепенно затухала, в Петербурге ее подхватили так называемые «простые блоггеры», которые собрали 30 тысяч рублей из своих личных средств и «на правах рекламы» пустили по Невскому проспекту то, что в Петербурге немедленно прозвали «сталинобусом»: автобус с портретом генералиссимуса, а также фотографиями парада Победы. Все это, а также и другие инициативы такого рода, и спровоцировало бурную общественную дискуссию с выражением самых разных (как обычно, довольно полярных) точек зрения на то, что для России значил Сталин и как сейчас оценивать его роль.
Такие вещи обычно происходят на больших общественных развилках, но в прошлый раз, когда тема Сталина бурно обсуждалась в русском обществе в конце 1980-х, это было связано с выбором коммунистического или некоммунистического пути развития, и Сталин упоминался скорее в общем ряду других советских вождей ХХ века (хотя и многим из них выделялся).
Сейчас фигура Ленина совершенно не находится в центре этих дебатов, хотя именно Ленин был основателем Советского государства, а это значит, что интерес к Сталину и его роли, внезапно вспыхнувший, никак не связан с воскрешением призрака коммунизма. И в самом деле в этой дискуссии в первую очередь подчеркиваются две вещи: роль Сталина в победе в Великой Отечественной войне и та модернизация, которую он провел, одним рывком переведя Россию из довольно отсталой по европейским меркам страны в совершенно другую категорию, в полном смысле великую державу.
В этом контексте больше становится понятно, какой именно «месидж» заключался в усилиях Юрия Лужкова артикулировать сталинскую тему как можно громче в рамках празднования этого Дня Победы. Любой власти, наверное, кажется, что она недостаточно жестко правит, потому что наталкивается на противодействие общества, а если бы правила жестче, то обществу от этого было бы только лучше. Подтекст этого, видимо, был такой: на Сталина в свое время тоже многие обижались, а получилось только лучше, войну выиграли, модернизацию провели, а о количестве жертв и цене всего этого можно спорить.
По странному совпадению как раз в это время мэр Москвы утвердил новый генплан развития столицы, причем сделал это так, что это только и можно описать выражением «переломить через колено». Трудно судить, в какой степени это было подражанием сталинскому эффективному стилю руководства, но отчасти чем-то эти суровые времена напоминало (по крайней мере, на ранней стадии, когда в Советской России еще возможны были протесты): протестующие перед зданием Мосгордумы были жестко разогнаны ОМОНом, часть из них задержана, а обсуждение в самой Мосгордуме протекало на самых повышенных тонах и со скандалом, что неудивительно, потому что обсуждались при этом вопросы о «застройке магистралей» и парков, что в случае осуществления планов властей было бы просто невероятно уместно в задыхающейся от транспортного коллапса Москве.
В целом все эти вопросы сводятся к более общим: достаточно ли централизованной является власть в России, или надо ей предоставить еще больше прав, что, как всем понятно, резко повышает цену любой ошибки, сделанной на самом верху, но при этом и необыкновенно мобилизует возможности общества, позволяя ему достигать целей, которые для менее консолидированного общества недостижимы в принципе. В русском обществе сохранилась тоска по великим целям и великим задачам, и сохраняется ощущение, что при наших масштабах, даже чисто территориальных, отсутствие великих целей может означать и отсутствие нашей страны вообще – через некоторое время и в окружении таких динамичных народов.
Акцентированию этого вопроса именно сейчас, видимо, сильно способствует осознание того, что свалившийся на Россию избыток ресурсов в предшествующее десятилетие был попросту бездарно растрачен, потому что никто внятно не может сказать, в каком отношении Россия заметно продвинулась за это время.
По состоянию своей инфраструктуры, от транспортной до промышленной, по качественному состоянию экономики, в культурной и медийной сфере, в научной и оборонной мы находимся практически на тех же позициях, что и десять лет назад, причем нарастает трезвое ощущение, что сытость 2000-х была скорее исключением, чем правилом, и вполне возможны теперь несколько десятилетий, больше похожих на 1980-е и 1990-е, чем на 2000-е. В таких условиях естественным кажется пожелание добавить нашему руководству политической воли. У Сталина, по крайней мере, политическая воля была, этого у него отнять нельзя.
Довольно резким контрастом к нашей нарастающей научной и технологической отсталости является бурный подъем, который сейчас происходит в тех же сферах в других странах – в Европе, в США, в Китае и Японии. Эти отрасли всегда были тесно связаны с оборонными возможностями той или иной страны, и не меньшее значение тут играет общая устойчивость экономики (и «выносливость» ее в критические моменты). Возможно, нарастающее ощущение отставания в этой сфере и связанное с ним чувство некоторой незащищенности и вызвало такое общественное внимание к нашей Победе 65-летней давности и вообще к итогам той войны.
Парадоксальным образом Россия начала утрачивать свое значение великой державы именно по итогам 2000-х, а не 1990-х, которые были для страны неизмеримо более трудными. Яркие научные и технологические достижения остались в прошлом, а в оборонной сфере то, что сейчас происходит, можно по-прежнему охарактеризовать разве что как инерцию советского периода.
Нет никакого импульса, который шел бы сверху и побуждал страну двигаться в этом направлении (хотя такие попытки и предпринимаются). Видимо, этот вакуум, все более и более заметный, и спровоцировал ностальгию по периоду, когда такой импульс был ярко выражен, едва ли не больше, чем во все другие времена на нашей живой исторической памяти. Фигура Сталина для такого осмысления (пусть и с некоторым перехлестом) оказалась едва ли не идеальным объектом.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67