Книги петербургского доктора социологии Д.В. Иванова выходят небольшими тиражами, но обычно на прилавках не залеживаются. Они отличаются редким ныне свойством – текущая ситуация анализируется с точки зрения перспективы, а не соответствия тому или иному историческому опыту. Автор предлагает своего рода взгляд из будущего.
В 2000 году, когда интернет в России еще был новомодной диковинкой, Дмитрий Владиславович подарил мне свою книгу «Виртуализация общества». Виртуализация, по мысли автора, это не синоним компьютеризации, но одно из ее неизбежных следствий, когда «образы реальности» замещают саму реальность. Этот процесс прослеживается в политике, экономике, науке, искусстве и даже межличностных отношениях.
Вторая книга Иванова, «Глэм-капитализм», вышла в 2008 году. В ней автор пришел к выводу, что логичным результатом виртуализации общества становится его гламуризация. В сфере рекламы, брендинга и пиара все более доминируют пусть иногда и примитивные, но яркие и броские, «розовые и блондинистые» образы, утверждающие «роскошь, экзотику и эротику». Создатели этих брендов и становятся главными акторами эпохи глэм-капитализма, а вовсе не проповедники «информационного общества», пророчившие наступление «экономики знаний».
Однако в какой-то момент наступает «перепроизводство гламура». Гламурные бренды становятся слишком расхожими и стандартными, и перестают «цеплять» публику. Капитализм подходит к очередному кризису, чреватому революцией. Но при этом самому капитализму она не угрожает – он просто в очередной раз станет иным.
По мнению Иванова, капитализм вообще являет собой не формацию, но непрерывную трансформацию. Кризисы и революции – это его внутренние двигатели. Напротив, ограниченной исторической формацией был советский социализм, основанный на догматически понятом марксистском учении. Хотя фактически и он являлся капитализмом – только государственным и тотально бюрократизированным.
Западный же капитализм во второй половине ХХ века пережил фундаментальную стилевую и имиджевую революцию. Знаковыми событиями здесь выглядят Вудсток и Парижский май 1968-го. «Хиппи-бунт» против консервативного образа жизни старших поколений впоследствии был инкорпорирован тем же капитализмом, но открыл его новые формы, связанные преимущественно с сетевой экономикой. Знаменитую «Силиконовую долину» в свое время создали как раз беглецы от чрезмерной государственной регламентации. И поныне в калифорнийских IT-компаниях совершенно неважен, например, дресс-код сотрудников – главное, чтобы креативили лучше других. И в этой среде «революционная» символика и романтика продолжают оставаться модными…
А вот с проектом «Сколково» (который любят назвать русской «Силиконовой долиной») скорее всего ничего не выйдет именно по причине совершенно обратных способов его создания. Государственной регламентацией можно создать лишь аналог сталинских «шарашек», но не комьюнити вольных программистов. Сюда же накладывается и известная российская централизация, которая радикально противоречит тренду сетевого общества.
Однако, может быть, именно в России, как уже бывало в истории, тренды будущего заявят о себе наиболее революционно? На это намекают некоторые страницы из новой книги Д.В. Иванова «Время Че. Альтер-капитализм в XXI веке». Сам автор считает ее завершением своей трилогии, начатой «Виртуализацией общества» и «Глэм-капитализмом». Но причем здесь этот кубинский революционер 60-х годов прошлого века?
Позволю себе провести еще одну рискованную аналогию с российской историей. До сих пор 12 апреля у нас вспоминают Юрия Гагарина. Казалось бы, это воспоминание о прошлом – но сама космическая тема неизбежно отсылает в будущее…
Почему же Че Гевара сегодня не просто остается, но даже все более становится модным потребительским брендом? Его портрет можно увидеть на футболках, напитках, сигарных коробках… Пожалуй, лучше всего это пояснил сам герой, вынесенный на обложку давнего, но классического уже пелевинского романа. (Д.В. Иванов в своем подробном исследовании загадочным образом прошел мимо него). А там Че из своей летней вечности точно заметил, что все «революционное» и «антисистемное» в актуальной реальности является лишь выгодным коммерческим брендом для соответствующей аудитории.
«Креативный класс» взыскует революции – только она будет уже весьма отличаться от прежних эпох. Однако петербургский социолог прослеживает историческую параллель:
«Концепция революционной борьбы, выдвинутая Че и оправдавшая себя в условиях аграрного общества, вновь оправдывает себя в условиях постиндустриального общества. Но концепция принимает совершенно иной и совершенно парадоксальный вид. В условиях пост-виртуализации и пост-урбанизации пространство и направленность борьбы кардинально меняются. И потому традиционные революционеры, буквально следующие заветам Ленина, Троцкого и Че Гевары, оказываются не у дел, а лидерами по-настоящему революционного движения – альтер-капитализма – оказываются радикальные буржуа, прибегающие к партизанским, то есть анти-институциональным методам ведения дел».
К этим «партизанским буржуа», ведущим свой «guerilla marketing», Иванов причисляет всевозможных дискаунтеров, «пиратов», производителей дженериков и т.д. Их продукция формально может быть «незаконной», но в глазах общества она является вполне легитимной, поскольку удовлетворяет потребительские запросы – но без брендовых или гламурных наценок. При этом качество их товаров и услуг может быть даже выше «общепринятого». И здесь автор подчеркивает отличие таких альтер-капиталистов от фальсификаторов, проводя аналогию с отличием партизан от банальных бандитов.
Много страниц в книге посвящено и непосредственному жизненному пути Че Гевары, правда, рассмотренному с современных позиций. Конечно, как и во всяком биографическом исследовании, автор которого неравнодушен к своему герою, не обходится и без некоторой идеализации и мифологизации. Так, например, реальный Гевара сразу после победы кубинской революции командовал аналогом ЧК – судебным трибуналом, и не отменил ни одного расстрельного приговора. Это несколько развеивает «гуманистический» ореол вокруг его личности, который пытается поддерживать автор…
Впрочем, он особо оговаривает – его интересует не столько «аутентичный Че», сколько «актуальный Че», тот его образ, который становится знаковым для современного альтер-капитализма. Иванов даже вводит неологизм ченеджмент – сочетание постиндустриализма и партизанской философии. Действительно, за те недолгие годы, когда Че был председателем Национального банка и министром промышленности Кубы, его экономические воззрения существенно разошлись с официальным «социализмом» советского образца, который насаждал на Кубе Фидель Кастро. Идеи Че о тотальной электронизации производства и развитии высоких технологий резко опережали свое время. Автор указывает такой парадокс – эти проекты по сути были воплощены режимами, которые можно назвать идеологическими антиподами кубинского. Например, Южной Кореей, которая в 1960-е годы была даже менее развитой, чем Куба.
От руководителей советского типа Че отличался и эстетически, предпочитая авангардное искусство догматическому «соцреализму». Когда же Кубу в середине 1960-х превратили в рядового члена «соцлагеря», этот романтик отрекся от всех государственных постов и уехал делать революцию в Боливию. Трагический для него исход автор объясняет тем, что сам Че фатальным образом нарушил собственные же правила, изложенные им в мировом бестселлере «Партизанская война». Он практически не взаимодействовал с местными жителями и не учитывал их интересов – и потому из «народного партизана» превратился в «иностранного интервента». К тому же, боливийцы уже знали, что «остров свободы» – далеко не самая свободная страна. Впрочем, и на Кубе «глобальный революционер» Че скорее оставался «чужим среди своих»…
Тем не менее, некоторые его партизанские и инновационные идеи действительно выглядят более адекватными нашему времени – если избавить их от идеологического догматизма. Например, недавняя арт-акция петербургских регионалистов, катавших публику на автобусе с портретом Маннергейма, – это яркий пример современной «городской герильи». Интернет-магазины протестной символики – явления того же рода. «А принимаемое за реальное реально по своим последствиям», – Дмитрий Иванов любит приводить эту теорему Уильяма Томаса.