"68-й год не воспринимается как значимый"

1968 год – очень важная точка, которая связана с переходом в постиндустриальное общество, в современное общество. 1968 год был по многим причинам этапным. Это касается и политики, и культуры, и массового общества, и самоосознания элит, и, в каком-то смысле, предуготовленности массовых аудиторий к XXI веку. Конечно, точек и событий было несколько. Это, в первую очередь, события мая 1968 года в Париже и вообще в Европе в целом. Это реализация накопленных после войны бунтарских леворадикальных идей. Стали взрослыми, стали студентами дети войны, может быть, даже дети предвоенного времени. Они пришли без травм, без опыта Бухенвальда, без опыта концлагерей (в Европе, естественно), и они были свободны.

К этому времени окрепла и сформировалась великая массовая культура. Подавляющее большинство населения жили в городах, имели высшее образование, имели досуг, чего раньше не было. Появился телевизор – как основное связующее звено нового социума. Люди из второй реальности перешли сразу в третью.

Еще одним важным событием 1968-го был ввод войск в Прагу. Тогда каждый месяц свидетельствовал об агонии социализма на фоне ухода военного и квазивоенного мышления, связанного с военным противостояниям. Стало понятно, что, если человечество не хочет погибнуть, больше войн прежнего масштаба не будет. И это еще больше раззадорило и новых левых, и новых философов, и студенческую молодежь, и массовое общество, которое очень быстро транслировало эти идеи и это чувство свободы. И хотя прошло уже пять или шесть лет с того момента, как Мэри Куант – английская модельерша – взяла ножницы и отрезала 16 сантиметров выше колен от юбки у всех женщин Европы и мира, но эта, казалось бы, такая ерунда, безусловно, привела к сексуальной революции, к трансформации морали и невероятному ощущению свободы, к эмансипации женщин и ко многим другим последствиям, которые вместе усиливали каждый из перечисленных мной процессов.

1968 год – это время Брежнева, который уже стал семафорить, что социализм – навсегда, что мы вам, дескать, дадим стабильность, обогащайтесь как можете, отдыхайте как можете, цинично вступайте в ряды КПСС. Массовые революции проходили во всех странах мира, и в России тоже – массовые общества стали строить "хрущобы", кинотеатры, химчистки, торговые центры и т.д., произошел гигантский рост рождаемости, образованные, живущие в городах урбанисты стали поднимать голову. В России люди жили между молотом и наковальней, между двумя идеологическими вызовами – вызовом свободы, связанным с обновлением рыночных систем Запада, и психологическим состоянием, которое лучше всего, как ни странно, объясняется словом "застой". Здесь все призывало к застою, а Запад призывал к бунту. Поэтому молодые люди России получили кипяток и ледяную воду в одном флаконе.

Они готовились к макулатурным революциям, к возможности читать книги, покупать, обменивать, выплачивать несметные деньги, привозить пластинки и обменивать джинсы на пластинки, а пластинки – на джинсы. Никакой Суслов не мог это запретить, да и сам КГБ прорубал окна, его офицеры и сотрудники тоже мечтали привезти как можно больше джинсов, журналов, знаменитый "Playboy", пластинки "Beatles" или "Deep Purple". Люди делились на тех, кто ничего не чувствует, застойщиков, тех, которые и сейчас продолжают ставить Брежнева на второе место после Сталина среди политиков столетия, и, наоборот, – бунтарей, Эти последние ждали, готовились, читали книжки, читали про настоящую экономику вместо Госплановской, прятали в матрацах "Новый мир" с Солженицыным, учили языки и т.д. Поэтому 1968 год – это такой включенный рубильник, который окрылил западное общество. В каком-то смысле это сопоставимо с избранием Обамы, потому что западное общество невероятно этим вдохновлено, им кажется, что это триумф западного мира. Триумф, потому что в 1962 году только 9% людей были способны представить, что президентом США будет негр, а в 2008-м, то есть через 40 лет, таких людей стало уже 91%. Поэтому, я думаю, Запад довольно быстро справится с этим идиотским экономическим кризисом. А мы – не знаю.

Образование и наука оставались единственной системой, где мог сделать карьеру талантливый, умный и активный человек, у которого, например, кто-то из родителей еврей, или не член партии, или он сам был западник. Поэтому у нас не было такой атаки на качество образования, которая проходит в последние два-три года в России, и я убежден, что качество образования, статус образованных людей в советское время не пострадал. Начали снимать фильмы типа "Девять дней одного года", возникли дискуссии про физиков и лириков, "поэт в России – больше, чем поэт" Евтушенко, чтения в Политехническом музее, выставки – все это 60-е годы. И хотя это все, не помню уж каким управлением, по-моему, 5-м (КГБ. – "РЖ"), стало стреноживаться, но этим только делался отличный пиар, и самая креативная часть общества им только вдохновлялась. Сегодня нет этого противостояния секретным службам, и художники анемичны, не знают, чем заняться, в голове у них труха.

В это время начали снимать такие гении, как Тарковский, Иоселиани, Кира Муратова, Герман, то есть все наши выдающиеся, мирового уровня художники. Они все лучшие вещи сняли во второй половине 60-х. Их запрещали, их картины клали на полку, но какая разница! Все это потом вышло. Ну пусть не в начале 70-х годов, а позже, через 15 лет, но это все вышло, все, что было создано после августа 1968 года.

Я не видел, чтобы наше общество переживало 1968 год как событие, эта тема была на телевидении лишь косвенно. Она выполняла примитивно-пропагандистские, узко понимаемые задачи, связанные с массовой культурой и массовым сознанием, и, конечно, не была осмыслена.

Сам этот год как некоторый этап совсем не ощущается таковым. Он осмыслен в значительно меньшей степени, чем ХХ съезд партии, чем смерть Сталина и тем более победа в Великой Отечественной войне, чем 1991 год. И он не воспринимается как значимый, поскольку не было какого-то очень важного события конкретного, которое бы показало, что есть жизнь до 1968-го и жизнь после. Как это произошло с маем 1945-го, или августом 1991-го, или с октябрем 1917-го, когда есть жизнь до и есть жизнь после.

Почему в Европе и Америке больше внимания уделяется этой дате? Потому что там непрерывное развитие истории, потому что там не меняются по два раза за одно столетие формы собственности и системы организации социума. Даже в Германии Гитлер не отменял частную собственность. И в Европе такое событие является более существенным на фоне какого-то глобального общего процесса. А так как у нас глобальные процессы происходят каждые 50 лет, то все, связанное с мелочью, с тем, что что-то там такое происходило в Европе, какие-то танки, которые у нас сколько раз входят, – для нас это все несущественно.

Но трудно назвать такую картину логичной. Хотя… Если бы мы видели свои цели как отрефлексированные цели моделирования будущего состояния России, если бы лидеры нашей страны обращались к народу, что вот, мол, мы хотим построить такое-то общество… Но это нужно увидеть и не просто прикрыться словом "инновация", а увидеть перспективы какой-то целостной картины, программы, модели. И тогда можно было бы думать: а соответствовали ли события 1968 года погашению этой модели либо ее усилению?

На основе интервью, данного автором редакции "РЖ".

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67