"Общество" в гостях у государства

Эге-гей

На улице российских правозащитников праздник. Им было уделено такое внимание со стороны высшей власти, о котором еще недавно они могли лишь мечтать: интервью президента "оппозиционной" газете, (якобы) жесткий доклад Уполномоченного по правам человека и, наконец, встреча главы государства с представителями общественных и правозащитных организаций. О возможности подобного "либерального" поворота властей в среде "радикальных демократов" много и громко говорили уже давно – как бы с надеждой на оттепель, а скорее – на распутицу. Стоит ли говорить, сколь важна для этой публики и PR-составляющая событий: связанный с западными сетями российский рынок правозащитных услуг также не застрахован от глубокого падения в условиях глобального кризиса…

Однако Дмитрий Медведев в значительной мере "украл шоу" у ведущих операторов этого рынка, сразу показав, что он живет не на Луне и вполне адекватно представляет себе неблагополучную институциональную среду, сложившуюся в России практически во всех важнейших сферах жизни: "Заниматься вопросами контроля, в том числе гражданского контроля, это действительно очень важная вещь и в отношении правоохранительной сферы, и в отношении, собственно, государственных служащих. Я не могу и не буду отрицать простых вещей, более того, я об этом сам говорил, действительно наш государственный аппарат поражен коррупцией. <...> Я решил, что если я этого не сделаю, то я потом сам себе этого не прощу, потому как двигаться все равно надо. И вот даже те робкие шаги или тот набор законодательных инструментов, которые мы приняли, это все равно движение в правильном направлении, и декларации эти. Я понимаю, что это все, так сказать, только вершина айсберга…". Исторически верно президент оценил и негативное влияние политико-культурной инерции: "у нас в этом смысле есть свои достаточно тяжелые исторические традиции, которые по сей день достаточно активно сказываются на взаимоотношениях между властью и гражданским обществом, между властью и неправительственными организациями". И действительно, история борьбы "за права" уходит на Руси в седую старину. Она прошла различные этапы, велась с различной интенсивностью, знала множество моделей и попыток реформ. Причем зачастую инициатором укрепления народных "свобод" была именно центральная власть. Но, тем не менее, всегда эти попытки введения и усиления демократических элементов заканчивались одним неизменным результатом ("эффектом Черномырдина"): провалом или профанацией всего начинания.

Как показывает переданный на этой судьбоносной встрече доклад Владимира Лукина, не стала исключением и последняя попытка, когда на гребне демократизации в октроированной Конституции 1993 года появился ряд статей, гарантирующий всем нам "неотчуждаемые права и свободы". Уполномоченный на сей раз взял основные статьи Конституции, имеющие прямое отношение к правам человека: право на жизнь, достоинство, свободу и личную неприкосновенность, право на гражданство и свободу передвижения, право на свободу совести и вероисповедание, право на судебную защиту и справедливое судебное разбирательство, право на свободу мысли и слова, право избираться и быть избранным.

В докладе, во-первых, анализируется, как эти конституционные положения конкретизируются в российском законодательстве. А затем, – что самое главное – рассматривается реальная правоприменительная практика, то есть то, каким образом и в какой мере это законодательство претворяется в жизни. В целом Уполномоченный пришел ко вполне ожидаемому выводу: "что касается обеспечения главных конституционных положений по правам человека законодательным массивом, ситуация хотя и не идеальная, но в целом рабочая. А вот с практическим воплощением всего того, что было наработано на бумаге, ситуацию удовлетворительной назвать нельзя". Вряд ли этой печальной констатацией можно удивить кого-нибудь из граждан РФ, включая ее президента. Ведь силу конституционных гарантий мы все знаем на примере прав и свобод граждан, декларируемых этим замечательным документом и ежедневно попираемых сложившейся политико-административно-полицейской практикой. Дух Конституции давно выветрился из властных коридоров, а ее буква давно уже не мешает "суверенной бюрократии" решать краткосрочные проблемы своего настоящего за счет долгосрочного будущего страны. Но, как мы знаем, это касается не только злополучных вышеперечисленных гражданских свобод: столь же "обеспечены" конституционное право граждан на свободу передвижения (посредством сохранения рудиментов прописки) или, например, право на альтернативную службу (посредством превращения ее практически в наказание).

Причина неудачи последней (90-х гг.) попытки либерализации России очевидна: сама идеология и практика самоорганизующегося общества в принципе противоречит интересам тех "групп интересов", что сложились в РФ на "институциональных развалинах прошлого". Преодолеть сопротивление этих властных, силовых и бизнес-элит федерального, регионального и муниципального уровней не в состоянии даже однозначно выраженная воля высшего политического руководства страны, зафиксированная во взятых на себя международных обязательствах. Ведь, несмотря на все вербальные манифестации кремлевского начальства, реально управлять страной невозможно лишь из московских кабинетов. Об этом также говорил Дмитрий Медведев, прямо взорвавший парадигму профессиональной правозащиты в присутствии ряда ведущих игроков ее рынка: "Здесь нужно понимать одну простую вещь – защитой прав должно заниматься само государство, защитой прав должны заниматься люди, которые хотят этим заниматься. Таким образом, в результате совместной деятельности, может быть, удастся добиться лучших результатов".

Однако круг проблем, поднятых на встрече президента со своим Советом по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, выходил далеко за рамки правозащитной тематики. По сути, члены консультативного органа при президенте пытались ad hoc предложить новую старую политику общественного развития в целом, то есть то, что такие чемпионы по концептуализации, как немцы, называют политика общества (Gesellschaftspolitik). Именно под этим плохо переводимым на русский язык понятием общественная политика или политика в общественной сфере в Германии называют совокупность мероприятий, направленных на создание общественного порядка, характеризуемого некоторыми качествами и ценностями.

Своими требованиями открытости, гуманизации, восстановления морального измерения и проч. собравшиеся у главы государства деятели коллективно предприняли довольно скромную попытку инициации восстановления субъектности Российского государства в сфере общественных отношений в самом широком смысле слова. Ведь определенные мероприятия могут интерпретироваться в качестве общественной политики, если они укладываются в систематическую и согласованную рамочную концепцию человеческого общежития. А это особенно хорошо заметно именно по действиям политических акторов в ключевых сферах экономической и социальной политики. Впрочем, о социальной политике в ее традиционном у нас понимании – как общественной поддержки жертв звериного русского капитализма в условиях глобального кризиса – речь также на собрании у президента зашла.

Сказал Медведев и о специфической оптике взаимного восприятия правозащитников и государства: "Кроме того, не секрет, что представление о правозащитной деятельности в нашей стране сильно искажено. Это связано и с нашей историей, и с определенными идеологическими построениями". А то, что деятельность многих всечеловеков, "шакалящих у иностранных посольств", по-прежнему носит идеологический и антироссийский характер можно наблюдать по активности среди нашей доморощенной публики "евроатлантической" ориентации. Среди них по-прежнему много тех, кто придерживается наивно-романтических (внешне)политических представлений, бывших некогда популярными среди прогрессивной либеральной интеллигенции. Данные маргинальные группы радикально-демократического толка и правозащитные организации (т.н. "демшиза"), структурно выступающие с позиции самоназначенных представителей Запада в России, позволяют наглядно увидеть всю нелепость антироссийского дискурса в российских же условиях.

Последним апофеозом такого рода манифестаций в духе "Запад нам поможет!" стало послание таких известных идеологических предпринимателей, как Елена Боннэр и Владимир Буковский, успешно выступающих под брендом "российские правозащитники". Так во время предвыборной компании в США в именном послании "To the US Presidential candidates Senator Obama and Senator McCain" [кандидатам на должность президента США сенатору Обаме и сенатору Маккейну] они утверждали, что "Moscow's continuing membership in the G8 is simply absurd" [продолжающееся членство России в Большой восьмерке абсурдно] и потому ничтоже сумняшеся призывали "начать и довести до конца процесс исключения Российской Федерации из G7, послав таким образом ясный сигнал того, что Соединенные Штаты не испытывают ни страха, ни уважения ни к одному агрессивному или антидемократическому режиму". Здесь примечательно не только то, что в представлении этих деятелей, – как, впрочем, и многих других "либерастов" – можно запросто, одним росчерком пера любого американского президента исключить Россию из числа ведущих игроков современного мира, но и то, что хозяин Овального кабинета способен самостоятельно устанавливать формат мировой иерархии. Ведь они предлагают ему отказаться от G8 и вернуться к G7, "которой, как мы считаем, должна быть эта организация"…

Именно печальный опыт прошлого, о котором говорил президент Медведев, подтверждает необходимость соблюдать "дискурсивную бдительность", чтобы, говоря языком XIX века, "не быть застигнутыми врасплох европейскою коалицией в союзе с внутренним врагом". Кстати существование многочисленных внутренних носителей "несчастного сознания" (Гегель), так и не справившихся с проблемой "Россия" – то есть с Россией реальной, а не идеальной, скопированной, например, с того же западного образца – также является характерной чертой либеральной публики, инфицированной русской культурной шизофренией, то есть необоснованным отождествлением себя с тем, кем не являешься. Как известно, это было довольно распространенным явлением среди значительной части "внутренней эмиграции" в различные периоды русской истории. Да и сегодня достаточно настроить радиоприемник на волну, скажем, "Эха Москвы" или "Свободы", чтобы в паноптикуме персонажей, пытающихся виртуально "жить" в вечных девяностых, обнаружить профессиональных борцов с Россией в силу структурной принадлежности к данному социально-психологическому типу.

Иногда подобная "борьба за права человека" принимает клинические формы: так несколько лет назад Ирина Ясина (кстати, присутствовавшая на встрече в Кремле) бегала с челобитной к известному гуманисту и борцу за демократию во всем мире Джорджу Бушу, чтобы пожаловаться на "кровавый путинский режим". Не менее клинической представляется "радиоборьба" этой же публики за права какого-то абстрактного Человека на одном свободном (от финансирования американским правительством?) радио – в промежутке между сообщениями "Свободы" о том, как "чеченские моджахеды" убили очередную партию вполне конкретных русских солдат…

Помимо активистов доморощенных структур на встрече с президентом присутствовали и представители настоящих global players среди "общественных организаций" ("Гринпис", "Трансперенси интернешнл – Россия"). В этой связи будет небесполезно обратиться к анализу деятельности международных агентств и глобальных НПО, осуществленному крупнейшими левыми теоретиками. Так, Антонио Негри и Майкл Хардт показали в своих работах, что неправительственные гуманитарные и "исследовательские" организации типа Transparency International являются "одним из наиболее мощных видов мирного оружия нового мирового порядка. Эти НПО ведут "справедливые войны" без оружия, без насилия, без границ. В их риторике и действиях враг сначала определяется как нужда, недостаток, лишения (и своей деятельностью они стремятся защитить людей от чрезмерных страданий), а затем делается признание, что враг – это грешники, то есть в попытках реагировать на лишения НПО движет стремление к публичному осуждению грешников. Моральное вмешательство часто становится передовым отрядом сил имперской интервенции, готовящим сцену для военной интервенции" (из книги "Империя".) Коррупцию же Негри и Хардт, напротив, рассматривают как стратегию борьбы людей с системой бюрократического господства.

Об этом же говорит и другой левый теоретик, Перри Андерсон, сравнивая российскую ситуацию с коррупцией в Китае: "В обеих странах очень высок уровень коррупции, но общественное недовольство коррупцией в России гораздо меньше, она принята обществом как приемлемый способ общения с бюрократией". Однако целью созданной 15 лет назад международной правозащитной организации Transparency International, к тому же финансируемой рядом других западных организаций, является аналитико-дискурсивное обеспечение глобального дискурса (иногда, правда, напоминающее скорее измерение средней температуры по палате), а не изучение каких-то локальных особенностей. Поэтому неудивительно, что в подобных списках нищий Мозамбик может обгонять в целом среднемодернизированную Украину, а королевство Лесото – ту же Молдавию.

Несмотря на определенные "особенности" работы многих международных агентств и НПО, составляющих различные глобальные рейтинги и аналитические доклады, рациональное зерно этого и иных "исследований" очевидно. Они являются адекватным отражением картины мира представителей экспертных организаций так называемого "Золотого миллиарда". Именно так, по их мнению, должен выглядеть наш мир начала XXI века, и, следовательно, он таким и является. Поэтому нас вовсе не должно удивлять соседство в подобных "исследованиях" нашей страны с африканскими странами. Просто, как писал сто лет назад немецкий социолог Макс Вебер, существование суверенной, демократической и энергично развивающейся России меньше всего входит в планы западных элит, которых вполне устаивает ее статус "вечно развивающейся страны".

Впрочем, еще Бисмарк предупреждал: "Россия никогда не является такой сильной, как рассказывают сами русские, но и никогда не так слаба, как надеются ее враги". Что, конечно, не отменяет действительных проблем России, системообразующим элементом государства которой является коррупция. Еще 200 лет назад Николай Михайлович Карамзин, отвечая на вопрос Александра I о положении в стране, лаконично ответил: "Воруют, государь!" О том, что по-прежнему воруют, прекрасно знаем и мы все – от дворника до президента Медведева – еще из Гоголя и Салтыкова-Щедрина, а не от Transparency International. В этом смысле хочется думать, что президент прекрасно понимал, кого собирал в Кремле. Во всяком случае, возможность такой интерпретации оставляют следующие его слова: "Гражданское общество во всем мире является оборотной стороной государства".

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67