Как и собирался, я сходил на «Агору». Впечатления у меня остались несколько иные, нежели у В. Солкина. Суть, собственно, в том, что для меня не столь уж важен религиозный конфликт, в жернова которого попала Гипатия. Тут другое.
Я бы сказал, что основная проблема заключается в трагическом анахронизме этой фигуры - предвосхитив открытия, которые были сделаны в христианской Европе лишь 13 столетий спустя, она как бы наследует мудрость античного мира. Однако в самом античном мире ей не находится места – и не только по причине её пола (мужское в рамках древней оппозиции монтируется с духом, а женское - с телом). Скорее потому, что агора перестаёт быть средоточием меры и миниатюрной моделью вселенной.
Общее и универсальное, до определённого момента сливавшиеся до полной неразличимости, приобретают черты противоположности. Место «мудрости» в античном её понимании предопределяется гомологией социального и космического порядка. Однако внутри этой гомологии Гипатии не находится места. Внутри этой гомологии она не может обладать мудростью, строго говоря, не может даже испытывать к ней пиетет.
Христианство подчиняет социальный и космический порядок принципу изоморфизма. Так между этими двумя порядками вклинивается история. Но и в системе изоморфных отношений Гипатии нет места.
Гипатия - астроном и геометр, но её астрономия и геометрия не может быть интегрирована в социум, как был, к примеру, интегрирован рычаг Архимеда. Совершенно прав Латур, науки снабжают общества предельными представлениями о самом себе, предельным артефактами собственной объективности, которые по причине своей монументализма тут же вытесняются в условное «коллективное бессознательное».
Трагедия Гипатии не том, что с ней обошлись так жестоко, а в том, что её жизнь окончилась столь «бесславно». Я говорю, разумеется, не о личном успехе, а о влиянии на формирование послеримского общества, а значит новых структур, интегрирующих «природу» и «культуру». И ещё: судьба Гипатии напоминает мне судьбу всего научного сословия в постсоветские времена.