Самопознание Михаила Зощенко

Забытая книга

Михаил Зощенко. Перед восходом солнца. Повесть / Первая публикация в журнале "Звезда" (1943; публикация остановлена цензурой), окончание повести - журнал "Звезда" (1972).

Эту книгу писатель Зощенко писал восемь лет. Закончил под утро, в октябре 1943 года, в номере гостиницы "Москва", радуясь сводкам Информбюро: наши доблестные войска форсировали Днепр. Открыл стеклянную дверь, вышел на балкон. Над столицей вставал алый рассвет...

Что ж, в тот день Зощенко тоже форсировал свой Днепр, темный венозный Ахеронт своего подсознания. В книге "Перед восходом солнца" ему удалось с блеском проанализировать собственный глубочайший психосоматический комплекс страха и распугать тигров, круживших по ночам вокруг кровати. По уникальности опыт самопознания Зощенко можно сравнить с операцией аппендицита, которую больной сделал себе собственноручно, без наркоза, подручными средствами. Только это была операция на воспаленном мозге.

Если кратко: наш великий сатирик, как и положено всем сатирикам, был человеком, склонным к черной меланхолии, и в один распрекрасный день обнаружил в себе панический страх перед снами. Ему снились кошмары, где писателя преследовали нищие. Грязные оборванцы в лохмотьях тянули руки, стучали в двери, лезли в окна. Сны повторялись с такой жуткой однообразной настойчивостью, что меланхолик Зощенко стал понемногу сходить с ума. Вонзив в себя воспаленный взор, писатель впал в прострацию. Он практически отказался от пищи и расцарапал свое воображение с такой силой, что нищие превратились в стаю рычащих тигров, которые стали кружить вокруг постели больного.

Опыт восстания из мертвых и описал в своей книге писатель.

От повествования невозможно оторваться.

Подобно Шерлоку Холмсу, двигаясь шаг за шагом по камешкам через Гринпенскую трясину к логову мерзкой собаки Баскервилей, Зощенко обнаруживает источник своего состояния...

Вот он!

После смерти отца мать берет мальчика с собой, чтобы разжалобить его превосходительство художника Павла Петровича Чистякова, под началом которого отец Зощенко, художник, служил в петербургской Академии художеств. От сановника зависит размер пенсии вдове и ее сыну. Швейцар пускает просителей в прихожую, где они целый час ждут, пока его малое величество, брюзгливый старец с вислыми щеками бульдога, соизволит выйти к просителям.

"Мама, он плохо с тобой разговаривал! - дуется мальчик. - А на меня даже не взглянул".

"Что делать, Мишенька, мы от него зависим". Мать плачет.

А ведь господин Чистяков был поклонником передвижников! Любил промокнуть глаза перед полотнами с униженными и оскорбленными. Но тут ведь ни колорита, ни рисунка, а всего лишь живая вдова с сыном с протянутой рукой. Вот из этого детского переживания, - мы нищие! - и потянулся кровавый ручеек тревоги, который в конце концов превратил жизнь писателя в полосатую клетку из тигров.

Но Зощенко не был бы гением, если бы ограничился только проживанием личного эпизода из биографии болезни. Удивленный силой прошлого, длиной костлявой руки страха, которая протянулась из детства в его уже советскую жизнь, писатель размышляет, в чем сила той эпохи, которую он всегда не любил и гибель которой приветствовал с радостью. Перебирая в памяти образы Блока, юной Ахматовой, Брюсова, он с горечью цитирует строчки Брюсова:

Вас, кто меня уничтожит,

Встречаю приветственным гимном!

Что ж, неврастеник Брюсов мог желать такой гибели для своего рыхлого развинченного развратного ума. А вместе с ним и какой-нибудь господин Н., жена которого нравилась Зощенко, и он пальмой нависал над ней, прогуливаясь по пляжу, постукивая себя стеком по голенищу. Бледный нездоровый муж плелся к воде, а жена томно обмахивала лицо веером из страусовых перьев.

Вглядываясь в прошлое России, Зощенко нашел только одну черту, которую пожалел, - чувство грусти. В новом царстве мужиков все было слишком простым, грубым, приземленным, промасленным.

Где вы, тени купальщиц на пляжах, в шляпках из жатого бархата?

Одним словом, разматывая ленту воспоминаний с мумии царской эпохи, Зощенко обнаруживает, что центр его психосоматической фобии - это тоска по мертвой царевне бесправия в хрустальном гробу, а панический страх нищеты есть всего лишь увеличенная до размеров державы электрическая бодрость раздетой и разутой бедноты, патетический экстремизм страны оборванцев.

Героя проглотил кит нищеты.

Заодно в своем маленьком шедевре Зощенко оплакал мысль о том, что культуру рождает неравенство, а равенство плодит только бани и номерки.

Делая операцию на подсознании, Зощенко невольно вступил в сдержанную полемику с Фрейдом и, по сути, отверг его вечные заунывные апелляции к сексуальным корням любого психоза. Истоки фобий Зощенко увидел в ложной картине мира, которую принимает за истину мозг, пораженный несправедливостью социального мироустройства. Все болезни психосоматической сферы писатель узрел в негодной жизни и ночных попытках исправить мировую несправедливость.

Психозы (и революция в том числе) есть болезни русской ментальности, тайно резюмирует Зощенко.

Писатель проявил себя как незаурядный психолог.

Не могу удержаться, чтобы не процитировать его блистательный пассаж об устройстве мозга.

"Два этажа имеет наш мозг. Высший этаж - это кора мозга и подкорковые центры - здесь центры условных рефлексов, центры нашей логики, речи. Здесь наше сознание. Нижний этаж - источник наследственных инстинктов, источник животных навыков. Два эти этажа всегда в конфликте.

Ночью высший этаж погружается в сон.

Сознание гаснет.

Низшие силы оживают и, пользуясь ослаблением контроля, заявляют о себе в сновидениях.

Было бы просто, если б высший и низший этаж "разговаривали" на одном языке. Однако высший этаж мыслит словами. Низший этаж мыслит образами".

И еще одна деталь.

Издание, которое я взял с полки моей библиотеки (Москва. "Педагогика", 1990), под названием "Книга о разуме" замыкает конвоир, а именно послесловие врача, психолога господина Пузырея. Он апологет Фрейда, сторонник классического психоанализа - вот почему вывод фрейдиста о книге Зощенко неутешителен: писатель, написав книгу, не излечился, перед нами драма "неисцеленного разума".

Слава богу, Зощенко хотя и был гоним, но умер в своей постели, а не на лагерных досках.

И последнее.

В книге просматривается еще один неожиданный аспект: педалируя проблемы хаоса, который надо озарить прожектором разума, акцентируя звериный образ восставшего подсознания и апеллируя к силе разума, Зощенко рисует нам человека как ночную темную взрывоопасную зону, которую нужно окружить вышками интеллекта. И сторожить, не смыкая глаз. В этом образе есть невольные аллюзии с ГУЛАГом и с его главным часовым, который не спит в предрассветном Кремле. Сталин думал похоже.

...Что ж, до зловещего постановления партии от 14 августа 1946 года о журналах "Звезда" и "Ленинград" еще целых три года, а пока Зощенко, счастливый, стоит на балконе гостиницы Москва, он закончил книгу о победе над страхом и любуется тем, как над столицей СССР победно алеет восток.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67