Русский юродивый: пути и границы научного изучения

Как ни странно, научное изучение юродства в России имеет небольшую исследовательскую историю. Едва ли можно сказать, что эта исследовательская история успела сформироваться в историографическую традицию или школу. Написанные в начале XX века обобщающие работы существуют обособленно, причем тяготеют к описательности, а в стилистическом отношении воспроизводят нормы церковно-исторической науки XIX века. При всей добротности подобных исследований для современного историка они имеют в основном справочное значение. Их авторы воздерживаются от теоретических выводов, а методология их работ не обнаруживала признаков научной новизны уже в момент выхода в свет.

Классические для исследователя русского юродства монографии священника Иоанна Ковалевского1 и иеромонаха Алексия (Кузнецова)2 почти не привлекали внимание позднейших историков. Это неудивительно, поскольку угол зрения, под которым юродство рассматривалось в российской исторической науке и филологии советского периода в работах академиков Д.С.Лихачева и А.М.Панченко3, не мог совпадать с подходом, свойственным дореволюционным исследователям. Последние предлагали развернутый исторический комментарий к житиям юродивых Византии и Руси, в то время как для историка или филолога советской эпохи текст жития и традиция его бытования должны были быть непременно вписаны в рамки литературного этикета, истории стилей или совокупность исторических источников. Это обстоятельство не умаляло научности исследований (подчас даже подчеркивало их научность и независимость), но тщательное изучение деталей житийного повествования уступало место широким историко-литературным обобщениям. Более того, исследование юродства постепенно все более перемещалось в область литературоведения и занимало все меньше места в трудах историков-источниковедов.

Между тем историческая и источниковедческая разработка истории русского юродства остается крупной и нерешенной исследовательской задачей. Вся совокупность вопросов, связанных с взаимоотношениями юродивого канонического и юродивого исторического, при неочевидности и недоказанности тезисов как об их совпадении, так и об их радикальном несовпадении, относится к предметной области исторической науки. Намеченные в трудах Г.П.Федотова4 и иеромонаха Иоанна (Кологривова)5 пути прояснения взаимоотношений канона и эпохи в формировании образа юродивого на Руси остались своего рода "пунктирными линиями", значимыми для будущих исследователей, но не предлагающими весомых исследовательских решений.

Как соотносятся между собой агиографический и исторический образы юродивого в средневековой Руси и какое смысловое напряжение создается в процессе приспособления канонического образца к существующим условиям исторического бытия русского юродивого - такой комплекс вопросов ожидает историка, берущегося сегодня размышлять о феномене русского юродства.

Когда В.О.Ключевский, изучив древнерусские жития святых как исторический источник, пришел к выводу о невысокой и весьма опосредованной научной ценности этого источника, он, несмотря на такой вывод, не переставал в дальнейшем постоянно обращаться к житиям для уточнения характеристик исторических деятелей и целых исторических периодов. Так и образ юродивого, причудливо преломляясь в разных средах, от нравоучительно-дидактической до повседневно-бытовой, вносит новизну и остроту в наше восприятие уже хорошо изученных фактов, событий и явлений прошлого.

Прежде всего, интересно проследить развитие агиографического образа юродивого в церковном сознании. В памятниках агиографии, церковного права, литургических текстах представлен не только идеальный и схематический портрет православного юродивого. Этот обобщенный образ обогащен историческими чертами, почерпнутыми из житий, летописных сводов и сборников, отдельных летописей. На основании материалов богослужебного предания Русской Православной церкви, деяний церковных соборов и источников, отражающих деятельность первоиерархов и епархиальных архиереев XV-XVII вв., выясняется церковно-канонический статус, место и роль юродивых в православной церковной традиции Московской Руси.

Однако не только историческое существование, но и церковное бытие юродивых не отличалось беспроблемностью задолго до Петра I, поставившего под сомнение уместность почитания юродивых вообще. Так, церковная иерархия допетровской Руси нередко испытывала давление неблагожелателей юродства как неудобного явления русской действительности. Среди таких недоброжелателей оказывались как представители высшего, монастырского и приходского духовенства, так и представители государственной власти и управления - вплоть до великих князей и царей. Именно история взаимоотношений юродивых с царями и боярами изучена наименее исторично, а границы вымысла в этом вопросе раздвинуты крайне широко. Высвобождение исторических фактов из-под плотной опеки навязчивых истолкований позволяет по-новому увидеть местоположение юродивых в системе координат, определяемой своеобразием взаимодействия государства и Церкви в средневековой Руси.

Агиографические образы блаженных Василия и Иоанна Московских, Иоанна и Прокопия Устюжских, Исидора и Иоанна Ростовских, Михаила Клопского и др. русских юродивых не без труда вписываются в историко-политический контекст, но все же играют в нем исключительную роль. Изучение их статуса и образа действия позволяют современному исследователю сойти с привычной точки зрения на особенности культурно-исторического развития средневековой Руси (методологически поиск подобной новой точки наблюдения представлен в русской медиевистике известной монографией М.Б.Плюхановой6; историко-герменевтическими исследованиями И.Н.Данилевского7, А.А.Горского8 и А.Л.Юрганова9.

В 2005 году появилась монография С.А.Иванова10, лишний раз подчеркивающая самобытность русского юродивого в сравнении с юродивым византийским. С.А.Иванов особо настаивает, что применение одного и того же термина "юродивый" к блаженным Византии и Руси трудно оправдать с историко-культурной точки зрения; слишком очевидно их несходство, слишком своеобразна и часто несопоставима среда их обитания.

Все исследователи юродства признают, что уникальным периодом в истории взаимоотношений юродивых и царей в средневековой Руси нужно считать эпоху Ивана Грозного. Однако еще более выразительным в этом отношении является царствование Феодора Иоанновича (1584-1598). В лице царя Феодора Иоанновича власть и Церковь получили образец "экстремального" благочестия, балансирующего на грани юродства. И если роль юродивых при Иване Грозном хотя бы отчасти исследована в академической науке11, то годы правления Феодора Иоанновича остаются в этом отношении почти неизученными.

Особое место в истории взаимодействия царского и патриаршего престолов принадлежит старообрядчеству. Кроме того, что старообрядческая традиция практически во всех ее изводах развивалась рука об руку с культом юродивых, она породила новые типы и разновидности юродства, сместила многие привычные смысловые акценты, окрасила юродство в новые краски социального протеста. Примечательно, насколько значительное место занимает юродство в духовной структуре личности и в повседневном благочестии столпов старообрядчества - протопопа Аввакума, диакона Феодора, боярыни Морозовой. Это подробно выяснено в исследованиях И.Е.Забелина12, С.А.Зеньковского13, Ф.Е.Мельникова14. Более того, сам протопоп Аввакум в "Житии", посланиях и челобитных часто тяготеет к стилистике и самоопределению юродивого, хотя придает своему юродству широкое толкование. Развитие в старообрядческой традиции тем и образов, характерных для русского юродства, можно прослеживать и на материале более позднего времени, поскольку, в отличие от синодальных иерархов петровского и послепетровского времени, старообрядцы никогда не сомневались в неотменяемости юродства как типа и чина святости, способного к самовоспроизведению независимо от специфики той или иной эпохи.

Наконец, не первостепенным, но немаловажным направлением расширения научного поля в историческом изучении русского юродства является привлечение методов и исследовательской практики других областей теоретического и прикладного знания.

Известно заинтересованное внимание художественной литературы к феномену юродства. Юродивые А.С.Пушкина и А.К.Толстого восходят к своим историческим первообразам - канонизированным юродивым Древней Руси, а в юродивых Н.С.Лескова или П.И.Мельникова-Печерского узнаваемы конкретные исторические фигуры. Способы и особенности творческого осмысления и трансформации образов исторических юродивых в художественной литературе свидетельствуют о существенном познавательном и образно-художественном потенциале, заключенном в феномене юродивых на Руси.

Наконец, начиная с середины XIX века (труды С.С.Корсакова15 и его школы) юродство становится предметом профессионального интереса научной и клинической психиатрии. Предлагаемые психиатрами подходы к пониманию юродства разнообразны даже среди исследователей советской школы. Их диапазон очень широк: от восприятия юродства как однозначной психопатологии (в работах П.Б.Ганнушкина16, А.В.Снежневского17 и др. до более сдержанных оценок в исследованиях В.А.Гиляровского18, Т.И.Юдина19 и даже определенной апологии юродства как способа самореализации психопатологической личности в работах Д.Е.Мелехова20 или как способа социальной адаптации психопата21. Не всех этих авторов интересует исторический материал (исключение составляют "Психиатрические этюды из истории" П.И.Ковалевского), но никто из них не обходит юродство как явление, пусть и во внеисторическом, клиническом ключе.

Сравнительный анализ типов восприятия юродства церковно-агиографическим каноном, великокняжеской и царской властью, современниками, потомками-писателями и врачами-психиатрами позволяет увидеть феномен юродства в его историческом развитии, в богатстве смысловых взаимосвязей, в структуре различных систем ценностей и разных методов исследования.

Примечания:

1 Священник Иоанн Ковалевский. Юродство во Христе и Христа ради юродивые в Восточной Церкви. - М., 1902. Репринт: М., 1996.

2 Иеромонах Алексий (Кузнецов). Юродство и столпничество. Агиографическое и социально-психологическое исследование. - СПб., 1916. Репринт: М., 2000.

3 Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. - Л., 1984; Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984.

4 Федотов Г.П. Святые Древней Руси. - М., 1991.

5 Иеромонах Иоанн (Кологривов). Очерки по истории русской святости. -Брюссель, 1991.

6 Плюханова М.Б. Сюжеты и символы Московского царства. - М., 1995.

7 Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). - М., 2001; Он же. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIV вв.). - М., 2003.

8 Горский А.А. "Всего еси исполнена земля Русская": Личности и ментальность русского средневековья: Очерки. - М., 2001.

9 Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. - М., 1998.

10 Иванов С.А. Блаженные похабы. - М., 2005.

11 Зимин А.А., Хорошкевич А.Л. Россия в царствование Ивана Грозного. - М., 1982; Шмидт С.О. Россия Ивана Грозного. - М., 1999.

12 Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI-XVI столетиях. - М., 2000 .

13 Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: Духовные движения семнадцатого века. - Мюнхен, 1970.

14 Мельников Ф.Е. Краткая история Древлеправославной (старообрядческой) Церкви. - Барнаул, 1999.

15 Корсаков С.С. Общая психопатология. - М., 2001.

16 Ганнушкин П.Б. Клиника малой психиатрии. - М., 1935.

17 Снежневский А.В. Общая психопатология. - М., 2001.

18 Гиляровский В.А. Учение о галлюцинациях. - М., 2003.

19 Юдин Т.И. Очерки истории отечественной психитатрии. - М., 1954.

20 Мелехов Д.Е. Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни. - М., 2003.

21 Юдин Т.И. Психопатические конституции. - М., 1926.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67