Россия и Запад в начале нового тысячелетия / (отв. ред. А.Ю.Большакова); Ин-т мировой лит. им. А.М.Горького РАН. - М.: Наука, 2007.
Наши востоки и запады - мумии нашего духа.
Андрей Белый. Глоссолалия
В новое тысячелетие мир действительно вступил, а пытающиеся осмыслить этот факт слависты продолжают оставаться под властью призраков кто прошлого, а кто и позапрошлого веков. Заявленная в названии рецензируемого сборника дихотомия представляется мне не соответствующей реалиям современного мира. Это чисто идеологическая конструкция, породившая в определенный исторический период бесчисленное множество, в сущности, бесплодных споров.
"Весь Запад, - писал Федор Тютчев в начале Крымской войны, пришел высказать свое отрицание России и преградить ей путь к будущему". Антироссийская коалиция из нескольких стран, возникшая в результате ошибочной внешней политики России, вполне в духе Шеварднадзе и Козырева, только более идеалистической направленности "Священного союза", - это все-таки не "весь Запад". "Весь Запад" - это фантом, приобретающий кровь и плоть в результате чрезмерной веры в него, хотя в стихах писалось, что "в Россию можно только верить" (а сам уверовал - в "Запад"!). Андрей Белый тут поэтически более точен и трезв: "И говорят нам - "мы Запад". Но на западе "Запада нет". И говорят: "Мы Восток". Где "Восток"?.. Почему же все-таки "Восток или Запад"? Да потому, что все треснуло: омертвела культура и - валится... расколотые половинки души симметрически закачались и выпали из нас - Западом и Востоком".
В современных условиях фантом этот функционирует только в нескольких российских и "западных" головах. "Запад" давно уже не един (а "противоположных" ему, тоже изначально сконструированных "Востоков" теперь еще больше, чем "Западов"). Об этом, в частности, идет речь в книге Уилла Хаттона "Мир, в котором мы живем" (М.: "Ладомир", 2004), которая как раз могла бы послужить изменению самой традиционной историософской парадигмы отечественного сознания, помещающей Россию между Западом и Востоком, если была бы внимательно прочитана. Тогда бы прояснилось, что теперь реальное положение России не между "Западом" и "Востоком". В действительности Россия сейчас зажата в тиски между "ближним" Западом (Европой) и "дальним" (США), по характерной российской инверсии оказавшемся в 1990-е годы "социально близким". Так что "младореформаторы" швырнули Россию, по чикагским моделям шоковой терапии, на дальний ("дикий") Запад, вместо того чтобы идти по более щадящему европейскому "ближнезападному" пути, сохраняющему более высокий уровень социальных гарантий.
Само это слово - "Запад" - Европа применительно к себе применяла обычно не очень охотно, отождествляя себя (прав Андрей Белый), скорее, с такой точкой отчета, как Центр. Юг в идеологическом смысле рассматривался с этих позиций как давнее прошлое человечества, Север - недавнее прошлое, Восток - вообще вне времени. Освальд Шпенглер, правда, написал книгу "Гибель Запада". Так русские переводчики тут же его и "поправили", получился "Закат Европы". В последнее время ментальная карта мира упрощается до мировых Севера и Юга.
Однако авторская когорта рецензируемого сборника как могла поработала именно из-под заявленной в его названии допотопной методологической палки. Нужно отдать "должное" российским участникам - они сделали это то ли спустя, то ли засучив рукава. Так, Феликс Кузнецов решил, что предоставленная ему тут площадка - удобный повод "доругаться" насчет авторства "Тихого Дона" (поместив между делом почтительное письмо "раннего" Александра Солженицына Михаилу Шолохову). Павел Палиевский оказал американскому читательскому сознанию братскую интернациональную помощь в размещении на национальном литературном пьедестале Маргарет Митчелл рядом с Уильямом Фолкнером. Алла Большакова в статье о женской прозе в современной России осуществила проникновеннейшее обозрение литературной "лимиты", что, однако, все же остается в рамках внутри российской гендерной разборки. Погоду не делает пример из английской писательницы Аниты Брукнер с ее мотивом социализации женщин, в отличие от хаотичных разглагольствований о "новой России" героинь Татьяны Москвиной.
Наиболее соответствует заявленной теме сборника статья Вадима Кожинова "О русском самосознании: в какой стране мы живем?" (как, вероятно, это свойственно едва ли не любому его материалу). Для публикации этой статьи был создан особый раздел "Россия и Запад как нравственно-эстетические категории в творческом наследии Вадима Кожинова" со вступительными заметками Капитолины Кокшеневой и Павла Ульяшова. Вообще-то, если остановиться на названии данного раздела, наделение особым ценностным смыслом частей света - примета ангаичного сознания. Реанимировать такой подход в XXI веке - не идти ли по пути выращивания какого-то нового методологического то ли Франкенштейна/Фантомаса, то ли Ивана Сусанина? Другое дело - изучать остаточную региональную сакральность, о чем ниже.
Что касается содержания самой статьи - она наглядно демонстрирует, насколько стремительно наследие Вадима Кожинова становится достоянием истории. В ее пространстве автор на равных полемизирует с Николаем Бердяевым и Георгием Федотовым, увлеченно ведя борьбу с идеологическим догмами (в данном случае "западничества" и "славянофильства"). И в увлеченности своей допускает свои полемические издержки.
"Оно (ортодоксальное славянофильство. - А.Л.) не видело или не желало видеть, что существеннейший геополитический водораздел проходит вовсе не между Чехией и Германией, и тем более не между Хорватией и Италией, а по западной границе России, и когда перед славянскими народами того географического и духовного пространства, какое мы и называем собственно Европой, открывалась перспектива "свободного" выбора между Россией и Западом, те, как правило (отдельные исключения его не отменяют), стремились - и до сих пор стремятся - интегрироваться с Западом". Ошибка заключена тут в слове "вовсе". Сейчас, когда восточноевропейские страны в той или иной степени попали в европейское экономическое пространство и получили вожделенный натовский зонтик, идея славянского (во всяком случае, западнославянского) единства вновь оживает там на новом уровне. Так что один, ближне-российский, "водораздел" другой, дальне-славянский, полностью ("вовсе") не отменяет!
Чтобы обосновать "навязанность" России извне Октябрьской революции, уйдя от ее внутринациональной предопределенности, Кожинов продолжает поиск ее инородной/международной составляющей (из 5 млн иностранных граждан сотни тысяч приняли участие в революции и Гражданской войне). В то же время делается попытка представить Великую Отечественную войну как сугубо национальное явление, изолировав его рассмотрение из рамок Второй мировой войны (а также "европейской гражданской войны"). Не знаю, скорректировались бы взгляды Вадима Валерьяновича, если бы он дожил до появления на русском языке работ Э.Нольте и указанного выше Хаттона, однако тут статистика, в частности, о национальном составе частей вермахта, ему принципиально не нужна, - "безнравственно", что ли? Из примечаний к статье новостью для меня стала информация, что и этот автор заслужил "почетные" обвинения в "еврейской проницательной практичности" за послесловие к сборнику современной еврейской поэзии "Свет двуединый" (М., 1996).
"Западные" участники сборника в целом подошли к поставленной перед ними задаче более последовательно, чем российские, хотя последовательность эта приобрела в ряде случаев весьма экзотичные очертания. Розалинд Марш, в недавние годы глава Британской ассоциации славистов, разместила тут сразу три статьи. Одна из них, "Россия и Запад в исторической перспективе", и открывает сборник. Автор явно пытается в ней "переевразить" всех российских "евразийцев" вместе взятых. "Татаро-монгольское иго" традиционно понимается в России как безусловное зло и главная причина ее отсталости. В действительности монголы опережали славянские племена - и не только в военных технологиях, но и в области администрации и финансов. Монгольское владычество способствовало становлению на Руси новой (монархической) государственности. Свидетельство тому - появление в русском языке таких слов, как "деньги" и "таможня". Вот так, на основании двух заимствованных слов, меняется картина мира, как будто бы в домонгольской Руси своих денег не было.
Самозабвенно "монголоидна" аргументация и другой статьи этого автора "Литература и история в современной России: глазами Запада". "Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный" - эта пушкинская мольба-предупреждение, спроецированная на современную ситуацию (будь то расстрел Белого дома или Чеченская война), выводит на первый план все те же проклятые вопросы: "Кто виноват?" и "Что делать? "... При чем тут, в обоих последних случаях, "русский бунт"? Поистине, в британском славистском огороде завелась "бузина", а в Лондоне (в Киеве - само собой) "дядька", да не один, а два - чеченский и околочеченский, и каждый с политическим убежищем в кармане.
Более основательна попытка представить российскую ментальную карту в статье Кэтлин Парте (США) "Призрачное имущество" России: когнитивная картография и национальная идентичность". Автор констатирует наличие в России больших и малых идеальных локусов, которые вполне могут дать представление о России в целом, и делает вывод о необходимости для нее локализовать себя в каком-то определенном месте, в особом привилегированном и защищенном пространстве. "И в каждый данный момент существует ряд защитных локусов, каждый из которых несет в себе ответственность за сохранение России в целом, так как это целое неминуемо пострадает в случае исчезновения хотя бы одного из них". Отмечается наличие двойственной постсоветской ностальгии: и по централизованной государственной системе, и по безграничным просторам, в которых можно было бы от нее скрыться.
Аналогичными основательными углублениями в российские локусы предстают статьи британских слависток Марии Рубенс "Воображаемые отечества" в литературе русского зарубежья" и Энн Томас "Нерусские русские: Кавказ - Санкт-Петербург - Россия". Тогда как Элен Мэла (Франция) возвращается, в основном с Николаем Климонтовичем в руках, к ностальгии ("Власть интимного: поэтика ностальгии в современной русской прозе").
Ввиду "предсказуемости" российских авторов книга в целом, если отвлечься от неудачно поставленной "глобальности" общей надуманной и надумывавемой проблемы, более интересна (чрезвычайно интересна!) стремлением познакомить с современным состоянием западной славистики, со всеми ее достоинствами и недостатками. Не берусь судить о принципах отбора, а также о качестве перевода. Замечу только, что известный "западный" мыслитель палестинского происхождения, автор знаменитого, недавно изданного и у нас "Ориентализма", Эдвард Саид (Said) упорно и без каких-то пояснений преподносится почему-то как некий Сэд.
Итак, нам нужны новые мировоззренческие ориентиры самосознания и взаимопонимания сквозь старые и новые "железные" и "бумажные" занавесы. Сборник "Россия и Запад" продемонстрировал это с новой силой.