Собрание важнейших статей Кароя Кереньи (1897—1973) – подробный рассказ о том, как привычная нам культура вписывалась в другую, менее известную для нас культуру, но только это неизвестное может парадоксальным образом объяснить нам известное. Мифологическое знание, привязанное к ландшафту и образу жизни, потом оказалось заключено в тесные рамки письма, а после передавалось из поколения в поколение в сосудах книг, запечатанных смыслами, но аромат от которых определял духовную жизнь целых эпох. Вершиной гуманизма для Кереньи была эллинистически-римская эпоха: римляне, воспитанные загадочными этрусками с их «техникой» и смекалкой, и греки, открывшие свою душу для множества богов, встретились и узнали друг в друге людей. Эллинизм научил нас ценить книгу: если прежде книга была жреческим атрибутом, наравне с пером скорописца или повелительным жестом жертвователя – то теперь она стала простым предметом быта, срок существования которого определен заранее. Кереньи с сочувствием цитирует и дополняет открытие одного из своих духовных учителей, Виламовица, о том, что Нарцисс – это не просто мифологическая метафора, действительно, в тех краях, где сложился миф о Нарциссе, эти цветы растут над источниками, проистекающими из земли в небольших прудах, а не фонтанирующими как из трубы. Но при этом он с опаской относится к размышлениям того же Виламовица о том, что имеющийся у нас гомеровский текст может нести на себе следы чернильных клякс его александрийских редакторов, готовивших книжное издание эпоса. Кереньи считает, что гомеровский эпос уже был не торжеством мифа, а его низведением на землю: если эпос начинают пересказывать герои повествования, то это уже создает минимальные условия гуманизации мифа. По сути дела, каждая книга для Кереньи – такой пересказ эпоса, который превращает его мифологически-ритуальный заряд в программу действий для целой эпохи. Только гораздо интереснее для нас сейчас, когда такой эпохой оказывается один человек – человеком-эпохой для Кереньи был Гораций, умевший празднично подать любое свое эстетическое открытие, пережив тем самым саму жизнь как подарок. Таким же человеком-эпохой стал для Кереньи Т.-С. Элиот, как первый поэт, не оставшийся в своем «возрасте», но посмотревший на «возраст поэта» как на предмет размышлений. И через этот возраст, бережного или пылкого восприятия традиции, оказываются оправданы и исторические гуманисты, филологи, знатоки античности – именно они смогли оживить древние строки, вчитав в них юные или зрелые чувства. Только, конечно, Кереньи не собирается ограничивать свой новый гуманизм философией возраста: еще важнее для него масштабность дионисийства в культуре, разрушительной силы исступления, которая могла бы все разрушить, если бы она не была и силой рождения, разрешения бремени, криком восторга, который уравновешивает темный младенческий плач. Но может быть, и плач ребенка – тоже слово, тоже логос бытия? Кереньи делает множество намеков на «религиозную психологию», на то, как познание канонических текстов, от древнего эпоса до Библии, выстраивает особое визионерство, видение запредельного – не от разгула воображения, но от собеседования сразу со многими музами, многими героями веры и героями жизни. Перепады эмоций, горести и сладости, сократовского Эроса и библейской «Песни Песней», становятся просто одним из правил чтения самых больших и важных книг. – А. Марков.
(Подробное размышление о книге будет опубликовано в журнале «Социологическое обозрение»)
Кереньи Карой. Мифология. / Пер. с венг. Ю. Гусев, О. Володарская, И. Самошкин, Н. Якубова. – М.: Три квадрата, 2012. – 504 с. – тир. не указан. – (Серия: Bibliotheca Hungarica, вып. 9).