Моше Левин. Советский век. - М.: Европа, 2008. - 680 с.
На рубеже столетий и в первые годы нового тысячелетия историческая наука предложила специалистам и другим заинтересованным лицам целую серию монографий, посвященных прошедшему веку. Последний рассматривается в них не столько как хронологическая последовательность событий, сколько как концепт, набор идеологий и практик, встроенных в тот или иной сюжет, центральный для мысли автора. Постепенно волна переводов этих книг в жанре подведения итогов доходит и до России. Работа Моше Левина "Советский век" - одна из них, причем ее английский оригинал издан всего два года назад.
Вот первое бросающееся в глаза отличие текста Левина от классических трудов по "советологии": автор не пытается обличить или возвысить советское общество. Его цель состоит в том, чтобы дать феноменологию советской реальности, а заодно и определить смысл "советского века" как политического явления. Интерес Левина обусловлен глубоко личными мотивами. Автор родился в Вильно в 1921 году, был советским колхозником, а затем офицером Красной армии. В 1945 году он эмигрировал в Израиль, где в университете Тель-Авива началась его научная карьера, продолжившаяся затем в Сорбонне и университете Пенсильвании (США). Биография, надо признать, не вполне типичная и чем-то напоминает жизненный путь другого специалиста по подведению итогов XX века - Эрика Хобсбаума (родился в Австро-Венгрии, наблюдал приход Гитлера к власти, состоялся как ученый в Великобритании).
На мой взгляд, основной недостаток текста Левина - это размытость предмета исследования. Исходя из деклараций автора (да и из большей части его аналитических выкладок), понятно, что книга посвящена проблеме политической власти в СССР. Но Левин, кажется, не придерживается никакой конкретной точки зрения на то, что должно являться носителем такой власти (и есть ли у нее носитель, - у автора вообще нет четко проговоренной теории власти). Поэтому Левин постоянно меняет тему своего повествования. Он может одновременно говорить о психологических особенностях советских вождей, о способах формальной и неформальной коммуникации внутри советской элиты, о механизмах постепенного разложения коммунистической партии (об этом ниже) и т.п. Какого-то единого представления о природе политической власти в СССР от этого, однако, не возникает, так что и заявленная автором цель, по-видимому, остается недостигнутой, и анализ - незавершенным.
Наиболее точная аналитика политической системы Левину удается в тех частях книги, где речь идет о Сталине и сталинизме. Автор описывает последний как способ шоковой модернизации страны в условиях нарастающего влияния советской бюрократии: сталинские репрессии против нее были в этом контексте весьма изобретательным способом двигаться вперед. Террор, разумеется, не мог продолжаться бесконечно, и в конечном счете бюрократия была обречена на победу. Так появилась на свет "номенклатура". Левин периодически скатывается к трюизмам о параноидальности вождя и формировании на этой почве специфических советских форм политики вроде показательных процессов над "врагами народа".
Тут же Левин начинает крайне любопытный анализ эволюции советского уголовного права и пенитенциарной системы, связь которой с главной тематикой книги остается весьма туманной. Возможно, автор имел в виду, что пенитенциарная система играла в СССР особенно важную политическую роль? Допустим. Но какое отношение к этому имеет, скажем, обсуждение условий быта заключенных сталинской и брежневской эпох?
Следующий скачок - и мы переключаемся на обсуждение проблем трудовых ресурсов в СССР. Данные, представленные здесь Левиным, действительно крайне любопытны и важны для понимания структуры советского общества. Он цитирует отчеты ведущих советских экономистов середины 60-х годов, свидетельствующие о том, что грядущий "застой" предсказывался ими. Однако связь этого вопроса с проблемами политической власти Левиным вновь не прописывается. Зато мы видим: над СССР сгущаются тучи - несмотря на попытки отдельных реформаторов переломить ход событий, экономико-политический коллапс системы, согласно автору, был неизбежен.
Это становится рефреном книги Левина - кризис, катастрофа, деградация. Весь "советский век" рисуется в ней как аномалия, отклонение от нормы и путь к пропасти. В равной степени это касается и политики, и экономики. Не берусь судить, насколько такой подход в принципе допустим в монографии историка, но услышать аргументы в пользу позиции о неизбежности краха СССР от автора все-таки хотелось бы. Без них создается ощущение (возможно, ложное), что мышление автора остается идеологическим.
Важная тема книги, которая несколько противоречит апокалиптическому рефрену, - это образ Юрия Андропова. Вряд ли Левин собирался писать руководителю КГБ СССР панегирик, однако из перспективы сегодняшней российской реальности его анализ личности и действий Андропова выглядит именно так. Генсек, последняя "твердая рука" в СССР, представлен как аналитик и интеллектуал, который умело противостоял диссидентам и Западу, но при этом понимал реальные проблемы своей страны и искренне пытался решить их путем структурных реформ экономики. Учитывая очевидные параллели между Юрием Андроповым и Владимиром Путиным, Левин невольно предлагает своим читателям из числа российских юношей, обдумывающих житье, задуматься.
Много страниц в книге Левина отдано традиционной работе историка - "развенчанию мифов". Левин привычно рисует ужасы сталинизма, но тут же оговаривается, что статистика жертв репрессий, приведенная Солженицыным и его последователями, является мистификацией. Он показывает, что КГБ брежневской эпохи не был наследником сталинского НКВД-МГБ - ни по методам, ни по своим полномочиям. А Владимир Ленин даже на пике своего могущества в партии большевиков, будучи председателем Совнаркома, не был "диктатором", потому что решения по-прежнему принимались строго коллегиально.
Это стремление к исторической объективности, по-моему, и становится главным плюсом книги Левина. Такой стиль дает надежду на то, что рано или поздно мы сможем говорить о советском прошлом без того специфического надрыва, который до сих пор делает невозможным осмысленный диалог сторонников и противников этого исторического опыта. Такие книги остро необходимы нашему обществу. По меньшей мере, как повод для рефлексии.