Книжные покупки Бориса Куприянова

Лет пять назад в «Фаланстере» встретились два незнакомых человека. Оба весьма примечательные. Один — «Вова-фашист», персонаж известный и даже знаменитый в «патриотических» кругах, последние десять лет торговавший у музея Ленина, вплоть до ликвидации развалов, фашистскими книжками. Другой — облаченный властью и положением. Вова подошел к известной персоне и стал требовать показать выбранные им книги. К чести второго покупателя, он, не сказать что охотно, но продемонстрировал объемную стопку книг. Вова стал рассматривать каждую книгу и комментировать: «Теперь я понимаю, КАКИЕ книги покупают враги русского народа. По этим покупкам можно составить портрет персоны Х и научиться с ней бороться». Ситуация была предельно некрасивая. Выдержка объекта Вовиного внимания (а особенно его телохранителей) была безупречна. Вова был раздосадован. Прокомментировать содержание книг он не мог, книги были очень разные, и ограничился комментарием по отношению к авторам. Когда фамилия была русского происхождения, он сообщал: «Подстилка жидовская», — когда любого иностранного: «Ну, это ясно: еврей». Замешательство вызвала только книга Кавабата, видимо, Владимир не знал, к какой из вышеперечисленных категорий его отнести — пришлось прочесть аннотацию. Пробурчав, что-то невразумительное про Курильские острова, комментатор смолк. Просмотр последней книги завершился паузой, да такой длинной, что даже Станиславский бы не выдержал. Никак «патриот» не смог «составить интеллектуальный портрет врага русского народа». Володя вышел из положения: предложил купить с десяток кассет с фашистскими маршами, услышав ответ, что собеседник не обладает кассетным магнитофоном, вздохнул и заверил, что при следующей встрече обязательно захватит CD. «При следующей встрече обязательно куплю», — заверило его официальное лицо. Этот длинный анекдот приведен здесь по двум причинам. Во-первых, выбор купленных книг отнюдь не всегда соответствует профессиональным интересам покупателя. Не зная, кто является хозяином книг, приобретенных в магазине, даже политически ангажированный наблюдатель не сможет определить профессию, положение, характер человека (если, конечно, все книги не являются пособием по ремонту автомобиля или учебниками). Вы сможете лишь констатировать: в такой-то день персона N интересовалась / заинтересовалась следующими.

* * *

Юлиус Эвола. Лук и булава. СПб.: Владимир Даль, 2009. 384 с.; Вадим Руднев. Энциклопедический словарь культуры ХХ века: ключевые понятия и тексты. Издание 3-е, дополненное и исправленное. М.: Аграф, 2009. 543 с.

Большое количество моих друзей, в свое время отравленное пересказами Дугина, до издания Эволы говорили о нем чуть ли не с придыханием. По мере выхода книг почти все любители итальянского традиционалиста перестали о нем говорить или, вспоминая увлечение юности, начинали стесняться. После выхода «великой» книги «Оседлать тигра» многих поклонников постигло разочарование. Прошу прощения за цитату: «Гетмановщина оказалась дешевой опереткой». Сборник эссе «Лук и булава» не стал исключением. Читая книгу, не мог избавиться от ощущения: подобное я уже читал. Только прочтя эссе «Психоанализ лыжного спорта», говорящее, что альпинизм это восхождение, а горнолыжный спорт – падение с захватывающим азартом (как не вспомнить увлечение некоторых наших политических деятелей), я вспомнил: Вадим Руднев «Энциклопедический словарь культуры ХХ века» (очередное переиздание, изрядно дополненное, вышло не более двух месяцев назад). Надо признать, построения Руднева оригинальней и не столь очевидны. Старую книгу потерял, новую читать скорей всего не буду. В качестве же знаковой книги решил, что словарь необходим.

* * *

Татьяна Соловей, Валерий Соловей. Несостоявшаяся революция: Исторические смыслы русского национализма. М.: Феория, 2009. 436 с.

Мой левый друг говорил о Соловье: «Человек не глупый, но враг», — и даже был готов к какой-нибудь публичной полемике (что для большинства левых вообще невозможно), а умеренно правые его иначе как «умницей» не называли. Конечно, трудно не купить книгу, на которую получал отзывы с разных сторон баррикад. Книга не показалась мне открытием. Хотя натолкнула на определенные мысли. Идеи, разделяемые либералом, если отбросить эмоции, близки умеренному националисту. Французская и Английская буржуазные революции — начало и одного, и второго явления. Они породили национальные государства и декларировали «священные» права частной собственности. Соловей утверждает, что имперская модель развития России строилась на «внутренней колонизации русского народа». «…Фундаментальная проблема имперской политики — противоречие интересов русского народа и имперского государства — в принципе, не имела и не могла иметь удовлетворительного для обеих сторон решения». Вообще, идея не нова. Видимо, основным считается другой тезис: русский национализм был «революционной» идеологией, направленной на подрыв империи. «Демократическое преобразование общества возможно лишь в националистических формах, что доказывается историей и актуальной практикой подавляющего большинства современных демократических государств». Странно, я, по серости своей, считал, что наднациональная, универсалистская модель построения общества более прогрессивна, чем национальное государство, оставшееся в XX веке. И с четвертого класса знал, что возможен прыжок из феодализма в социализм (коллективизация отарских хозяйств).

* * *

Лия Гринфельд. Национализм. Пять путей к современности. М.: ПЕР СЭ, 2008. 527 с.

Лия Гринфельд тоже рассматривает историю возникновения национализма. Книга не отрицает, но и не подтверждает умозаключение Соловья. В качестве базы она рассматривает становление национализма на примере пяти государств: Англии, Франции, России, Германии и Америки. Гринфельд подчеркивает: пути (в отличие от причин) и движущие силы становления национализма были совершенно разными. Если в одних странах национализм продвигался антиаристократическим городским бюргерством, то в других, напротив, знатью. Книга в высшей степени полемична, тем интереснее ее читать. Надо признать, что глава о России не самая сильная, скорее всего, вина лежит не на авторе, а на выборе источников. Гринфельд подчеркивает важность вклада национализма в формирование современной цивилизации, при этом она допускает: «Выбор национализма вовсе не был неизбежным. Так же, как и не было неизбежным и, безусловно, ни по форме, которую этот процесс в результате принял, ни по времени, когда это произошло, — исчезновение старого общества». (Я, наверное, могу успокоиться с «отарскими хозяйствами».) Автор делает обнадеживающие выводы (несмотря на постоянную полемику с Марксом), предполагая конец идеи национализма, как основной парадигмы современного мира: «Национализм — явление историческое. Он появился в одну эпоху и может исчезнуть в другой. Но если это произойдет, мира, в котором мы живем больше не будет — и другой мир, настолько же отличающийся от нашего, насколько сословное общество отличалось от заменившего его национализма, в свою очередь, придет на смену национализму».

* * *

А. Г. Менделеев. «Куда влечет нас рок событий?»: Газета эсеров «Революционная Россия»: пропаганда и терроризм. М.: Издательство РАГС, 2008. 528 с.

При всей симпатии к эсерам, книга производит самое грустное впечатление из всех описанных. Автор провел титаническую работу: прочел весь архив важной газеты начала ХХ века. На 540 страницах изложены и пересказаны почти все материалы «Революционной России», масса фактического материала, газетных публикаций, мест из переписок, источников, книг о революционном движении, столь труднодоступных сегодня. Однако строки самого автора, когда он отклоняется от изложения, делает выводы или вдается в лирические отступления, заставляют хвататься за голову. Язык, стиль, логика — все против автора. Трудно заставить себя прочесть исторический текст, второй абзац которого начинается с предложения: «Виктор и Владимир любили Волгу». Виктор и Владимир это соответственно Чернов и Л енин, если вы не догадались. Наивность повествования, банальность выводов. Кажется, что при попытке популярно (тираж книги 150 экземпляров!) изложить историю эсеров, автор берет пример с Радзинского. С той лишь разницей, что Радзинский, рассказывая о Ленине или Екатерине Великой, актерством, спекуляцией и домыслами прикрывает незнание фактического материала, который в изобилии известен Менделееву.

* * *

Михаил Лифшиц. Почему я не модернист? М.: Издательство «Искусство — ХХI век», 2009.

Пристрастия многих российских интеллектуалов к Михаилу Лифшицу никогда не разделял. После прочтения мне приходится делать вывод, что любовь к Лифшицу либо проявление радикального постмодернизма, отрицающего модернизм и самого себя, либо махровый догматизм, принятый, к сожалению, в левой среде. Конечно, я не профессионал, а всего лишь читатель, и ко мне применима фраза Михаила Александровича: «Да он даже всего Гегеля не прочел!» (между прочим, эта фраза посвящалась учителю — Лукачу), ставящая крест на дальнейшем разговоре. Ненависть советского философа к авангарду и модернизму носит не совсем научный характер. Он ставит знак равенства между модернизмом и фашизмом. ОК , но тогда мы отрицаем модернизм в марксизме и левой идеологии. Лифшиц демонстрирует подмену (подмен и прямых логических подтасовок в сборнике много): Модернизм = фашизм, коммунизм ≠ фашизм, все левое в XX веке кроме марксизма = модернизм. Вывод делайте сами. Эта большая работа для советской идеологии: отрицание любых претензий на левое и на марксизм без одобрения ЦК КПСС . Приватизация Маркса, если угодно. Очень хочется узнать мнение Лифшица о Бойсе, Имендорфе, Сикейросе и Р ивере, но о них в книге нет ничего. Не могу удержаться от нескольких цитат (все цитаты взяты из публицистических статей): «Одним словом, бывают хорошие модернисты, но не бывает хорошего модернизма». Или: «Они [издатели журнала Cahiers d’art] вовсе не ждали такого поворота событий со стороны пришедших к власти мелких бесов литературной богемы, бульварных писателей, излагавших миф двадцатого века языком Ницше и Ш пенглера, разведенным слюной бешеной собаки», — сразу видно: философ писал. Михаил Александрович питал любовь к «Мастеру и М аргарите»: «Женщине [Маргарите] обаятельной, живой, умеющей себя держать с достоинством, грацией настоящей королевы, немного ведьме, ибо хорошей женщины без этого не бывает». Подобными пошлостями книга пестрит. Назначенный, кстати, на службу в Третьяковку во время войны, он ходил в музей в военно-морской форме с кортиком. Лифшиц утверждает, что фашистский реализм — никакой не реализм, а модернизм, а Булгаков, напротив, — реалист. Бог с ним. Странно читать в книге постоянную критику культа личности и репрессий. Мне повезло услышать воспоминания о встрече в 1937 или 1938 году на квартире вдовы Луначарского. Собравшиеся обсуждали знакомых, которых «забрали», хозяйка квартиры предположила, что произошла ошибка. На что Михаил Александрович поправил: «У НКВД ошибок не бывает». Сталинисту Лифшицу, как и многим, ХХ съезд открыл глаза?

* * *

Терри Иглтон. Марксизм и литературная критика. М.: Свободное марксистское издательство, 2009. 112 с.

Иглтон почти не переведен на русский язык, о чем приходится только жалеть. Данная брошюра — очень краткий пересказ взглядов Маркса, Энгельса, Беньямина, Брехта, Лукача на искусство. От Марксовой надстройки до «производства искусства» Брехта. Такие «методички» сейчас необходимы. Кирилл Медведев выработал совершенно правильный метод — с помощью небольших карманных книжечек познакомить читателей с азами современной левой теории. Видимо, подобным методом выпуская упрощенный краткий текст, пользовался и Иглтон в 1976 году. Автор считает, что литературная критика невозможна без идеологии, так как литературы, лишенной идеологии, просто нет. В отличие от марксистов, другие литераторы и публицисты склонны скрывать свою идейную и ценностную базу, прикрывая ее различными идеологиями как формами ложного сознания. Анализируя текст литературно, можно безошибочно определить его идеологическую направленность и вычленить идеологию. Иглтон блестяще делает это, разбирая текст Хайдеггера о Гельдерлине.

* * *

Пол Эдвард Готфрид. Странная смерть марксизма. М.: ИРИСЭН, 2009.

Готфрид пишет некролог, а выходит книга с забавными наблюдениями. Некоторые наблюдения справедливы, некоторые — откровенные подтасовки. Автор говорит о «культурном марксизме», марксизме как методе работы некоторых активистов и интеллектуалов, вписанных в капиталистическую систему и стоящих на данных позициях только методически, но отнюдь не идейно. (Почему-то вспоминаются российские легальные марксисты). Явление не новое, и Америку Готфрид не открыл. Далее автор делает выводы о мировом заговоре и прочей белиберде, анализируя феномен «культурного марксизма». Автор считает, что раскрывает глаза читателям, говоря о смерти, маргинализации и консервативности промышленного рабочего. Еще одно изобретение после «Америки» — велосипед. Не стесняясь, перевирает цитаты и смыслы, вроде того, что Коммунистическая партия Франции сократилась более чем в два раза. Странно, что эта партия — сталинистская, а затем просоветская — до сих пор существует. Общее число членов левых партий во Франции за десять лет увеличилось. Пол Готфрид борется с мертвым Карлом Марксом, но игнорирует живой марксизм, не замечает подъем левых движений ни в Европе, ни в Латинской Америке. Весьма избирательный взгляд.

* * *

Ханна Арендт. Эйхман в Иерусалиме. История обыденных злодеяний. М.—Иерусалим: ДААТ/ Знание, 2008. 328 с.

Нечестно с моей стороны повторяться, ведь я уже писал в Пушкине о другом переводе этой книги. Проблема в том, что данное издание и «Банальность Зла» — хорошая иллюстрация искажения смысла. Приведем одну фразу из эпилога книги в двух переводах (на смысловую разницу данной ключевой фразы книги («For politics is not like the nursery; in politics obedience and support are the same») обратил мое внимание Олег Аронсон). Перевод «Европы»: «Но политика — это не детский сад, в политике исполнительность и поддержка это одно и то же». «ДААТ »: «Политика же — это не детский сад, в политике повиновение и оказание поддержки означают одно и то же». Почувствуйте разницу! Насколько я понимаю, можно говорить о сознательном искажении текста в первом случае.

* * *

Михаил Маяцкий. Курорт Европа. М.: Ад Маргинем Пресс, 2009. 176 с.

Книгу можно рассматривать, как диагноз. Михаил Маяцкий предполагает, что Европа исчерпала свой технический потенциал и должна превратиться во «Всемирную здравницу», извините, курорт, чем-то напоминающий индейские резервации или побережье Вьетнама. Диагноз не утешительный, и ни один европеец с ним не согласится. Выводы автора интересны тем, что они построены не на политологических, экономических или каких либо других основаниях, а на наблюдениях ученого за изменениями культурной ситуации. Европа, по мнению автора, уже не может претендовать на серьезную роль в мире, зато обладает прекрасной кухней, отличными пивоварнями, роскошными магазинами и вообще удобным и, возможно, лучшим сервисом, как коммерческим, финансовым, так и культурным. И естественная ее эволюция — это эволюция в сторону курорта. Посмотрите: целые регионы средиземноморского побережья Франции, Каталонии, Адриатического берега Италии, Сардинии; многие города, такие как Париж, целые страны, наподобие Кипра, Мальты или Хорватии, живут за счет туризма. Может, это реальность? Приезжий турист в Германии видит немецкий порядок и как экспонаты — работящих, вежливых немцев.

Как-то все очень мрачно получилось, никакого позитива, пойду куплю другие книги.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67