Дерзкое убийство священника Даниила Сысоева – это не просто тяжкое преступление против личности или в высшей степени аморальный акт в отношении крупнейшей религиозной конфессии России. Это экзистенциальное в своей трагичности событие, являющиееся сигналом для переосмысления всей целостности современной религиозной ситуации в России.
Этнорелигиозный консенсус
Если вынести за скобки политкорректную конъюнктурную болтовню российских религиозных менеджеров, журналистов и просто «профессиональных» комментаторов о вероятных мотивах данного преступления, то единственное, что заслуживает внимание – это личность погибшего священника, являвшегося не только активным и бескомпромиссным православным миссионером, но проповедовавшего, главным образом, среди представителей второй по численности после православия традиционной конфессии России – ислама. Поэтому вне зависимости от того, какими были в действительности цели и мотивы преступников, насильственная смерть священника-миссионера, основной задачей которого в последние годы являлось обращение российских и иностранных мусульман в православие, по-новому ставит проблему взаимоотношения крупнейших традиционных конфессий России.
Со времени обретения свободы вероисповедования в СССР и государственного суверенитета Российской Федерацией между государством, с одной стороны, и крупнейшими по числу верующих конфессиями России, с другой, существовал своеобразный политико-религиозный консенсус, призванный обеспечить мирное сосуществование и эффективное взаимодействие данных религиозных групп между собой, а также с государством и обществом. В основу данного консенсуса были положены два фундаментальных принципа современной религиозной политики государства. Во-первых, де-факто привилегированное отношение государства к так называемым традиционным конфессиям России, к которым относят православие, ислам, буддизм и иудаизм. Во-вторых, принцип так называемой «канонической территории» конфессии, нигде не прописанный законодательно, но функционирующий практически официально на региональном уровне, выступая инструментом осуществления принципа «традиционности» российских религиозных традиций. Принцип канонической территории был изначально сформулирован сотрудниками Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата в борьбе с экспансией сектантов и католиков в 1990-е годы, но позднее был неофициально взят на вооружение российскими чиновниками. На практике он означал деление российского народа в религиозном отношении по этноконфессиональному признаку, когда представители всех «исторически» православных народов России вне зависимости от наличия у конкретных людей религиозной веры априори записывались в православные, все представители мусульманских народов – в мусульмане и т.д. Данные принципы в какой-то мере успешно функционировали в качестве защитной стратегии традиционных религий народов России, помогая им побеждать в конкурентной борьбе «нетрадиционные» для России религиозные организации, часто осуществляющих успешную религиозную экспансию на «чужой территории» за счет щедрого финансирования из-за рубежа.
Но проводя политику подобного этноконфессионального консенсуса власть, по-видимому, упустила из виду, что религиозные конфессии имеют не только национально-политическое, но и духовно-мистическое измерение, выражающиеся, например, в форме религиозной миссии. Иначе говоря, потребность в миссии на «чужой» территории может иметь не только политические, как в случае некоторых иностранных сект, но и внутренние духовные причины. Религиозная миссия может и должна быть характерна для любой истинной религиозной традиции, в том числе и для традиционных религий России, и что особенно важно не только внутри, но и вовне определенных для них государством и институтами религиозных традиций конфессиональных границ. Другими словами, современный политико-религиозный консенсус в России может не только нарушаться извне, но и разрушаться изнутри, т.е. вследствие взаимоотношений между самими традиционными религиозными конфессиями. Именно такую ситуацию и характеризует контекст убийства выдающегося православного миссионера отца Даниила, вне зависимости от конфессиональной принадлежности конкретных виновников данного преступления.
Провал консенсусного принципа
Православный священник осуществляет активную миссию среди представителей мусульманских народов в Москве и много раз становится жертвой угроз. Мусульманские активисты развязывают против него пропагандистскую компанию. Одна мусульманская журналистка даже подает на него заявление в прокуратуру, «за оскорбление ислама». Впрочем, это заявление так и не было удовлетворено. Некоторые российские религиозные деятели называют отца Даниила «православным ваххабитом» и российским Рушди, видимо намекая на весьма вероятную печальную участь его миссии. Друзья священника в связи с постоянными угрозами обращаются в МВД за защитой, на что также не следует никакой реакции. Когда же конфликт заканчивается наглым убийством священника в храме, становится очевидным, что инициированный государством и поддержанный традиционными конфессиями политико-религиозный консенсус в России перестал существовать. Поскольку консенсус сам по себе заключается не в вербальном согласии всех сторон с каким-то положением вещей, а в отсутствии принципиальных возражений при принятии общего решения. Не миссионерская деятельность отца Даниила, а его убийство по религиозным мотивам, как прямой антигосударственный акт, отрицает сложившийся политико-религиозный консенсус в отношении российских традиционных религий.
Суть конфликта в том, что религиозная миссия одной традиционной российской конфессии в отношении другой вытекает не из логики политических проектов, а из внутреннего духовного содержания религии. При этом представители традиционной религиозной конфессии, ставшей «объектом миссии» со стороны другой традиционной конфессии вполне оказываются способными реагировать на конфессиональную «конкуренкцию» исключительно средствами традиционного общества из арсенала борьбы религий или цивилизаций за пределами любых рамок правовых инструментов, предусмотренных законами Российской Федерации. Власть же, в свою очередь, на данный прискорбный для всего российского общества прецедент просто никак не реагирует.
Этот трагический случай проявил всю слабость и несостоятельность идеи поддержки государством традиционных российских конфессий по этноконфессиональному признаку или на основе принципа «канонической территории». Уже в борьбе с экспансией католиков в России в конце 1990-х годов, этот принцип, выдвинутый в качестве защитной стратегии российского православия, обнаружил свою двусмысленность. Когда в 2002 году Ватикан принял решение основать новые католические епархии в России и назначил своих епископов в российские города, Русская Православная церковь пыталась защитить себя в первую очередь, используя принцип «канонической территории», предполагающий, что в одном городе может быть только один христианский священник. Такой довод, конечно же, не мог вызвать ничего кроме усмешки у католиков, поскольку подлинно христианским в этой церкви считается только католическое, а церкви, которые называют себя христианскими, обозначаются католическими теологами наравне со всеми остальными религиями просто как «некатолические». Поэтому, естественно, что миссия католиков в некатолических странах не может сдерживаться, по мнению ватиканских теологов, такого рода уловками, несмотря на то, что православные и протестантские теологи, иначе толкуют понятие христианской церкви, признавая в качестве таковой и своего традиционного исторического оппонента – католичество. Отсюда напрашивается вопрос: возможен ли консенсус между столь разнородным содержанием понятий «католический» и «христианский»? Политический консенсус на недолгое время, несомненно, возможен, религиозный и на продолжительное время – бесспорно, невозможен никак.
Что дальше?
В России, с середины 1990-х годов, существовал ярко выраженный политический консенсус во взаимоотношениях между традиционными религиями, поэтому логично и естественно, что его время подошло к концу. Государству и институтам религиозных традиций России следует задуматься над необходимостью формулирования нового консенсуса в религиозной сфере на основе поддержки и солидарности с духовными ценностями и стратегическими целями развития российских традиционных религий. Этот консенсус должен осуществляться исключительно на правовой основе в соответствие с российским законадательством, не унижая религиозные институты и самих верующих использованием политических и этноконфессиональных инструментов. В этом случае бесспорно будет найдено эффективное правовое решение, устраняющее любые политические и этнические коллизии в отношении идеи «тотальной миссии», характерной для обеих крупнейших российских религиозных традиций – христианства и ислама.
Отец Даниил был ярчайшим представителем идеи «тотальной миссии», не только противопоставляющей себя любой политической и этноконфессиональной конъюнктуре, но и настаивающей на религиозной миссии в любых условиях, в том числе там, где она может караться смертью. Он был настоящим православным священником и учеником Христа. В призыве: «Идите и научите все народы», - отсутствует политическое и этническое измерение.
Отец Даниил – подлинный рыцарь веры, который заслужил такую смерть – смерть мученика за веру.
Призывы к мести со стороны называющих себя патриотами – признак полного отсутствия понимания христианской традиции мученичества. Согласно христианскому преданию, святой Киприан, епископ Карфагенский, щедро заплатил своему палачу, поскольку палач прославил его мученичество.
Погибший за веру священник не был в буквальном смысле патриотом России, поскольку подлинной Родиной христиан считал Небесный Град, а не земное Отечество. Вот как он сам выразил свои убеждения в интервью ноябрьскому номеру журнала "Нескучный сад":
"Церковь всегда служила России"– но вместо всего этого я предлагаю вернуться к забытым многими словам Писания:"...не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего" (Евр. 13: 14). Наша единственная и вечная Родина – это небо. Там живет наш Отец, там наши сограждане – святые, там Церковь найдет вечный покой после долгой войны с дьяволом.
Мы не националисты, ибо во Христе и в Его Церкви уже нет наций. Мы, бывшие русские и татары, евреи и американцы, стали одним новым народом Завета. Мы молимся и болеем сердцем за то, чтобы как можно больше людей ввести в Небесный Дом".