Прощание с суперменом

Обсуждение фигуры супергероя вроде бы ставит того, кто его описывает, в позу уязвленного, среднего человека, непременно кому-то завидующего. Но такая ущербность поверхностна, ведь высшее начало всегда вызывает споры. Не только подобное тянется к подобному, но и подобное – к бесподобному. Человек, тем более зритель, нуждается в ориентире; идеал часто нам преподносят в виде личности супергероя, что крушит на пути и обычных, и своеобычных, храбрых и полуживых. Словом, всех, кто не с ним, кто ему неподвластен.

Супермен – это прима. Супермен превращает всех в кордебалет. От него, обнаруживающего сверхчеловеческие способности, ждут тех необычайных подвигов, на которые неспособны другие. На супергерое лежит моральная обязанность совершать чудеса, и если он ошибается, то мир начинает шататься. Такая фигура в кино отчасти связана с американской идеей о мировом заступничестве, отчасти – с религиозными или же богоборческими мотивами. Но если судить по тому, каким образом кинематограф изображает «супергероев», то можно сказать, что в качестве ориентиров публике необходимы «герои» и «мэны»; супергероев не жалуют. Недавний пример – дилогия «Железного человека», где с героем Дауни-мл. не то, чтобы не церемонятся, его по-прежнему боятся и превозносят, но обходятся с его способностями настолько утилитарно, что даже стремятся «национализировать», поставить на службу отечеству. Подобная мысль может прийти только сытому обывателю, беспокоящемуся за безопасность, но не человеку в автократическом государстве. Обмирщение символа, превращение его в чиновника, в слугу народу – мысль почти что кощунственная, но актуальная.

Зрители нуждаются ныне не в супергерое, а в первом среди равных. Таком, как Робин Лонгстрайд из «Робина Гуда» – храбром, умелом воине, воине-объединителе, способном и словом на битву позвать и противника в честном бою поразить, и при этом – самозванце, плуте, выдавшим себя за Робина Локсли. Либо похожем на грустного сапера из «Повелителя Бурь», буднично в чем-то копающегося под самым боком у смерти. Либо - на Викуса ван дер Мерве из «Района № 9»: превращаясь из человека во что-то неудобоваримое, он сохраняет лицо не в прямом, а переносном смысле. На Малика Эль Джебена из «Пророка», поставившего на колени корсиканскую мафию во французской тюрьме.

Если следить за лауреатами «Оскара», то статистика следующая. В 2008 году эпические ленты оказались на периферии внимания, уступив свое место таким лентам, как «Джуно» или «Старикам тут не место». В 2009 году, наоборот, больше внимания было приковано к необычным способностям героев «Миллионера из трущоб» и «Загадочной истории Бенджамина Баттона», но супергероев в них тоже не было. Исключение – «Темный рыцарь», но и его почти забыли или скоро забудут. Оскар-2010 стал ареной борьбы раздвоенного «героического»: «Аватар» проиграл «Повелителю бурь»[1].

Эти большие грохочущие трансформеры пасуют перед Валли и Зевой. Ожидаемо, очень логично. И нужно приветствовать эту тенденцию в американском кино: все очень культурно и мелкопоместно. Небольшие дома, ипотечное кредитование, милые кости, серенький бьюик. Гостиничный романтизм: мне бы в небо. Адюльтер в командировке. Дорога перемен. Но сквозь эти унылые шторы бьется тоска, небольшой человек постоянно ищет ответов. Пышная мгла светится изнутри, и это бессмысленно критиковать.

Российское же кино не предложило за десять лет ни одного внятного супергероя. Антон Городецкий обоих «Дозоров» - быть может, последняя из попыток. Отдадим должное советскому кинематографу: воспроизводство земных героев с вполне определенными характеристиками было поставлено на поток. Но кто сейчас хочет стать в чем-то похожим на героя «Края» Учителя? Контуженного машиниста, мчащегося с бешеной скоростью по нашим окраинам, пусть даже и к светлому будущему российских железных дорог? Или на Александра Невского из фильма Каленова (2008 года), где княжеская дружина князя больше похожа на группу братков из Тамбова[2]? Убедительны у нас только скромные персонажи – безобидные сумасшедшие, несчастные милиционеры, печальные гастарбайтеры, скучные живописцы. Гиганта, циклопа экрана нынешняя эпоха пока что не может создать.

Можно сравнить подобную тенденцию с развитием исторической науки. Если, к примеру, Томаса Карлейля интересовали, прежде всего, герои, столпы, влияние их на историю, то двадцатое столетие с его культом «среднего человека» интересовалось чем-то иным. И если в первой половине прошлого века Люсьен Февр мог жаловаться на то, что его современники не написали ни истории любви, ни истории смерти, жестокости, жалости, то в наше время «мы имеем историю повседневности в разных вариантах, вплоть до истории еды и истории запахов»[3].

При этом нельзя говорить, что супергерой не нужен обычному человеку. Ему необходимо, пусть на экране, доказательство подвига, его символическая реальность. Сверхчеловеческое исчезло из истории, политической философии. Его суррогаты – в гороскопах и сонниках, книжечках о погоде, мятых кроссвордах, и, безусловно, – в кино. Где же заступник от злых и косматых? Где же тот славный вампир? Принц-полукровка на белом коне?

Такие фигуры будут всегда. Возможно, они год за годом будут к нам приближаться: да здравствует демократия, долой монархию образов! Представьте: спустя десять лет герои станут настолько трусливыми и бессердечными, что нам будет за счастье следить за их поступками. Радость: мы не такие – будет греть нас после тяжелого дня или на выходных, когда всякая свежая мысль кажется чудом. Впрочем, подобный процесс бессмысленно так представлять. Экран влияет на зрителя, мы же – на образы в фильмах. Мы будем меняться, неясно какими мы будем, и от этого изменения зависит жизнь киногероев. Идеал мужества, может быть, через десятилетие покажется нашим потомкам смешным и уродливым

Вот почему бессмысленно восхищаться человеком-пауком, Гарри Поттером, героями «Сумерек» или Терминатором. Поттер мог бы отражать веру в могущество академической науки или магической лженауки (в зависимости от ракурса), Человек-паук – всевластие добрых мутантов, «Сумерки» – сов-полуночников, Терминатор – игривой техники. Но главная аудитория подобных фильмов – не профессура, не пауки, не совы, и не роботы соответственно. Подобные коннотации здесь невозможны, уберменши – рельефные экспонаты музея кино, а не живые герои. Люди стремятся к дыханию близкого человека, а не к синему взгляду машины. Неясно кого, кроме детей или археологов, могут всерьез волновать эти персоны.

И вопрос даже не о старости кинематографа, упадке большого стиля и поиска новых форм. Эти вопросы – вне поля зрения. Рассеянность взгляда, размывание четкой иерархии, боязнь чего-то тотального, бескомпромиссности подвига, жестокой константы необходимо удаляет нас, склонных в быту ко всяческим компромиссам, от личности супергероя. Мы оставляем веру в серьезность его фигуры нашим же детям, после чего супермен неизбежно становится слишком наивным, недееспособным, свободным от лишнего мужества, хрупким, воздушным.

* * *

[1] Примечательно, что российские прокатчики не стали дословно переводить название ленты Кэтрин Бигелоу. «Hurt Locker» (варианты перевода: «ящик проблем», «контузия», «сотрясение», либо же имеется в виду защитный костюм сапера) – именование гораздо более скромное, чем его русский аналог.

[2] Примечательно, что соратники Робина Лонгстрайда ведут себя почти точно так же, что и Гаврила Олексич и др, хотя первые – простолюдины, а последние - дружинники; оба режиссера максимально сближают поведение современных людей и тех, кто жил за восемьсот лет до нас.

[3] Савельева И.М., Полетаев А.В. Классическое наследие. М, 2010. С. 182.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67