Про метро

Mitrofanov Sergey

Метро - естественный инструмент социологии, хотя и задуманный для другого. Каждый день под землю в прямом, а не в переносном смысле уходят миллионы, чтобы затем оказаться в плоскостях иных уровней - работы или дома. Сталкиваясь друг с другом, двигаясь в одном, а то и в другом, параллельном и перпендикулярным направлениях, все вместе они являют идеальный случай - по версии недавно умершего философа и социолога Александра Зиновьева - коммунальности. Следовательно, должны быть одинаково заряжены почерпнутыми в метро социопсихическими импульсами, которые потом претворяют в жизнь. Причем если буквально следовать теории, то и все метро в мире должны стремиться к одинаковости, а все люди, спустившиеся под землю и объединенные одинаковой социологией метро, должны ковать одинаковую подземную, а то и надземную политическую реальность.

В общем-то, я просто хотел описать метро и не думал говорить конкретно на эту тему. Однако раз так вывело перо, то продолжим: мысль-то перспективная.

Действительно, в каком-то смысле все метро в мире одинаковые. Везде они под землей. (Хотя, гм, есть и над землей - например, ветка от станции Киевская до Крылатского или ветка от Пляс де Клиши, уходящая к Белльвилю.) Везде надо платить. Несомненно, везде поезда ходят по рельсам. (В Париже, правда, у многих поездов колеса с шинами, что отличает их от классических поездов.) И везде - ну, какое бы еще придумать соответствие? - множество станций, что делает метро источником мифологии про то, как запутанность структуры в конечном итоге становится латентной техногенной катастрофой. Ну, там возникают лента Мебиуса, провалы во времени, а то метро прорубается в такие подземные пласты, из которых вдруг начинают лезть доисторические тараканы.

Но, собственно, являются ли эти примеры доказательством теории Зиновьева?

Не знаю, но, как ни странно, за него опять-таки искусство. Еще до развития идей коммунальности, в 1985 году во Франции (это тогда, когда Люк Бессон был настоящим Люком Бессоном) вышел ставший теперь классическим фильм "Подземка". Если профильтровать сюжет, то он как раз будет про то, что в метро складывается цивилизация андерграунда, лузеров, то есть персонажей, выкинутых с поверхности официальной социальной жизни. И в какой-то мере это метафора самого реального положения дел. Причем не 1985 года, а 2007-го. Не Франции или Америки, а России.

В современном метро российские сливки общества давно уже не ездят, предпочитая париться в пробках. И не потому, что удобней париться в пробках, а потому, что такова социальная сегрегация. Гибнут, а ездят на машинах. В колесницах, как патриции. Когда на радио какой-то то ли партийный, то ли профсоюзный профбосс (а может быть, совмещающий и то и другое и это был Исаев?) живописал народные нужды, между прочим, выяснилось, что он не знал, сколько стоит билет в метро, и этот случай нормально вписывается в рассматриваемую нами ситуацию.

Ситуация подземного мира всегда была не чужда миру писателей России, которые почему-то уходили в своих фантазиях даже дальше, чем западники, в спектр мрачнейших ассоциаций.

"2033 год. Весь мир лежит в руинах. Человечество почти полностью уничтожено. Москва превратилась в город-призрак, отравленный радиацией и населенный чудовищами. Немногие выжившие люди прячутся в Московском метро - самом большом противоатомном бомбоубежище на земле. Его станции превратились в города-государства, а в туннелях царит тьма и обитает ужас. Артему, жителю ВДНХ, предстоит пройти через все метро, чтобы спасти от страшной опасности свою станцию, а может быть, и все человечество" - таково краткое содержание футуристического романа Дмитрия Глуховского "Метро-2033", который я читать, конечно же, не буду и вам не советую. Там все случилось после ядерного удара США, но интересно то, что "План Путина", видимо, не сработал. А это странно.

Не странно, однако, то, что мысли наших авторов апокалипсичней, чем их. Ведь наше метро глубже, чем, допустим, парижское! Изначально оно вообще работало не как метро (хорошо, согласен - не только как метро!), а как:

а) демонстрация имперского могущества. В этом смысле "Комсомольская" мне всегда безумно нравилась, там два яруса с римским колоннами. "Комсомольская" работает с 1935 года, но только на днях придумали, как использовать второй ярус: по нему пустили пассажиров на переход, запутав ложными указателями;

б) режимный объект. Долгое время в Московском метро было запрещено фотографировать, наконец - не скоро и не сразу - позволили фотографировать лишь иностранцам, поскольку те ходили группой с экскурсоводом и им было затруднительно каждый раз объяснять, почему они не могут привезти на свои капиталистические родины доказательства советской лепоты;

в) бомбоубежище в случае атомной бомбежки, ежели таковая вдруг прервет триумфальное развитие страны. На каждой старой станции были смонтированы специальные свинцовые сейфовые ворота. Мне всегда было интересно посмотреть, как они закрывались и будут ли потом открываться. На новых станциях этих ворот почему-то не было, как будто там атомной бомбежки боялись меньше, а в последнее время я их не замечаю и на старых. Странно, что я совсем не обратил внимания, когда, как и куда их унесли;

г) средство наглядной агитации. На станции "Площадь революции", например, изображена динамика российского политического космоса - от партизан и революционеров с гранатой к мирным колхозникам и младшим научным сотрудникам. Хотя, с другой стороны, если двигаться по станции в обратном направлении, то получится наоборот - от мирных колхозников и младших научных сотрудников к революционерам с гранатой и партизанам. Получилось очень философично!

Московское метро - глубокое. Отсюда, наверное, патриотическая идея, что оно может быть безгранично глубоким, продлеваясь на некое Метро-2, уходящее вдаль тайными станциями, бункерами, законсервированными, современно оснащенными больницами, парикмахерскими, гостиницами, банями и даже аквапарком. Это метро исходит из Кремля и уходит к Балтийскому морю или в Швейцарию.

По легенде, Метро-2 ждет какого-то часа Х, надраенное, отполированное до блеска, как кабинет генералиссимуса.

Метро-2 - сооружение уникальное, как чудо света. Глубокое, как Останкинская телебашня, в смысле если ее перевернуть и с размаху загнать в землю острием вниз (непонятно, правда, зачем бы это нам потребовалось). И длинное, как страна. Опасное, как КГБ. Безопасное, как ПВО.

Его не достать из космоса американскими радарами, потому что оно сказочное. И оно, на радость Игорю Чубайсу, соединяет все разорванности русской истории, о чем свидетельствует хотя бы то, что один из отсеков, по слухам, символично попадает на тщетно разыскиваемую библиотеку Ивана Грозного.

Библиотеку Грозного тщетно ищет Герман Стерлигов. Вообще-то, он ее почти нашел, но проблема в том, что план Метро-2 секретен и гражданским историкам пока еще не открыт.

Однако вся эта мифология рождена на поверхности и фактически является влиянием поверхностной коммунальности на коммунальность подземную. Возможно даже, что и отражением некой ревности надземных людей к подземным, столь интересно проводящим время, что выразилось в специальном законе Думы, запрещающем внизу пить пиво. (Не хотелось, но стало обидно! Экс-глава Центробанка Виктор Геращенко сгоряча пообещал специально спуститься и раздавить баночку-другую "Золотой бочки".)

Ну а что дают поверхности мысли миллионов, перемещающихся внизу? Все эти люди, которым по крайней мере два раза за время любой поездки в любом направлении "верхние" недвусмысленно намекают по репродуктору на ответственность "не только юридических, но и физических лиц" (как-то я каждый раз упускаю, по поводу чего возникает эта ответственность).

На самом деле это неизвестно.

Но известно, что если непредвзято взглянуть на схему Московского метро незашоренным взглядом, то вдруг поразишься, какая она вся правильная, почти магическая, масонская. Не такая, как в либеральном Парижске, где, например, все разбросано и нет центра. Где нет автоматических дверей, а люди дергают по старинке за какую-то рукоятку, как будто застряв в своей Французской революции. Тут, у нас, не так, как там. И отсчет времени - другой, не от убывающего поезда, а по прибывающему, чему вдруг однажды возмутился Бовт, возмущаясь чем-то другим:

" Помните - когда отходит очередной поезд, то на табло "обнуляется" время и начинается отсчет секунд и минут, они показывают, сколько секунд назад ушел последний поезд? Между тем нормальная человеческая логика подсказывает, что пассажирам вообще-то было бы удобнее и интереснее знать, когда придет следующий поезд, а не отсчитывать время после ушедшего. Но информация в метро организована согласно совершенно другой логике, не совсем "пассажирской".

Однако по однажды заведенному распорядку мы будем по-прежнему отсчитывать время по ушедшему поезду, стоять справа, проходить слева и поражаться, каким правильным концентрическим кругом со сталинских времен закручено движение по "Кольцевой". И как все линии тут стремятся к центру, перенаправляя наши помыслы и жизненные планы к Кремлю, к его лидерам.

Это идеальная машина.

И вся эта машина каждый день, пока светит солнце, будет крутить и крутить вокруг Кремля миллионы и миллионы москвичей, миллионы и миллионы приезжих. Когда-то так попались Леон Фейхтвангер и Рабиндранат Тагор. Что ж удивляться, что, когда они выходят из-под нашей земли на нашу поверхность, они продолжают по инерции строить столь же идеальный, как кристалл, моноцентристский мир.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67